На долю секунды Райли заколебалась, садиться ли в машину. Вопреки себе, я позволил образам, как она бежит обратно в мои объятия, прокрутить их в моей голове. Но она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, а когда они снова открылись, на ее лице была написана новая решимость. Она скользнула внутрь рядом с Энджел, и Майлз закрыл за ней дверь.

Моя рука крепче сжала бутылку виски, которую я держал в руках всю ночь, сжимая ее так сильно, что было чудом, что стекло не треснуло. Алкоголя было недостаточно, чтобы притупить боль в моей груди, которая усилилась в миллион раз, когда машина ожила.

Майлз направился к выходу, но его быстро затопили три черных внедорожника, набитых наемниками "Аполлона", прибывшими ночью. Они были вооружены в пух и прах, и им было поручено доставить Райли на конспиративную квартиру. Я ни за что не хотел рисковать еще одной засадой.

Когда машина выехала из гаража, я вскочил со стула и встал, чтобы выглянуть в огромные окна, окружавшие мой офис. Не в силах отвести взгляд от колонны, выезжающей на улицу, я сделал большой глоток из бутылки, чтобы удержаться от того, чтобы не поднять трубку и не потребовать, чтобы Майлз развернул гребаную машину.

Виски обожгло, когда я сглотнул, но боль в горле была блаженным облегчением от боли в сердце. Я сделал еще один глоток, отчаянно нуждаясь в спиртном, чтобы заглушить все, что я чувствовал.

Я не сводил глаз с машины, пока она ехала по городу, мое черное сердце разрывалось на части по мере того, как расстояние между нами увеличивалось. Я никогда не испытывал такой муки, такой глубокой, что она проникала до мозга костей. И все же, если бы существовал способ вернуться назад во времени и предотвратить момент столкновения наших миров, я бы не поехал. Даже зная о той сердечной боли, которая меня ждала.

Мне стало интересно, думала ли Райли обо мне в этот самый момент.

Неужели она дрожала от желания в последний раз ощутить мою кожу? Изнывала ли она от желания еще раз почувствовать, как мои губы прижимаются к ее губам?

Потому что я чертовски уверен, что так оно и было.

Когда машина сделала последний поворот, прежде чем полностью скрыться из виду, я снова поднес бутылку ко рту. Только на этот раз я не стал делать глоток, я залпом выпил его, надеясь, что алкоголь неминуемо ударит по моим венам и даст мне покой, которого я так жаждал.

Я проинструктировал Майлза поехать с ними на Юг Франции, чтобы убедиться, что они благополучно доберутся, а у Райли было все, что могло понадобиться ей и Энджел. Я не признавал ту крошечную часть, которая знала, что я отправил Майлза с ней на случай, если она передумает и вернется ко мне.

Учитывая отсутствие Майлза, я решил дать себе двадцать четыре часа. У меня были проблемы, с которыми нужно было разобраться, с Хендриксом, Торном, даже с этой шлюхой Блейз можно было разобраться. Но пока им придется подождать. Впервые в жизни я собирался сделать то, в чем отказывал себе, сколько себя помню.

Я собирался погоревать.

Не ради Дэнни. Не ради Тео, и уж точно не ради этого мудака, Хендрикса, пусть он гниет в аду, мне все равно. Нет, я собирался позволить себе скорбеть по единственному человеку, который все еще был жив, но оставил в моей жизни зияющую дыру, которая никогда не будет заполнена снова.

Двадцать четыре часа - это все, что я могу себе позволить. Позволить мне устроить мою гребаную вечеринку жалости, а потом я пойду дальше.

Как будто это было бы так просто.

Хорошо, что Райли ушла, ее не было бы здесь, чтобы отвлекать меня от принятия решений. Я бы не беспокоился постоянно, в безопасности ли она. Я смог бы переориентироваться и привести в действие планы, которые я уже сформулировал за то короткое время, что прошло с тех пор, как я узнал, что Хендрикс был настоящим предателем.

По крайней мере, это то, что я пытался сказать себе.

Алкоголь, наконец, подействовал, пока я смотрел на тихие улицы, надеясь, черт возьми, что машина снова появится, и Райли вернется ко мне. Но, конечно, этого не произошло.

Приятное гудение пробежало по моему телу. Но вместе с ним пришло изнеможение.

Я бодрствовал целых двадцать шесть часов, бодрствовал всю ночь, приводя в действие планы. Чтобы подтвердить лояльность ко мне и имени Вулф. Распространить слух, что Хендрикс находится в розыске, и любой, кто доставит его ко мне живым, будет щедро вознагражден, а любого, кто будет уличен в сотрудничестве с ним, постигнет участь похуже смерти.

Я был переполнен поддержкой, люди заявляли о своей преданности мне, и это занимало мои мысли, отвлекая меня от признания реальности того, что в течение нескольких часов Райли навсегда уйдет из моей жизни.

Я, спотыкаясь, вышел из своего кабинета, виски текло по моим венам. Мое зрение затуманилось, когда я, спотыкаясь, брел по мертвенно-тихому пентхаусу. Место, которое стало моим домом, а не просто местом, где я жил. Но без людей, которые снова стали моей семьей, мой дом превратился в пустой сосуд, место, где я мог опустить голову.

Добравшись до ее комнаты, я почувствовал, как к горлу подступает тошнота от алкоголя, бутылка была почти пуста. Я сглотнул желчь и открыл дверь в ее комнату, мгновенно обдав запахом клубники и солнцезащитного крема. Это был запах, которым я никогда не насытился, но который мне придется забыть.

Моя звездочка.

Комната казалась пустой без нее. Вся ее одежда, обувь и косметика были упакованы и погружены в машину. Я не знал, хотела ли Райли взять это с собой, но я настоял, приказав Жаклин упаковать все до последней вещи. Даже если бы Райли не хотела брать его, его бы выбросили или отдали на благотворительность, я не хотел постоянных напоминаний о том, что у меня когда-то было.

Добравшись до кровати, я скинул обувь и расстегнул пару пуговиц на рубашке, прежде чем упасть лицом на ее кровать и глубоко вдохнуть аромат Райли, зная, что как только поменяют простыни, от нее ничего не останется.

Вскоре после этого я потерял сознание.

Несколько часов спустя я вздрогнул и проснулся от непреодолимого желания блевать. Меня не тошнило от алкоголя с тех пор, как я был подростком, и я давно забыл, насколько мерзким было это ощущение.

Сбитый с толку, я сел и воспользовался моментом, чтобы мои затуманенные глаза сфокусировались. В ту секунду, когда я понял, что нахожусь в ее комнате, тошнота стала невыносимой. Я вскочил с кровати и добрался до ванной как раз вовремя, чтобы набраться храбрости.

Я хотел бы сказать, что мне было стыдно за то, что я так много выпил, что меня стошнило, но у меня не хватило духу переживать.

Измученный морально и физически, я потащил свою жалкую задницу обратно в постель, когда больше нечего было придумать, прежде чем снова заснуть. Мои сны были какими угодно, только не мирными, они были поглощены великолепной брюнеткой, которая всегда исчезала прежде, чем я успевал протянуть руку и обнять ее.

И вот так мои двадцать четыре часа скорби закончились.

На следующее утро моя голова раскалывалась так, словно по ней ударили кувалдой. Когда я пришел в себя, запах Райли снова вторгся в мои чувства, и как бы мне ни хотелось остаться на месте и погрязнуть в жалости к себе, я должен был убраться оттуда, если у меня был хоть какой-то шанс двигаться дальше.

Неохотно я выволок свою задницу из ее комнаты, бросив последний взгляд на пустое место, прежде чем закрыть дверь, поклявшись никогда больше туда не входить.

Краем глаза я уловил какое-то движение, и, обернувшись, увидел Жаклин, удивленно наблюдавшую за мной, когда я вышел из комнаты Райли. Обычно Жаклин не осмеливалась взглянуть в мою сторону, она держала голову опущенной, если у нее была причина заговорить со мной. Но теперь она смотрела на меня с жалостью в глазах и грустной улыбкой на лице.

- Мне нужно, чтобы ты убралась в этой комнате, - стоически сказал я, желая создать впечатление, что мне безразлично, что в комнате убирают, хотя на самом деле я боролся с необходимостью запереть комнату и оставить ее точно такой, какой она была, импровизированным святилищем Райли. - Я не хочу, чтобы от нее там остались какие-либо следы.