Справятся — балл им в пользу того, чтобы остаться. Нет — сразу вылетают. Но будут учитываться и сроки работы. Работник, который работал в компании два или три месяца не может знать все, в отличии от того, кто проработал полгода и более.

Пока работники первого отдела справляются, я подхожу к окну, чтобы взглянуть на улицу, и почти сразу замечаю у выхода из офиса Лику. К ней подходят мужчина и одна из моих сотрудниц в возрасте, почти сразу создав в моей голове предположение о личностях подошедших.

Мужчина приобнимает Лику за талию, и они втроем уходят в сторону парковки.

— Ром, — подзываю мужчину, который моментально оказывается рядом. — Это та женщина, о которой ты говорил? С сыном которой роман у Лики?

— Да, — кивает он. — Елена Степановна Голенько.

— Почему она ушла с рабочего места? — уточняю, словно он за это ответственен и знает причину.

— Если не ошибаюсь, то у их отдела сейчас обеденный перерыв. Некоторые уходят есть в столовую, а некоторые в пекарню за углом. Там подают легкие обеды за небольшую плату.

— Понял, — киваю. — Как вернется, эту Голенько в мой кабинет пригласи, — отдаю ему приказ.

Анжелика

С коробочкой пирожных “Прага” вхожу в лифт, как и еще две девчонки из нашего офиса, но из другого отдела. Имена мне их неизвестны, но в лицо хорошо запомнила. Все же на одни корпоративы ходим.

Девчонки встают позади меня. Одна из них выглядит расстроенной и чуть ли не плачущей.

— Да не трясись, Свет, — говорит одна из них другой. — Он нормальный, не уволит. Я слышала, что он одну беременную к себе в секретари перевел. А ведь мог вообще уволить. Все хорошо будет.

— Я все в том тесте перепутала! — восклицает та, что почти плачет, и теперь мне становятся понятны причины такого настроения.

— В тесте? — оборачиваюсь к ним, повторив то, что меня зацепило. — В каком тесте?

— Новый шеф устроил нам зачет на знание своих обязанностей. До твоего отдела, вероятнее всего, еще не дошли, — бросает она, пожав плечами. — Или ты та самая беременяшка, которую шеф к себе перевел? — указывает взглядом на мой живот, и я киваю.

— Я от волнения все перепутала, — тянет девчонка, рассказывая уже мне. — Я давно работаю, но не стрессоустойчивая. У меня от волнения буквы перед глазами плыть стали. Ну я и черкала наобум, чтобы вообще чистый бланк не сдавать.

— А мне не давали тест, — подхожу, погладив ее по плечу. — По-другому эксплуатирует гад этот. Заставил идти ему за пирожными.

— У тебя же пузо больше, чем ты сама, — восклицает девушка, забыв о своих слезах. — Он понимает, как сложно ходить с таким пузом? Я когда вынашивала дочь, после пятого месяца вообще из дома выйти не могла!

— Ну зато тест не дал, — хмыкаю. Прощаюсь с ними, пожелав удачи, и выхожу на нужном этаже.

Ковыляю до кабинета босса и вхожу без стука, решив нарушить границы Медведева вконец, но внутри мужчины не оказывается.

Чего нельзя сказать о записке на его столе.

“Половина торта твоя, половина моя.” — написано на листе, а на нем пара пакетиков чая.

Оглядываюсь по сторонам и решаю, что так и сделаю. Съем чертову половину из вредности, чтобы ему меньше не досталось. И вообще, поделю так, чтобы ему меньше половины осталось.

Завариваю себе чай, открываю коробку с пирожными и хомячу все, сидя на месте босса.

Мое место мне показано не было, поэтому сижу там, где удобно. К тому же кресло у Дорофеева с массажным эффектом, снимает напряжение со спины небеременного человека, что уж сказать обо мне и моем позвоночнике, который кричит о помощи.

Дверь в кабинет открывается, и Медведев заходит вальяжной и расслабленной походкой. Подходит к столу и останавливается около меня. Я же даже не думаю вставать. Мне хорошо, и даже танком меня отсюда не выгнать.

— Удобно? — интересуется с усмешкой.

— Очень, — отвечаю, кусая пирожное. — Вставать не собираюсь, — говорю с набитым ртом.

— Мне пока не нужно кресло, — хмыкает он и протягивает мне флешку. — Папка “тесты”, распечатать каждый тест в количестве двадцати штук. После из блокнота, — касается ежедневника на краю стола, — перенести все в электронный журнал. Файл “электронный журнал” можно найти на флешке.

— Все?

— Пока да, — кивает и забирает мой остывший чай себе, как и то, что осталось от пирожных. — И чай себе новый сделай.

Смотрю ему вслед, на то, как он уходит со всем этим к столику и принимается совершенно спокойно есть.

— А ничего, что это был мой чай? — не выдерживаю, возмущенно напомнив о том, что, вообще-то, так нельзя!

— Ничего, — пожимает плечами.

— Я уже сделала из него несколько глотков, — восклицаю. — Там мои микробы!

— Я не брезглив.

— Чего ты добиваешься?! — рычу и скрещиваю руки на груди. — Выбесить меня хочешь?

— А чего ты ожидаешь, приводя на работу личную жизнь? — в тон мне отвечает.

— А ты ревнуешь?

— Я не умею так быстро забывать людей и чувства к ним, как ты. Поэтому да, ревную, Лика! — восклицает он, зло, поджав губы и убрав с лица улыбку.

— Ты не умеешь?! — возмущенно переспрашиваю. — А не ты ли перечеркнул все, что между нами было?

— А ты думала, что я за тобой буду бегать? — тянет он. — Я дал тебе возможность, но ты выбрала другой путь. Каждый из нас счастлив. Выбрал то, что ему нужно было. Я карьеру, а ты семью. Так к чему все это?

— К тому, что каждый получил то, чего хотел! — выкрикиваю. — И ты не имеешь права на ревность.

— Не каждый получил то, чего хотел. Лишь ты… — шепчет и покидает кабинет, оставив надкушенное пирожное и недопитый чай на столике.

Илья

Я всегда хотел Лику. Бизнес был моим помощником на пути к ее счастью. Он давал деньги, а деньги помогали мне видеть ее улыбку и радость после каждого подарка. За это я был готов продать душу, не то что работать целыми днями.

Но она никогда этого не понимала.

Мой отец сто раз был прав, когда говорил, что мужчинами руководят мысли, а женщинами чувства.

Она чувствовала себя одиноко и думала, что я раз за разом делаю выбор в пользу семейного наследия. Но я каждый раз выбирал ее и ее улыбку.

“ — Ты должен принять решение, едешь ты в Германию или нет. Сейчас, Илья, — тянет отец, строго и ответственно глядя на меня. — На кону процветание нашего семейного бизнеса, сынок! Лететь надо сегодня, иначе все потеряем!

— Пап, может, завтра? — с жалостью прошу его, нервно поглядывая на часы. — Мы снова поссорились с Ликой. Я хотел сегодня помириться, сделать ей предложение и закончить со всеми ее сомнениями. Заказал уже столик в ресторане, цветы, музыкантов. Все по высшему разряду для предложения, которое она запомнит и будет потом нашим детям рассказывать.

— Это все можно сделать и в Германии, — протягивает он мне билеты и два паспорта. — Я знал, что ты один не полетишь.

Открываю паспорта и в одном вижу данные Анжелики. И билет на ее имя. Все, чтобы она полетела со мной.

Отец прекрасно знает о моих чувствах к ней, поэтому… даже удивляться не стоит. И все же приятно удивлен.

— Ты все предусмотрел, — с улыбкой тяну.

— Не все, — признается, погрустнев в следующую секунду. — Я лечу с вами. И нам нужно сейчас разделиться. Я еду в офис за документами, а ты езжай в свою квартиру за делом, над которым мы работали последние полгода.

— А… — начинаю, взглянув на время. — Как я успею Лику забрать?

— Позвони ей! Пусть берет такси и сразу в аэропорт едет! — восклицает он.

— Да сотню раз уже пытался, — злюсь на упрямицу. — Не берет трубку!

— Тогда остается лишь один вариант, — пожимает он плечами и достает ручку с бумагой. — Напиши ей письмо и передай документы, билет и записку вместе с водителем. Обязательно напиши, что любишь ее и просишь поехать с тобой. А если не примет от водителя, то через полторы недели вернешься, и поговорите. Отпущу тебя на день к упрямице.