– Папа, дай наличных денег, – попросила Ирма, когда дочь с отцом расцеловались и выяснили на словах, что все друг у дружки в жизни и со здоровьем хорошо.

– А зачем тебе деньги? – поинтересовался старый Вальберс, – Игорь тебе разве мало дает?

– Нет, дает, просто у меня могут быть свои женские секреты, а ты ведь знаешь, что Игорь всегда требует расшифровки моих плат и счетов.

– Хорошо, дочка, – сказал старый Вальберс, – я дам, сколько тебе нужно?

Ирма хотела было уже сказать, что сама не знает, сколько нужно на то, чтобы нанять хорошего киллера, но про себя решила, что десяти тысяч для того, чтобы убить простую девочку – провинциалку – будет за глаза и за уши.

Игорь как то объяснял ей, когда на него было неудавшееся покушение, что для того, чтобы убить его, или другого бизнесмена его уровня, нужен киллер-профессионал, который возьмет за это с заказчика не менее трехсот тысяч.

Это потому что у Игоря есть своя служба безопасности, свои телохранители, бронированная машина и дом, напичканный электронными средствами защиты, и офис, набитый охранниками.

– А чтобы убить какого-нибудь ларечника, – говорил тогда Игорь, – какого-нибудь Рафика с метро Войковская, достаточно нанять бывшего спившегося прапорщика или мента, дать ему аванс в тысячу долларов, чтобы купил себе "волыну" на черном рынке, да потом еще три тысячи дать по исполнению, чтобы уехал к теще в деревню и залег на дно, покуда доблестная милиция это убийство на кого-нибудь другого не навесит…

Ирма запомнила.

Шесть тысяч будет достаточно.

Но у отца попросила дать ей десять тысяч, чтобы с лихвой хватило.

А уже после этого позвонила Джону.

– Джон, надо встретиться – Всегда готов, а зачем, если не секрет?

– Скажу при встрече…

Агаше нравилось работать на радио.

Даже больше, чем на телевидении.

Здесь витал какой-то дух абсолютной свободы что ли?

На эти утренние эфиры, правда, приходилось приезжать ни свет – ни заря.

Но зато, какое удовольствие, какой кайф было работать с Мирским.

И сама обхохочешься, и друзья потом все наперебой звонили, – ну ты Агашка там дала сегодня, ну вы там с Серегой примочили! Как вас только цензура пропускает ?

Однако, цензура не дремала.

– Опять Агаша на эфире слово "плять" сказала вчера, – грозил пальчиком программный директор, – уволю обоих, и Мирского и его стажерку.

– Не говорила я "плять", пля – буду, – божилась Агаша.

– А мне сигнализировали, что говорила, сразу после рекламного окна в начале третьей пятнадцатиминутки, перед Элтоном Джоном, Агаша сказала, что Элтон Джон – плять…

Ксютов с грозным выражением лица звал провинившихся в аппаратную, искал на контрольке запись вчерашнего эфира, перематывал до нужного места, – вот, послушайте!

Сережа Мирский и Агаша замирали возле колонок контрольной стойки… – а представЛЯТЬ программу следующей четверти часа будет Элтон Джон…

– Ну? – спрашивал Ксютова Мирский – Что, ну? – переспрашивал его Ксютов, – идите работайте, пока…

Мирский сперва Агаше не понравился.

Толстый, даже жирный.

Они в детстве таких били и называли жир-трест.

А когда Агаша стала женщиной, когда у нее стали случаться моменты близости с мужчинами, она и подумать не могла, что окажется в лапах жирного парня с большим животом и толстыми складками на пояснице.

Брррр.

Фу!

Противно…

Сама мысль о том, что парень, которому она отдастся, будет толстым и потным и у него при движении будут трястись жирные груди, превышающие размером ее собственные ладненькие ювелирные титечки, вызывала у Агаши мерзостное отвращение.

А Сережа Мирский был самым натуральным жирдяем.

Он специально носил широченные слаксы и огромного размера ти-шортки – ХХХХХХХL Но тем не менее, все равно, жировые опоясывающие его отложения, выпирали поверх штанов, натягивая ткань футболки, как будто под нею у него было целое ведро украденного в домовой кухне студня, зачем-то спрятанного теперь там под одеждой и дрожащего при любом его движении…

Так что, вначале их знакомства, Сережа не имел у нее никаких шансов, о чем Агаша сразу дала ему понять.

А Сережа намекал.

Сам то он о себе, как о мужчине был самого высокого мнения. Даже завышенного.

Самоуверенность его была ничуть не ниже, чем у накаченного в спортивном зале красавца-культуриста, когда тот выходит на пляж, очаровывать загорелых красавиц.

Это часто бывает у толстых и низкорослых парней, когда свои физические недостатки они начинают компенсировать изысканным остроумием и неистребимым нахальством. И часто в этой борьбе с собственными комплексами, толстых и умных мальчиков так заносит, что по инерции они выезжают на такую опасную встречную полосу самоуверенного нахальства, куда даже записные красавцы с телами аполлонов – не смеют забираться.

Так было и с Сережей Мирским.

Едва завидев красивую девушку, он сразу принимался набиваться в любовники.

Некоторым девушкам это импонировало.

И порою, Сережа добивался своего.

Но как поняла Агаша, проведя с Мирским пять или шесть эфиров, она поняла, что девушки у Мирского нет.

Странно.

Странно ей было и от того, что фанаток, этих полу-сумасшедших дурочек, что приезжали к началу Сережиного эфира и стояли не вынимая из ушей проводочков с наушниками радио-плееров, настроенных на волну Москва-Сити-Эф-Эм, стояли там на улице нгапротив входа в АСБ-2 до самого выхода Сережи издания радио, этих фанаток Сережа тоже обходил.

– Как же так? – удивлялась Агаша, – это же бесплатные дармовые любовницы! А он их сторонится, бегает от них.

Диск-жокейша Лена, та самая, которую Ксютов ругал на том знаменитом собрании, говорила Агаше, что Серега голубой.

Лена приходила как раз к двенадцати, менять Мирского и Агашу.

Она тихо заходила в студию за пятнадцать минут до конца их эфира и тихохонько готовила свою программу, изучая распечатку плей-листа и расписание рекламы.

Потом, когда Серега убегал в аппаратную к программному директору, послушать контрольку, у Агаши было обычно минут десять для того, чтобы пообщаться с Леной.

Лена была стройненькая, но какая-то по особому мягкая девушка с натурально льняными волосами. Агаша обожала мягких натуральных блондинок, буквально к ним благоговела.

– Серега? – пожимая плечиками говорила Лена, – да он голубой.

– Ну да? – сомневалась Агаша, – он же ко мне клеился, да и к Ирме Вальберс тоже.

– Это ничего не значит, – говорила Леночка, – они для маскировки делают вид, что их интересуют женщины.

– Ну, а друг у него есть? – интересовалась Агаша.

– Друг? – переспрашивала Леночка, перебирая диски и картриджи, – а он вроде как с этим, – и Лена называла громкое известное в телевизионных кругах имя.

Но тем не менее, работать с Сережей на эфире было одним огромным удовольствием.

На их программе "Вставай, Москва" они, казалось, могли творить все что им заблагорассудится.

Серега Мирский ругал на чем свет стоит гаишников, что создают пробки и думают только о взятках, подтрунивал над московским начальством, которое не вникает в чаяния простых москвичей, откровенно смеялся над любителями мыльных сериалов и над футбольными фанатами… Он даже позволял себе некоторые анекдотцы про кавказцев, в смягченном, правда, варианте, где обычно, если в частной речи он говорил "хачик" и "черножопый",то на эфире он заменял эти слова на "инородец", "едок шавермы" и "кавказский чемпион".

Агаше тоже позволялось острить.

Сережа даже помог Агаше найти свою жилу.

То есть, определить для нее ту область человеческой глупости, в сторону которой она и будет метать стрелы своего остроумия.

Так на втором их эфире Серега принялся допытываться у Агаши, чьи пристальные взгляды в метро ей наиболее противны?