Он напрягся. Явно не желал так сильно тратиться на любовницу и теперь прикидывал – а не выгоднее ли в бордель сходить. Да только из борделя-то донесут Инке, а она страсть как ревнива и Трайдара любит. Так любит, что даже уговорила папашу своего с семьёй Трайдара сговориться и в приданое за ней три оровы и кабальда дать. А ещё братья её помогли новой семье свой собственный дом отстроить, а не просто флигель сделать, как принято.

– Я обещаю, что никому не скажу о нас, даже если меня пытать будут! – пылко заговорила я, упирая на самое важное. – И в ближайший год делать буду всё, что ты просишь. И как ты просишь. Ни в чём не откажу. Хоть каждый день.

Ах, какое у него было лицо… Зацепили его мои слова, но утехи утехами, а десять золотых – это десять золотых.

– Что, прям всё делать будешь? Весь год? – протянул он, а в глазах уже плясали знакомые огоньки.

До постельных развлечений Трайдар всегда был охоч.

– Обещаю, – выдохнула я.

Он важно кивнул.

– Хорошо. Тогда иди ко мне, Зойчик.

– Деньги вперёд. Сам понимаешь, один раз своё обещание ты уже нарушил, не хочу второй раз в тот же просак попасть. Иди, принеси деньги, тогда и получишь всё, о чём мы условились.

Он слегка скривился. Но жил он поблизости, так что спорить не стал. Поднялся, пролез сквозь кусты и пошёл к дому своему. А я ждала, удивляясь своей выдержке. Вряд ли я бы на подобное решилась, если б не матушкина болезнь и отчаяние.

Трайдар вернулся, когда уже стемнело окончательно, только маленькая лампадка тускло светила, подвешенная на куст. Он протянул мне увесистый кошель, а потом приманил к себе.

– На, зелье-то выпей, – протянул он мне склянку, и я её приняла. – А то кабы не вышло чего.

– Да, конечно, – покорно кивнула я, убирая зелье в карман. – После выпью, а то привкус во рту будет противный.

– Это да…

Трайдар по-хозяйски облапал меня за грудь и довольно улыбнулся. Я покорно помогла ему стянуть расшитую женой рубашку, а затем оседлала сверху, как он любил. Медленно принялась развязывать свою рубаху. Потёрлась бёдрами о его вздыбленных пах. Улыбнулась томно. Опёрлась руками об его грудь и спросила:

– А как же Инка, Трайдар?

– Инка? С чего бы нам о ней сейчас говорить?

– Знать хочу, любишь ли ты её.

– Нет, конечно. И никогда не любил. Только тебя. Просто семья у неё зажиточная, вот батя меня и заставил жениться. А сама она – дура дебелая. Только и умеет, что ныть да блеять. И цепучая, как репей.

Я ещё раз вильнула бёдрами, поощряя его продолжать. И он продолжил. Вылил на жену такой ушат помоев, что мне аж тошно стало. Сидела, смотрела на его красивое, сытое лицо и чувствовала себя так, будто на покойника взобралась.

А когда Трайдар умер для меня окончательно, я распрямилась и громко сказала:

– Думаю, достаточно.

– Что? Какое «достаточно»? Раздевайся давай, ты меня только распалила, – возмутился бывший.

– Она распалила, а мы поможем охолонуть, – раздался голос старшего брата Инки.

Мой несостоявшийся любовник побледнел так, будто смерть свою увидал. Хотя… Может, и увидел.

Я подхватила кошель, соскользнула с ошарашенного Трайдара и улыбнулась ему последний раз.

– Ты же обещала никому не говорить! Как ты могла меня обмануть?!

Я расхохоталась:

– Всесильные духи, Трайдар! Ты и впрямь такой дурак? Неужто считаешь, что если ты своё обещание нарушил, то я своё перед тобой держать стану? Рожа не треснет? А за деньги – спасибо, они мне нужны.

– Но я по-другому не мог поступить! – яростно зашипел он, оглядываясь в поисках выхода из ловушки.

Но куда там – сквозь кусты уже ломились братья Инки, огромные, как медведи, и злые, как шершни.

– И я по-другому не могла поступить. Ты уж прости… – с чувством припечатала я и отступила, чтобы сбежать, но меня перехватил Инкин старший брат.

Запястье с кошелём сдавила его ручища, и он сказал:

– А это, Зоя, не твоё. Не думала ж ты, что я тебе десяток золотых позволю унести? Мы этому паскуднику сейчас всё нутро отобьём, а лечить на что? Негоже сестрице в мужьях инвалида иметь. Так что ты денежки-то отдай… И иди. Иди, Зоя, а полюбовничка твоего мы научим жену уважать.

У меня внутри всё похолодело.

Дура. Как есть дура! Осталась лясы точить. Надо было деньги хвать – и стрекача в кусты. А я? Мстительница уездного разлива, вот как это дед Абогар бы назвал.

– Мне очень нужны деньги…

– Деньги, Зоя, всем нужны. Как и здоровье. Так что иди, пока цела… – он осклабился, глядя мне в лицо, и пришлось отступить.

Признать поражение.

Оцарапав щёку и руки, я продралась сквозь кусты и побрела в сторону города.

На душе было так паршиво, что хоть вой. А никто не виноват. Захотела поквитаться – вот и поквиталась. Нет, сама бы я Трайдару не стала мстить. Но когда он пришёл, старая обида закипела с новой силой. Мерзко стало и за себя, и почему-то за стервозину Инку. Может, оттого, что она-то меня не предавала. Просто любила этого подонка так же, как и я. Боролась за своё сомнительное счастье, как могла. Но разве не справедливо дать ей на пробу того, чем она так щедро накормила меня? Пусть ест.

Плохо одно – ни счастья, ни денег, ни даже покоя эта месть мне не принесла.

Я осталась ровнёхонько в той точке, в которой стояла этим утром.

И теперь выход был только один. Вот только душа к нему не лежала совершенно, от одной мысли, на что придётся пойти, выворачивало наизнанку. Это было дно, на котором я никогда не хотела оказаться. Принципы, которые никогда не хотела нарушать.

Но иногда принципы стоят так дорого, что мы просто не можем больше себе их позволить.

Я брела, глядя под ноги, и отчаянно пыталась придумать другой способ с неба молока надоить.

И не могла…

Двадцать шестое цветеня, день окончания турнира в Альтарьере

Утром ни свет, ни заря я уже была на ногах. Почистила зубы – за ними мы всегда с матушкой тщательно следили, ведь лечить их ой как дорого. Оделась и отправилась на рынок. Пояс и шкатулку Трайдара продать, посытнее еды купить.

Дело я задумала скверное и опасное, а ещё – энергоразвратное. То есть затратное.

На душе было паршиво, но куда деваться? Вариантов не осталось. Я собиралась пойти в самый дорогой район Альдарота и присмотреться к тамошним домам и аристократам.

Ведь если воровать, то у богатых, так? Опять же, аристократов не жалко – коли они нас за людей не считают, то нам чего с ними расшаркиваться? От них не убудет – так я себя успокаивала, хотя самой себе была противна.

Но если матушка умрёт, то станет во сто крат хуже. Не прощу себе, что не сделала всего возможного. В лечебницу сегодня посетителей не пускали – выходной день. Зато и Приказ был закрыт. Вдоволь наевшись копчёной птицы и выручив целых пятнадцать серебрушек за поясок, я двинулась к цели.

Сегодня – наблюдать.

О кражах я не знала ничего. Когда на дело идти? Днём, пока стоит суета и двери с окнами нараспашку, или ночью, когда все спят? Сколько брать? Побольше, чтоб рисковать не напрасно, или, напротив, поменьше, чтоб не искали? А ещё – как сделать, чтоб на прислугу не подумали и невинные люди не пострадали от моих рук?

Меня трясло от волнения и отчаяния. Я не хотела падать так низко, но просто не видела другого выхода. Нечего у нас продавать, закладывать или обещать за такие деньги.

Весь день я провела в оцепенении. Наблюдала за чужой богатой жизнью, рассматривала чужие роскошные платья, думала, как проникнуть в чужие дорогие дома.

А потом мне повезло. Не зря говорят, что один раз в жизни везёт даже навозному жуку.

Когда я в сумерках возвратилась домой, то застала ждущую меня приятельницу матушки, тётку Идру. Она работала поломойкой в соседнем с Городским Приказом здании Налоговой Службы.

– Здрасьте, – поздоровалась я, когда та поднялась на ноги и направилась ко мне, нервно сжимая в руках многократно штопанную вязаную кофту.