Когда я только начала убирать плитку, в дверь прозвенел звонок.

Я спустилась с лестницы и пошла открывать дверь.

Открыв её, увидела рыжеволосую девушку, с ярко-красными губами, в пальто, и под ним явно ничего не было кроме белья. На ногах туфли.

И это она в такой холод и в таком виде сюда, к Фридриху? Я опешила. На вид типичная девочка по вызову. Слишком уж вызывающе одета.

Стоит, натянув улыбку, и спрашивает:

– Не знала, что Фриди имеет домработницу. — окинув меня взглядом, словно мусор увидела, продолжает, – А где он, кстати?

Ну конечно, в красной косынке в белый горошек, в старой розовой футболке и джинсовом комбезе, да в старых шлёпанцах, на кого мне быть похожей, если не на домработницу? Только на Джамшута. Правда, моноброви, усов и акцента не хватает.

– Для начала здравствуйте. Он болеет. А вы кто?

– Света, кто там? — доносится из гостиной голос доктора.

Чуть не вырвалось «проститутка». Но решила промолчать, а затем подобрать более подходящие слова:

– Рыжая девушка, явно к вам на ночь.

– Что значит на ночь? — доносится из гостиной. И замечаю, как он припрыгивает в коридор на одной ноге и, оценивающим взглядом, смотрит на эту бесстыжую, его глаза чуть ли из орбит не вылазят, от увиденного:

– И зачем ты здесь?

– Фриди, я к тебе. Я соскучилась. — лилейным голоском поёт она. Фу, противная.

– Ну-ка вон отсюда. И чтоб я больше тебя в подобном виде не видел. — рявкает он, указывая пальцем на лестничную клетку.

– Фри-и-и-иди-и-и-и, — надувает она свои яркие губки.

– Я всё сказал. Проваливай. — захлопывает дверь перед моим носом и, развернувшись, смотрит на меня, — А ты чего стоишь? Иди в ванную и продолжай отрабатывать косяк.

Хватает меня за плечи, разворачивает и практически толкает в ванную. Да он обнаглел.

Он вообще нормальный? Я-то здесь причём? Какая-то девица ходит здесь полуголая, а зло срывает на мне? Кстати, для больного он очень даже неплохо ходит. Так, ладно. Пора браться за дело.

Захожу в ванную. Забираюсь на лестницу и начинаю стучать молотком по плитке. И нечаянно попадаю молотком по пальцу, и так прилично, что из глаз искры летят. Я срываюсь на крик от боли. И не успев сойти с лестницы цепляюсь ногой и падаю, не успев её вытащить.

Мощный грохот и я на полу, глаза в кучу, всё кружится и, кажется, даже лестница поперёк ванной упала.

И кто бы мог подумать, в ванной в ту же секунду оказывается доктор собственной персоны и, оценив обстановку, из его уст летит отборный мат. Он ставит лестницу на место и подскакивает ко мне:

– Ты как? Что-то болит? Где болит?

А я лежу и никак не могу сфокусировать взгляд. И с трудом выдавливаю из себя ответ:

– Больно палец и, кажется, я вывихнула ногу.

Он осматривает меня и, только задев мою лодыжку, замечает, как я дёргаю ногой от боли.

Он подхватывает меня на руки и несёт в таком состоянии в гостиную на диван, на котором только что сам лежал. Успеваю заметить, что и нога у него, похоже, не так уж и болит. Он полностью наступает на стопу. Значит, он всё это время притворялся. Ладно. Я позже с этим разберусь. Сейчас бы вопрос с пальцем и ногой решить. Больно же!

Приносит аптечку и садится на край дивана. Берёт мою лодыжку, и когда он её прощупывает, я дёргаю ногой:

– Поаккуратнее. — выставляет ладони вперёд и отворачивается на случай удара ногой, – Опять мне нос разобьёшь. Тогда точно накажу.

Сложив руки на груди, забываюсь, что прищемила молотком палец. Айкаю от боли. Фыркаю ему в ответ и отворачиваюсь. Какая Фифа тоже мне.

Он несёт мне холод для пальца и мазь. А на больную ногу накладывает эластичный бинт, который достаёт из той же аптечки. Не доктор, а золото!

– Бедовая. Всё. Больше ничего не трогай в этой квартире. Иначе, опять что-нибудь натворишь!

Кажется, теперь его очередь ухаживать за мной.

Фридрих.

Всё. Никакого ремонта. Иначе эта бедовая нас обоих инвалидами сделает.

Съездили в клинику, сделали снимок. Оказалось, это был просто растяжение. Но какие-либо нагрузки врач запретил.

Звонил Андрею, интересовался здоровьем Оли. Вроде всё налаживается. Через два дня её выпишут, и они улетят в Россию. А значит, мой отпуск пока продолжается. Иначе на кого оставить Софи и Свету.

Утром девочки встают, и я сообщаю им, что мы едем к моей бабушке в пригород. Там свежий воздух, огромное количество снега и шикарная природа. Там и восстановим ногу Свете. Всё равно физические нагрузки запрещены. Будет отдыхать.

Собираемся и выезжаем. Бабушка радушно нас встречает. Всех. Кроме Светы!

Входим в дом и начинаются её причитания:

– Я так понимаю, мой внук слетел с катушек.

– Бабуль, не начинай. Куда я её дену? Не одну же её оставлять. Это было бы бесчеловечно. — произношу тихо, чтобы Света не услышала.

– Какой ты у меня добрый мальчик. Вот потому что добрый, такие как она на тебя и вешаются.

Конечно, вешается. Если бы она это делала ещё!

– Бабушка, она на меня не вешается, и к тому же она скоро улетит в Россию. Успокойся. Олю выпишут, и они все вместе покинут Россию.

Но и на этом бабуля не останавливается:

– Это же надо было, такую девушку потерять. — бубнит под нос бабушка.

Всё, больше этого я слушать не могу.

– Если ты ещё слово про Олю скажешь, я больше сюда не приеду. А ещё хуже назло тебе женюсь на ком-нибудь. — угрожаю ей пальцем.

– На ком? — у бабули от шока палёно из рук выпало.

– Не знаю. — перевожу взгляд в сторону девчонок, что сидят и бурно что-то обсуждают и хихикают. Оценивающе приглядываюсь к Свете. А она ничего такая. Красивая. Правда, характер. Сложновато будет. И я ненароком выпаливаю, – Да хоть на Свете. Ты её невзлюбила. Вот назло тебе на ней и женюсь.

А про себя добавляю: если раньше времени она меня не убьёт за мои слова.

Как только заканчивается обед, мы тепло одеваемся и идём на улицу лепить снеговиков. Сегодня метель и снег липкий. Для Софи это приятные эмоции. А то, что она видела в стенах псих лечебницы? Да ничего хорошего.

Время пролетает незаметно, мы налепили много снеговиков и потратили всю бабулину морковь. Кому-то одели ведро на голову, кому-то повязали шарфы. Зато Софке было весело. Мы наигрались в снежки и очень мокрые пришли домой. Эти блондинки меня атаковали со счётом 10:3. Но... я отомстил — завалил снегом сперва одну, а потом вторую, пока она спасала первую от меня. Осталась без шапки, лохматая и очень-очень злая. Самая настоящая снежинка. Зато я узнал, что она боится щекотки. Чуть не оглушила меня своим визгом, пока я её щекотал. А София просто запрыгнула на меня в попытке остановить. Извалялись в снегу до красных щёк. Зашли домой, как сосульки. Но зато счастливые. У Софии разговоров теперь будет на весь вечер.

Развесили вещи. Я принёс Свете свой свитер белый, длинный и тёплый. И вязанные бабулей носки. Софие дали бабушкин пушистый халат. И сели за трапезу.

Ужин прошёл, и Света пошла укладывать Софи. Переодевшись в тёплую, светлую, вязанную бабушкой, кофту и брюки того же цвета, я разжёг камин и сидел рядом с ним, грелся.

Время было уже одиннадцать, когда из комнаты вышла Света.

Потягивается, зевает. И её совсем не смущает, что несмотря на то, что свитер, который я ей дал, длинный, он всё равно задирается и оголяет её красивые ноги:

– Я думал, ты спишь. — отворачиваюсь к камину, чтобы не выдать свою неправильную реакцию на неё.

– Спала. Кошмар приснился. Уснуть снова уже не смогла. И решила выйти, потому что увидела свет.

И началось... Света зачихала. Потом зашмыгала носом.

– Присаживайся рядом, — похлопываю ладонью рядом с собой, приглашая её присесть. – Погрейся и выпей.

– Что это? — рассматривает жидкость в моём бокале сонным взглядом.

– Глинтвейн. Выпей. Согреешься. Наутро будет легче.

Мотает головой. Но присаживается рядом. Обнимает руками коленки и смотрит на пламя в камин.