Не успели мы расположиться за столом в моей квартире, как за нами туда воспоследовал готовый шашлык с выпивкой и «переговоры» продолжились в соответствующей обстановке. А гвоздем их стал просмотр записи невзоровского телефильма «Геренбойский батальон». Запись привезла моя жена из Москвы, так как в Ереване из-за перебоев с электричеством эту передачу никто не видел. Невзоров сделал фильм с симпатией к азербайджанскому воинству, но умудрился показать его в таком виде, что солдаты вызывали жалость, а их командиры, особенно хам-полковник, омерзение, но никак не сочувствие, а тем более уважение. Паника в стане противника, запечатленная камерой Невзорова, говорила о том, что не так страшен черт, как его рисует себе фантазия блокадника. Поэтому фильм стоило показать широкой публике, чтобы взбодрить народ после тяжелой зимы. По инициативе моих гостей его прокрутили несколько раз по армянскому телевидению. Смотрели его и в Нагорном Карабахе, где, как оказалось, вот-вот должны были начаться интересные события.

После Хасбулатова до конца года с официальными гостями из Москвы в Армении дело обстояло ниже среднего. Да еще в апреле отменили «саммит» СНГ в Ереване, чтобы не раздражать азербайджанцев. Правда, с тех пор перестали вообще проводить такие встречи поочередно в столицах стран-членов, что весьма подорвало перспективы Содружества. Постоянным председателем сделали Ельцина. Это запахло «ведущей ролью» России, да она и сама умудрилась в одном из указов президента с чудным названием «Стратегический курс России с государствами-участниками СНГ», изданном 14 сентября 1995 года, эту ведущую роль себе присвоить. Но еще задолго до этого указа, как раз в апреле 1993-го, распоряжением Ельцина были утверждены «Основные положения концепции внешней политики Российской Федерации», в которых – ни слова об уважении права народов на самоопределение, ну а без этого невозможно устойчивое существование любого международного объединения. «Саммит» в Ереване не состоялся, но ремонт дорог и зданий, затеянный по этому случаю, пошел на пользу городу.

В мае в Ереване совещались министры внутренних дел большинства республик бывшего Союза. Не было только представителей Азербайджана, Молдавии и Литвы. Из Москвы приехал Виктор Ерин, который, как мне потом рассказывали (я хоронил брата в Москве), очень тепло общался с армянским министром Вано Сирадегяном, а тот демонстрировал свое расположение к российскому министру. Само же совещание носило практический характер. Обсуждали детали техники обеспечения оперативной деятельности угрозысков, а МВД России и Армении договорились о сотрудничестве и на двусторонней основе.

И был еще ночной визит министра иностранных дел А.В.Козырева и министра безопасности В.П. Баранникова в сопровождении замминистра обороны Б.В. Громова, начальника погранвойск В.И. Шляхтина, заммининдел Б.Н. Пастухова и еще двух десятков сопровождающих лиц. Прилетели они в первом часу ночи 10 июня из Сухуми, где занимались абхазской проблемой. В Ереване оба министра плюс посол по особым поручениям Казимиров отделились от всех остальных и провели беседы сначала с армянским, а потом отдельно с карабахским руководством. Обсуждали, естественно, карабахские дела, пытаясь решить все наскоком и надеясь, что удастся сломить армян. Не вышло. Однако тосты за ночным пиршеством были благозвучные. Борис Николаевич Пастухов предложил даже за меня выпить.

Пока шли конфиденциальные переговоры, мы с ним обсудили дела, связанные с подбором здания для посольства. К этому моменту у меня уже появился оптимальный вариант. При поддержке Пастухова он и стал окончательным. Так что ночной визит оказался полезным, по крайней мере, для посольства. Летом, в августе, Ереван посетил министр просвещения Ткаченко. Подписали соглашение о сотрудничестве в области народного образования, предусматривающее в ряду прочих мер создание русской гимназии в Ереване.

В ноябре приезжала госделегация Олеандрова для подготовки очередной серии соглашений. И все. Наступила зима. Поездки в Ереван прекратились.

Этот существенный, на мой взгляд, пробел в отношениях в какой-то степени компенсировался довольно частыми полетами в Москву Левона Тер-Петросяна, Гранта Багратяна, вице-премьера Вигена Читечяна, Вазгена Саркисяна. И нового министра иностранных дел Вагана Папазяна.

Ваган Акопович Папазян родился в январе 1957 года в Ереване, в 1979 окончил иранское отделение факультета востоковедения ЕрГУ, в 1980-1991 гг. работал в Институте истории Академии наук, там защитил кандидатскую. В декабре 1991-го стал советником президента. Чуть меньше, чем через год, был назначен Временным поверенным в делах Армении во Франции. В феврале 1993 года в правительстве Гранта Багратяна занял пост министра иностранных дел. 3 марта я нанес ему первый визит.

Молодой министр подчеркивал, что отношения с Россией – самое главное во внешней политике Армении. Я сразу же поставил вопрос о ненормальности ситуации, сложившейся в результате фактического исчезновения госделегации Армении для переговоров с Россией после ухода в отставку осенью ее первого руководителя. Надо сказать, этот вопрос я регулярно ставил при каждом удобном случае перед президентом, вице-президентом, премьер-министром, встречал полное понимание, а делегация все не возрождалась и постоянного визави у нашего Олеандрова не было. В мае 1993 года Тер-Петросян договорился с Ельциным, что в Москве с армянами доверительный контакт на высоком уровне будет поддерживать Олег Николаевич Лобов. Даже вроде бы создали какую-то российско-армянскую экономическую комиссию. И в Ереване решили, что госделегация больше не нужна. Я же старался разубедить их в этом. И жизнь доказала, что я прав: ведь упомянутая комиссия так и не появилась на свет. Но потребовалось время. Решение о назначении руководителя армянской госделегации и о ее новом составе Тер-Петросян принял лишь весной 1994 года, когда сам убедился, что «совместная экономическая комиссия» – пустой звук.

Папазян сразу же попытался установить личный контакт с Козыревым, хотя бы по телефону, но не тут-то было. Его заместитель Георгий Казинян, которому он поручил договориться об этом, жаловался мне, что никак не может пробиться через козыревских помощников. «Хорошо бы устроить встречу наших министров хотя бы после визита Левона Тер-Петросяна в Париж, намеченного на 11-14 марта», – говорил Георгий. Тогда я по своей линии направил в Москву соответствующее предложение и позвонил по ВЧ в ДСНГ. Но пока безрезультатно.

В Ереване стало известно, что 1 марта Козырев встречался с турецкий министром иностранных дел Четином. Казинян пытался получить хоть какую-нибудь информацию, но три российских замминистра ничего путного ответить на его вопросы не могли.

– У нас думают, – сказал он, – что Москва что-то скрывает.

– А, может, эти замы просто не в курсе?

– Может быть, но есть и такое предположение: Козырев не велит ничего говорить армянам.

Я стал настаивать перед Москвой о направлении нам информации о встрече с Четином и, в конце концов, получил резюме содержания беседы, из которого явствовало, что с турками, наконец-то, поговорили откровенно, обратив их внимание на опасность формирования внешнеполитических позиций на основе конфессиональной и этнической близости и уступок крайним националистическим силам. Туркам, похоже, намекнули на недопустимость создания «клиентных отношений» с конфликтующими сторонами (имелись в виду боснийские турки и азербайджанцы в карабахском конфликте) и попыток совать нос в жизнь тюрков на территории бывшего Советского Союза, в том числе в Закавказье. Четин заверил Козырева, что правительство Турции не настроено допускать пантюркизм и панисламизм в свою политику, не стремится иметь зоны влияния в СНГ и намерено быть объективным в конфликтных ситуациях, но при этом хотело бы играть «особую региональную роль», согласуя свои действия с Россией. Как явствовало из полученного мною сообщения, российская сторона никаких ангажементов на себя не стала брать, но проявила готовность к сотрудничеству и поддержала идею совместной поездки обоих министров в Баку и Ереван, чтобы поставить вопрос о прекращении огня в Карабахе на условиях Минской группы СБСЕ. Поездка эта не состоялась, но беседу в том виде, в каком мне о ней рассказали, я счел полезной и информировал о ней Папазяна при нашей следующей встрече с ним 17 марта.