Я добирался долго, пару раз терял сознание, но все – таки пришел. Потому что никого, ближе тебя, у меня на этом свете не осталось. И ты приняла меня. С тех пор я стал таким, как сейчас.

– Вот, собственно, и все, – вздохнув, закончил он, глядя на меня. Я почувствовала желание притянуть его к себе, обнять и защитить ото всех на свете.

Ну что ты так не меня смотришь… Ты же знаешь, что я и впрямь этого хочу. И ты хочешь того же, я это чувствую. – А три года назад мы встретились вновь. Но ты и сама это знаешь.

– Ты вырос, мальчик из разрушенной усадьбы. И стал мужчиной. Моим любимым мужчиной. И поэтому – то я и стала твоей женой, – тихо отозвалась я, глядя ему в глаза. – Но иногда, вот как сейчас, я смотрю на тебя, и вижу того самого мальчика, которого когда – то встретила и полюбила.

Он, просияв, подхватил меня на руки, и нам стало уже не до разговоров…

Через пару дней мы вернулись к этому разговору. Все произошло как – то само собой, я помню только, как проснулась посреди ночи от чувства неясной тревоги.

Арсения рядом не было.

Пару секунд мне потребовалось на то, чтобы это осознать, а потом вихрем слететь с кровати и в одной ночной сорочке броситься искать его.

В доме стояла странная, непривычная тишина. Ни тиканья часов, ни звука, ни шороха… Это было настолько противоестественно и пугающе, что я поежилась, на цыпочках спускаясь по лестнице. Где – то вдалеке завыли волки. Молодая луна звала их, мучая неясной тревогой и тоской, и они справлялись с ней, как умели, выплескивая накопившиеся чувства в стремительном беге через ночной лес и грустной Волчьей песне, которую я могла слушать часами. Мы оба могли слушать волчий вой ночами напролет.

Неожиданно тишина нарушилась странным звуком, больше всего похожим на… плач?

Тихий, почти беззвучный, но настолько щемящий душу и рвущий сердце, что мне стало страшно. Я чувствовала, что он здесь, дома, что он хочет побыть один…

Как чувствовала и то, что именно сейчас нужна ему как никогда в жизни.

Но я и представить не могла, что ему настолько плохо.

Он был в библиотеке. Сидел в глубоком старином кресео, забравшись в него с ногами, и, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом, плакал. Я осторожно подошла и села на ручку кресла. Потом, так же не говоря ни слова, обняла его и, прижав к себе, поцеловала в затылок. Он вздрогнул, поднял на меня измученные глаза и тихо спросил:

– Почему ты не спишь?

– Я почувствовала твой зов. Тебе плохо, я знаю. И не говори, будто бы я должна идти и отдыхать дальше, а ты подойдешь немного позже. Я тебя в таком состоянии не оставлю, – ответила я, еще нежнее обнимая его,казавшегося сейчас таким беззащитным и одиноким.

– Ты всегда меня чувствуешь, – вздохнул он, прижимаясь ко мне. – Это так приятно…

Когда кто – то знает, что на самом деле творится у тебя в душе. Но только если этот кто – то не желает тебе зла.

– Что с тобой? Я знаю, что тебе больно, но… Почему? Что с тобой случилось? – тихо спросила я. – Расскажи… Может быть, тебе станет легче. А я тебя пожалею, назову бедным зайкой и согрею теплого молока с медом. А потом расскажу сказку, подоткну одеяло, поцелую на ночь и скажу, что все будет хорошо. Хочешь?

– Было бы просто чудесно, – наконец улыбнулся он. – Но… Ты и впрямь хочешь слушать это?

– Да.

– Тогда слушай…

– Я слишком привык постоянно сдерживаться, и поэтому иногда у меня случаются срывы. Вот как сейчас. Но этого, к сожалению, не избежать.

Просто… Знаешь, иногда я думаю – а что я вообще хорошего в своей жизни видел?

И когда мне было плохо и больно, хоть кто – то поддержал меня, сказал, что все будет хорошо, и это просто временные трудности? Нет. Кроме тебя, никто и никогда такого не делал. Но… и ты не всегда была такой.

Когда на меня неожиданно свалилось бремя власти, я долго не мог прийти в себя, и пару раз был на волоске от смерти. У того, кто занимает такое положение, неожиданно появляется множество врагов. И порой ты и сам не знаешь, кто тебе друг, а кто враг. И любая откровенность может стать смертельной. Поэтому…

Приходится молчать. Скрывать лицо под маской холодности и независимости, делать вид, что ты и не живое существо вовсе, а какая – то мраморная статуя, которую ничто не может удивитть, напугать, обидеть… У которой вообще нет чувств.

Мне пришлось научиться быть сильным, выживать… Хотя порой мне ужасно хотелось умереть, и не терпеть больше этих мучений. Но я должен был продолжать жить, хотя бы ради тебя, зная, что однажды мы встретимся вновь, и я,может быть, наконец сумею завоевать твою любовь Но тогда мне больше не на что было рассчитывать, и это было моей единственной целью и единственнм утешением. Увидеть тебя живой… говорить с тобой… Видеть, как ты растешь, и из беспечного ребенка становишься взрослой женщиной. Помогать тебе, как никто не помог в свое время мне, потому что я не хотел, чтобы ты прошла через такой же ад, как и я.

Но иногда все – таки были моменты, когда я срывался. Пару раз я сам хотел уйти, оставить все, умереть… Я искал покоя и забвения, как будто бы на том свете они есть… Их нет. Их там никогда и не было. Но я привык думать, что смерть – это избавление от боли жизни. Я жил так почти четыреста лет. И я все – таки дождался того момента, когда ты появилась на свет. А потом, через пятнадцать лет, мы встретились вновь. Сейчас тебе восемнадцать, и ты за последний год прошла через тот самый ад, от которого я так хотел тебя уберечь. Ты пережила во сто крат больше, чем может вынести за это время обычный человек… но ты не человек, как и я. И ты все – таки осталась жить. Ты никогда не позволяла себе терять надежду.

И… Ты выбрала меня, как я и мечтал. Но… до этого, за те три года, мы оба натерпелись предостаточно.

А теперь… Я просто боюсь, что все это рано или поздно может прекратиться, ты найдешь кого – то, кого полюбишь сильнее, или же со мной что – то случиться и я погибну… И я не знаю, что мне с этим делать.

И я до сих пор помню, что живу только ради тебя… Но если тебе однажды надоест так жить, и ты решишь уйти? Снова? Снова искать покоя и забвения… Зная, что ты в прошлый раз погибла от моей руки, а в этот я должен буду принять смерть из твоих рук? Что нам делать?

Я слишком запутался…

Он тяжело вздохнул, стараясь не глядеть на меня. Я секунду помолчала, потом решительно охватила ладонями его лицо, развернула его к себе, заставляя смотреть мне прямо в глаза и тихо, но твердо сказала:

– Я никогда тебя не оставлю, как и не дам погибнуть. Ты знаешь, я это могу. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты был счастилв. Только… Не оставляй меня.

Мне от этого еще хуже, чем тебе, и я не знаю, как бы жила без тебя. Я вернулась только по твоему зову, потому что была нужна тебе, и теперь всегда буду рядом.

Просто потому, что… Потому что я люблю тебя, и никто другой мне не нужен.

Он несколько минут молчал, глядя на меня, потом аккуратно притянул к себе и поцеловал. Нежно, осторожно,как будто перед ним была икона, а не девушка… Да я и была в какой – то мере для него иконой. Но мы всегда были связаны, и эти узы были крепче, чем родственные. У нас была одна душа на двоих, одна жизнь. Он был моим возлюбленным, моим учителем, моим создателем… И я не могла без него дышать, жить, чувствовать, любить… Не могла, потому что не хотела. И сейчас я наконец – то смогла решиться еще на один шаг, которого давно опасалась…

Чуть отстранившись и опустившись на мягкий ковер, я шепнула:

– Иди сюда… Иди ко мне, малыш.

Он секунду изумленно смотрел на меня, потом опустился рядом. Я обняла его, прижала к себе, почувствовав, как бьется его сердце, нежно провела рукой по волосам… Мы на миг словно превратились в единое целое, когда – то кем – то по недомыслию разделенное на две вечно стремящиеся друг к другу половинки.