Тут он улыбнулся, и она снова увидела знакомые ямочки на щеках, единственный несовершенный зуб, окруженный белоснежным великолепием своих собратьев, и морщинки, собиравшиеся у краешков глаз, когда он смеялся.
– До тех пор, пока я не выразил непоколебимое желание войти к тебе в номер, меня держали в общем-то за нормального человека. Видишь ли, как только в гостинице упомянули твое имя, я мигом превратился из незлобивого актера-неудачника в буйнопомешанного насильника.
Дини от удивления приоткрыла рот. Кит тем временем продолжал:
– Я, видишь ли, очень старался разыскать тебя, но Лондон так переменился… Пожалуй, за последние пятьдесят лет в нем произошло больше перемен, чем за пять предшествующих второй мировой войне веков.
Натан Бернс громко сопел, слушая всю эту галиматью, но на него не обращали внимания.
– О, Кит, но мне никто не сказал, что ты меня разыскиваешь. А что же случилось потом?
– Потом? Когда я пытался разыскать тебя и бегал по Лондону, то почувствовал себя – хм – несколько странно. Ну а после того, как я попытался штурмом взять гостиницу, где ты остановилась, мне предоставили очень милую комнатку в… Приют для душевнобольных, так, кажется, называется это место? – Он рассмеялся, но смех прозвучал совсем невесело. – Со мной вместе находился один забавный молодой человек, который был искренне убежден, что он – Бетт Дэвис.
– Бетт Дэвис?
– Он был весьма мил, этот парень. Плохо только одно – все норовил изображать сцены из последних фильмов с ее участием и постоянно орал: пристегните ремни, нас ожидает весьма трясучая ночь… Хотя, черт меня побери, если я понимаю, что он хотел этим сказать. Еще он вечно гасил воображаемые сигареты и уверял, что в комнате очень накурено.
– Боже, – только и могла выговорить Дини.
– Так вот, они пичкали меня очень полезными таблетками и записывали слово в слово то, что я говорил, а я, признаться, любил тогда поболтать. Кроме того, мне задавали вопросы, на которые я не знал, что ответить. К примеру, меня спрашивали, не был ли я лунатиком или не представлял ли я себя в качестве Джуди Фостер.
– Кит… Он напрягся.
– Ты была великолепна сегодня, Дини. Признаться, я и представления не имел, что ты… Я просто не понимал. Ты мне пыталась объяснить, а я не понимал.
Дини промолчала. Ей хотелось сообщить ему столько всего, что она просто не знала, с чего начать.
– Что это я снова разболтался, – сказал Кит, помрачнев. – Не смею вас больше задерживать своим присутствием, мисс Бейли. У вас есть все – слава, богатство, любимая работа. Зачем вам человек, который одним фактом своего существования будет напоминать вам о тех временах, когда вы столкнулись с настоящим бедствием, едва не стоившим вам жизни? Позвольте мне откланяться и отпустить вас к… вашим поклонникам.
Он отвесил ей короткий поклон и, повернувшись на каблуках, взялся за дверную ручку.
– Кит!
Он помедлил, продолжая стоять к ней спиной.
– Да?
– Куда ты? Где ты живешь сейчас?
Кит безвольно уронил голову на грудь. Казалось, он очень, очень устал.
– Я еду к своей сестре, – ответил он бесстрастно. – Теперь ее зовут леди Каролина Дейтон и она уже слишком взрослая дама, чтобы я мог называть ее «крошка Сис», как бывало когда-то. Ей, знаете ли, далеко за восемьдесят.
Дини все еще собиралась с силами, чтобы заговорить. Кит тем временем кашлянул, будто не знал, продолжать ему или нет.
– А ведь сегодня мой день рождения.
– О Кит, – едва слышно прошептала она.
– Мне исполнилось четыреста семьдесят девять лет.
– Поздравляю тебя, – нежно произнесла Дини и неожиданно для себя улыбнулась.
– Конечно, я не настаиваю на этой цифре. Это дело вкуса. Если хочешь, считай, что мне семьдесят девять. – Тут он снова повернулся к ней лицом. – Или тридцать пять.
Их глаза встретились. Во взгляде Кита читалось понимание и почти осязаемая ласка.
– Ладно, приятель, – решил вставить веское слово Натан Бернс, – пора тебе отсюда двигать. Я на своем веку насмотрелся на наркоманов и алкоголиков и боюсь, что ты один из них.
Дини машинально схватила бутылку – единственный подвернувшийся ей под руку предмет – и строго сказала:
– Прекрати, Натан.
Тот, однако, не послушался и положил руку на широкое плечо Кита. Положил и замер – такую несокрушимую силу ощутил он в мускулистом и поджаром теле незнакомца.
Кит и пальцем не пошевелил.
Он смотрел на тонкие пальцы Дини, сжимавшие горлышко бутылки. Но потом его внимание привлек один чрезвычайно любопытный предмет – на столе, за которым сидела Дини, стоял вставленный в серебряную рамку портрет молодого человека в форме Королевских вооруженных сил. У летчика были утомленные и потерянные глаза, а в руке он держал большую кружку с чаем.
– Дини, – произнес Кит хриплым от волнения голосом, – как же я тебя люблю!
Тяжелая бутылка из-под шампанского выскользнула из ослабевших пальцев Дини, а сама она оказалась в теплых и надежных объятиях Кита. Она вглядывалась в его лицо и видела, как серьезность постепенно сменилась выражением неодолимого желания. Дрожащей рукой она провела по его лицу и коснулась пальцем выпуклой, чувственной нижней губы. Она никак не могла избавиться от страха, что он выйдет вот сейчас за дверь – и уже больше не вернется. Никогда…
Но Кит не был призраком, наоборот – она собственной грудью, крепко-накрепко прижатой к его торсу, чувствовала, как сильно и ритмично бьется его сердце. Дини спрятала голову у него на груди и омочила слезами довольно-таки мятую рубашку. Неожиданно Кит заговорил, будто отвечая на невысказанные мысли Дини:
– Если это – сумасшествие, то пусть оно продолжается как можно дольше. – И он приник к ее устам страстным, влажным и столь долго ожидаемым Дини поцелуем, заслонившим от нее весь остальной мир.
Под столом суетился Натан Бернс. С осколков бутылки натекла лужица шампанского, он смачивал пальцы в этом напитке богов и облизывал их.
Натан Бернс давненько не пробовал шампанского!
Завтрак на сервировочном столике оставался почти нетронутым. Только кофейные чашки стояли пустые. На белоснежной льняной салфетке, красовавшейся рядом с прибором, лежала свежая алая роза.
Простыни на кровати были смяты и сбиты в сторону. Две большие подушки в льняных наволочках с эмблемой дорчестерского отеля валялись на полу. Дини вздохнула и поудобнее устроилась на груди Кита. На ней был алый шелковый халат, на Ките – только простыня.
– Мне все еще кажется, что я сплю, – сообщила она и поцеловала его в грудь. – Нет, это лучше любого сна. – Дини поняла, что к Киту снова вернулось чувство юмора. – Лично мне и присниться не могло, что у нас с тобой будут настоящий туалет и ванная.
– Очень романтично.
Он засмеялся, но потом снова замолчал.
Дини почувствовала, как его рука, покоившаяся на ее плече, напряглась, и с любопытством подняла голову, чтобы выяснить, что с ним происходит.
Кит спокойно лежал со всклокоченными после бурной ночи волосами и смотрел поверх ее головы ничего не выражавшим взглядом.
– Ты знаешь, что произошло там после нашего, с позволения сказать, отъезда?
Дини ничего не надо было объяснять. Она слишком хорошо поняла, к чему он клонит.
– Я прочитала уйму книг об этом, Кит. Смешно сказать, но я пыталась в этих сухих исторических трудах найти следы твоего пребывания в эпохе Тюдоров.
– А ведь ты спасла ей жизнь, Дини. Об этом тебе известно? По всем тогдашним законам она должна была лишиться головы, но ты ее спасла. – В голосе Кита звучало удивление.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Уверен в этом, любовь моя. Кромвель собрал бы все нужные бумаги, а Генрих бы просто-напросто утвердил его решение. После твоего вмешательства королева Анна получила от Генриха титул «достопочтенной сестры короля» и жила себе припеваючи в Ричмонде. Из всех его жен она оказалась самой удачливой.
– Бедная Кэтрин Говард, – сочувственно вздохнула Дини. – Конечно, умной ее не назовешь, но ведь нельзя из-за этого рубить человеку голову. Ей бы в колледж поступить, а не в королевы. Дядюшка использовал ее – и в этом все дело.
