Это напоминало другие пакости дамы из «Оды», которая могла, например, возбудить составление списков на отъезд в Россию, обещая всяческую помощь… за счет посольства и ставя нас в ложное положение – ведь средствами-то для такой помощи мы не располагали.

Я обратился к русским людям в Армении со словами: «Не верьте данайцам, дары приносящим и какие-то льготы сулящим. Посольство сомнительные затеи, пахнущие вмешательством во внутренние дела Армении, не поддерживает».

И «Россия», и «Гармония» через прессу отвергли притязания деятельницы из «Оды» на представительство русской общины. Координационный совет «России», подчеркнув юридическую неграмотность и неэтичность утверждений основателей «российской общины», заявил, что это новообразование неправомочно представлять интересы русских, тем более на международных конгрессах.

Следующим актом господ из «Оды» была попытка присвоить гуманитарную помощь, инициированную «Россией». Было много хамства, хулиганства и… звонков из Москвы, даже из МИДа, которому пришлось разъяснять, что почем. Но об этом я, кажется, уже писал.

Упоминал я и о том, как связанные с «Одой» и КРО «деятели» с помощью кучки маргинальных борзописсцев, ностальгирующих по совковым порядкам, обрушились на меня за добрые отношения с армянским руководством, припомнив мне и проельцинскую позицию в октябре 1993 года. Русская община в лице ее законного представителя, каким по праву является общество «Россия», Междунардный центр русской культуры «Гармония», Общество дружбы «Армения – Россия», ветераны, творческие союзы, многие журналисты, политические деятели выступили на моей стороне, дав должный отпор агентам влияния КРО. Их пакостные выпады против посла России не поддержала ни одна политическая партия Армении, включая самые левые и насквозь оппозиционные.

Этот инцидент нисколько не повлиял на атмосферу последних месяцев моего пребывания в Армении, отсчет которых начался с февраля 1994 года, когда исполнилось два года со дня президентского указа о моем назначении послом в Армению. Для тех, кто первыми отправились на дипломатическую работу в страны «нового зарубежья», именно такой срок и установили как обязательный специальным приказом министра иностранных дел.

Кстати, об этом я сам напомнил на совещании послов.

Послов России в странах СНГ и Балтии собрали в Москве на совещание 17-19 января 1994 года. Перед нами трижды выступил Козырев, главная мысль которого сводилась к тому, что Россия не имеет имперских амбиций и не будет никому себя навязывать с помощью танков, но и просто так уходить из регионов, которые веками были сферой российских интересов, тоже не собирается, ибо уйти значит создать вакуум безопасности, который неизбежно заполнят силы, враждебные России. Очень правильная мысль. Ее бы г-ну Козыреву на практике придерживаться.

Делились своей информацией с нами заместители министров иностранных дел, обороны, сотрудничества со странами СНГ, финансов, внутренних дел, главком погранвойск, замдиректора Федеральной службы контрразведки, замдиректора Федеральной миграционной службы, руководители мидовских департаментов. Сказали свое слово и все послы, в основном каждый о своем. Я выступал утром второго дня. Борис Николаевич Пастухов, председательствовавший на этом заседании, предоставляя мне слово, очень тепло отозвался о после в Армении и дал мне сказать все, что я хотел.

А говорил я о разных вещах.

Прежде всего о необходимости серьезной внешнеполитической доктрины России в отношении всего нового зарубежья и Закавказья, в частности, подчеркнув при этом, что ближе всего к пониманию наших государственных интересов там подошли военные и пограничники. Особое внимание присутствующих я обратил на недопустимость дурного обращения с союзниками и показал, зачем России нужны Армения и Карабах, выступающие как преграда на пути имперских планов пантюркизма и его западных покровителей.

Я вновь повторил перед дипломатической, служилой и чиновничьей аудиторией, что политика не может сводиться к искусству возможного (любимая формула Козырева), политика – это искусство выбора, построенного на правильно понятых национальных интересах. И если мы, русские, не научимся делать такой выбор, от нас самих скоро ничего не останется. То, что не успела сделать семидесятилетняя интернационализация, доведет до логического конца «евразийская» идеология, для которой все едино, что турок, что казак, и которая уже внедряет в наше сознание такое замечательное понятие, как «тюрко-славянский супер-этнос». Вот только славянству с христианством при этом явно не сдобровать.

К числу базовых ориентиров для обеспечения интересов России в новом зарубежье я отнес сохранение нашего культурного присутствия, которое из-за нерасторопности и по глупости может постепенно растаять.

Я призвал переходить от деклараций в защиту «всех русскоязычных» к конкретной помощи русским и другим россиянам, оказавшимся за пределами России, и, в частности, создать механизм регулярной гуманитарной помощи с подключением средств, зарабатываемых консульскими отделами посольств.

Говорил я также о необходимости принципиального решения, стимулирующего восстановление деловых экономических и научно-технических связей вместо дублирования на территории России, того, что предлагают нам без особых дополнительных расходов Армения и другие бывшие республики СССР.

Я, естественно, воспользовался случаем, чтобы вновь поставить животрепещущие вопросы функционирования посольств – и не только в плане материального обеспечения их служб и сотрудников. Пришлось говорить и о налаживании информационных обратных связей и вообще политического взаимодействия между МИДом и посольствами, которое в те времена было на нуле.

По просьбе кадровиков я и в письменном виде дал подробный список моих предложений, включая повышение зарплаты. Все это пришлось повторить в мае того же года – в ответ на запрос затулинского комитета Госдумы по делам СНГ и связям с соотечественниками к парламентским слушаниям «О материальном и социальном положении сотрудников российской дипломатической службы». Важнейшим результатом этих демаршей явилось повышение ставки посла до 1200 долларов в месяц плюс 20% надбавки за особые условия (так называемые «гробовые», которые принято было доплачивать в «горячих точках»). Сам я смог воспользоваться этим повышением лишь в последние два месяца моего пребыания в Ереване.

Завершая свое выступление на совещании, я заметил, что неплохо бы более строго придерживаться двухлетнего срока пребывания в странах нового зарубежья, установленного в 1992 году, когда людей агитировали туда ехать.

Пастухов подал реплику:

– Что, на Сейшелы захотелось?

– А почему бы и нет? – отшутился я.

На Сейшелы я не поехал, а вот в план замен первых послов в новом зарубежье меня не преминули включить, но сделали это каким-то странным, келейным образом, даже не переговорив со мной предварительно, хотя во время совещания мне приходилось общаться с г-ном Козыревым не один раз, с его заместителями тоже.

После совещания я еще более десяти дней провел в Москве, участвовал во встречах послов с Козыревым, с Затулиным и его думским комитетом, с микитаевской комиссией, со службами материального обеспечения работы посольств нашего МИДа. Вместе с Полонским ходил в Госстрой к Ефиму Васину, где мы договорились о дальнейшей работе российского стройкомплекса в Гюмри на базе нашей федеральной собственности, по крайней мере, до 1995 года. 28 января я был в прямом эфире у Ксении Лариной на «Эхе Москвы».

На следующий день мы с женой были в театре Вахтангова на новой версии «Без вины виноватых» с Юлией Константиновной Борисовой, которой мы нанесли визит перед спектаклем и вспоминали, как некогда гуляли по Монмартру. Спектакль очень понравился. Я даже поучаствовал в нем, подав реплику Людмиле Максаковой – что-то насчет Парижа. Реплику спровоцировала сама актриса, сев рядом со мной. А я с удовольствием откликнулся.