Та-а-ак! Так это она в моем сне мои чемоданы украла…

И ее за это найдут и убъют, значит…

Ирма доехала до Космоса на каком-то внутреннем автопилоте.

Неужели дядя Ян Карлович из Юрмалы был прав?

Неужели дядя был прав, когда как-то заметил Ирме, маленькой Ирме, когда та оторвала голову кукле по имени Лайма, что из Ирмы вырастет хорошенькая миленькая гестаповка?

В аппаратной, которая заменяла Ксютову кабинет, мерцала огоньками эфирная стойка с оконечным эквалайзером. Ирме как-то долго и тупо (с явной скидкой на ее прибалтийскую блондинистость) объясняли назначение этой эфирной стойки, что после нее, звуковой сигнал радиостанции уже уходит на башню, где стоит десятикиловаттный передатчик Руде унд Шварц, ктороый потом отдает усиленный сигнал на антенны, расположенные на башне на отметке двести десять метров. А еще Ирме объясняли, что эквалайзер на этой стойке выстраивается один раз в пол-года, выстраивается специально нанятыми инженерами из одной очень авторитетной конторы, и что те, после настройки опечатывают эквалайзер, чтобы никто на радиостанции не мог бы самостоятельно подкрутить частоты туда или сюда, если кому-то вдруг захочется прибавить низеньких…

Ксютов приветливо улыбался, хотя чуткая на эмоции Ирма понимала, что он не очень то рад ее визиту.

– Ну что, предал ты меня, Ксютов, изменник? – с шутливым вызовом спросила Ирма.

– Ирмочка, – с самой доброй и смущенной улыбкой разводя руки, отвечал Ксютов, – ну кто же тебя королеву всех красавиц способен предать?

– А вот ты и способен.

– Я твой самый верный паж, Ирмочка.

– А вот самый верный паж и вдруг изменил мне в пользу какой то Агашки…

– Ах, Ирмочка, я раб лампы, а лампа это формат радиостанции, – снова смущенно разводя руки, сказал Ксютов.

– Только не надо мне сказок про формат радиостанции, я тебя умоляю, – покачала головой Ирма, – ты эту басню можешь вон той провинциалочке рассказать, но не мне.

Ирма мотнула головой в сторону звуконепроницаемого окна, за которым была видна студия, а в ней пульт "Саундкрафт" и за этим пультом возле двух свешивающихся с колодезьных журавлей микрофонов сидели Мирский и Агата. Сидели и беззвучно для Ксютова и для Ирмы шевелили губами, по их несерьезному и возбужденному виду явно произнося какие-то задорные веселости.

– Вон ей можешь рассказать байки про рабство директора лампе формата, она провинциалка тебе поверит, а я то знаю, что все денег стоит, – с какой-то агрессивной горечью выпалила Ирма, – сколько тебе Дюрыгин за ее эфир денег дал?

– Ирмочка, ни копейки никто мне не дал, ты же знаешь, я денег не беру, – развел руками Ксютов.

– Знаю не берешь, – хмыкнула Ирма, – по малу не берешь. Будто бы я не знаю, сколько мой Игорь за меня тебе и Полеситскому давал!

– Слушай, Ирма, мне твои ревнивые бредни надоели, – поморщившись, сказал Ксютов, – есть что-то конструктивное, давай, а нету, на нет и суда нет, разбежались, потому как у каждого времени в обрез.

– Конструктивное? – переспросила Ирма, – а верни мне утренний эфир с Мирским вместо этой тверской шлюхи, вот и конструктивное.

– Нет, пока ничего не получится, – с неожиданной сталью в голосе ответил Ксютов.

– А что значит в твоей фразе слово пока? – спросила Ирма.

– Ну, всегда в любом деле есть оговорка на форсмажор, – сделав гримаску, ответил Ксютов.

– Какой форсмажор? – с настойчивостью прибалтийской блондинки спросила Ирма.

Ксютов явно уже с трудом сдерживал себя.

– Какой-какой, ну например помрет Агашка, вот тебе и форсмажор…

Ирме снова приснился сон.

На этот раз попросту ужасный сон.

Будто бы она ехала по Москве в новом темно-сером кабриолете и вдруг видит, посреди Кутузовского проспекта, не доезжая Триумфальной арки, стоят в левом ряду две машины с подъемными люльками и там в этих поднятых гидро-рукой подъемника люльках стоят рабочие в оранжевых комбинезонах и снимают растяжку с рекламным плакатом. С рекламным плакатом, на котором была она – Ирма Вальберс. И вместо этой растяжки, вместо этого плаката они вешают другой, на котором изображена Агаша…

И потом эти рабочие вдруг роняют полотнище, как раз, когда под ними проезжала Ирма в своем открытом автомобиле. И полотнище падает… Падает прямо на нее.

Утром вышла в столовую и там опять застала Игоря с Димой Поповым.

Но на этот раз прятаться не стала.

Приветливо улыбнулась, поздоровалась, как воспитанная девочка…

Налила кофе себе и предложила Диме Попову, но тот вежливо отказался.

Они опять перетирали с мужем что-то секретное и она явно им помешала.

Ирма выпила свой кофе и удаляясь к себе наверх, попросила Диму, если тому будет не трудно, довезти ее потом до Москвы до центра, а там дальше она сама на такси…

Дима и Игорь не возражали – это было обычным делом, чтобы Ирму отвозить на офисной служебной машине.

По дороге Ирма все не решалась начать задуманного ею разговора, но перед МКАДом встали в плотной пробке и Ирма пару раз нервно откашлявшись, вдруг спросила, – а что, Дима, дорого сейчас стоит нанять хорошего киллера?

Дима ничуть не изумился. Даром что ли бывший спецназовец – нервы стальные.

– А что значит хорошего? – невозмутимо спросил Дима.

– Ну, чтобы значит и дело сделал, и в случае чего заказчика не выдал, – сглотнув слюну. Ответила Ирма.

– Зависит от сложности, – скучающим взглядом окидывая впереди стоящие машины, ответил Дима, – президент фирмы, которого хорошо охраняют, это одна цена, а какой-нибудь никчемный задолжавший уличный сутенеришка – совсем другая цена.

– А проститутку девчонку убить? Сколько будет стоить? – спросила Ирма.

– Такую что вон у столба стоит? – уточнил Дима, – за триста грюников можно исполнителя найти…

Вообще, Дима был обязан донести Игорю Массарскому на его жену, что та интересовалась, сколько стоит киллер.

Так того требовал кодекс начальника службы безопасности.

Но буквально в этот же день на фирму Массарского, на его Инвест-Алекс-групп навалились триста несчастий.

Налоговая полиция, спецназ, выемка документов…

Не до бабьих глупостей им с Игорем было…

Когда позвонила Ирма, от вице-президента правления Алекс-Групп Игоря Массарского только что вышли люди из генеральной прокуратуры.

– Ты мне сейчас очень некстати звонишь, – раздраженно сказал Игорь, – давай вечером дома обсудим твои проблемы.

Вечером обсудить проблемы Ирмы в семейном кругу тоже не получилось.

Игорь до полуночи просидел со своими адвокатами, решая, как выкрутиться в условиях жесткого прессинга, под который угодила их компания, попав в немилость к руководству администрации Президента.

Игорю было не до того.

Его чуть живого привезла охрана и он едва раздевшись, рухнул в кровать, даже не сказав жене "спокойной ночи".

На утро Ирма попыталась было завести разговор о сопернице, но Игорь был настолько погружен в свои проблемы, что слушал жену даже не в пол-уха, а в четверть или в одну восьмую, отвечая невпопад или вообще не отвечая на ее пространные пассажи о соперничестве на телевидении.

– А твои люди из охраны, они могли бы ее убить? – спросила-таки Ирма, когда Игорь уже собрался уходить.

– Убить? Кого убить? – переспросил Игорь.

– Да ну тебя, ты, оказывается и не слушал меня, тебе на меня наплевать, – в сердцах посетовала Ирма.

Глаза ее были исполнены печали.

Игорь уехал.

Оставалось разве что отправиться к отцу – к Генриху Карловичу Вальберсу, бывшему члену ЦК партии, ныне работнику Алекс-групп, возглавляющему отдел внешних связей со странами ближнего зарубежья.