“Небрежно”, - сказал Руперт, который, очевидно, слышал план раньше. “Где Чарли?”

“Люк? Он разговаривает с мисс Дианой. Они наверху, на лестничной площадке. Это казалось самым тихим местом. Суперинтенданту Сауту пришлось срочно вернуться в свой кабинет, чтобы встретиться с главным констеблем.”

“Хорошо”. Аманда была подчеркнуто вежлива. “Я боюсь, что у него могут быть заняты руки. Я не то чтобы подслушивал или делал что-то в этом роде неделикатное, но я случайно услышал, как один из репортеров сказал, что местное управление внутренних доходов просто взбешено тем, как Литтл Дум был назван специалистом по подоходному налогу. Они говорят, что его уволили несколько месяцев назад, и что он все равно был некомпетентен, и они взяли его только как ‘временного’ на время войны, и что он был не их класса, и он им никогда не нравился. Это чертовски тяжело для них, потому что, по-видимому, они довольно хороши. Если они будут держаться за свое оружие, все это может тихо сойти на нет как история, сказал репортер ”.

“За исключением того, что глупый парень, оказывается, мертв”, - пробормотал мистер Кэмпион. “Это неизбежно”.

Аманда вопросительно подняла брови, и он покачал головой.

“Эта проклятая брачная история - сплошная неприятность”, - тихо сказал он.

“После того, как я женюсь на тебе”, - сказал Руперт своей матери, чтобы убедиться, что она не должна чувствовать себя обойденной вниманием, “я женюсь на самой толстой близняшке”.

“Которая из них это?” - заинтересовался мистер Кэмпион. “Я подумал, что они обе хорошо прикрыты”.

“Тогда самый толстый, конечно”. Руперт, казалось, находил его глупым. “И я буду кричать на нее, и положу ее поперек кровати, и буду шлепать ее, пока она не заплачет, а потом я буду целовать ее, пока она не рассмеется, и мы спустимся вниз и разольем напитки для множества посетителей”. Он совершил короткую пробежку вокруг группы, глядя на них из-под опущенных век, чтобы убедиться, сработал ли его несколько уклончивый метод передачи сплетен. Удовлетворенный их испуганным обменом взглядами, он вернулся к Лаггу, не имея больше ничего интересного, чем можно было бы поделиться с ними в данный момент.

“Ты перестал притворяться молодым”. Бормотание толстяка походило на рычание. “Ты думаешь, что ты такой умный, что сам сбежишь. Заткнись и дай людям немного уединиться в их собственных помещениях. Мне стыдно за то, что ты ведешь себя так, как будто ты старая женщина, пришедшая на чай ”.

Руперт покраснел, но его глаза были опасны.

“У Дайны есть велосипедный звонок”, - сказал он.

“Что, если она ”как"? Лагг был агрессивен. “Что, если она ’как”?"

“Ну, она хотела одного”, - сказал Руперт. “Она так сказала. Она хотела одного очень давно”.

“И вот, старина Арри пришел и подарил ей что-то новенькое во второй раз на ее день рождения, которого на самом деле нет. Орл верно, орл верно, мы это слышали. А теперь подойди к этому и заткнись ”.

“Но она была не подсвечена”, - злобно настаивал Руперт. “Не подсвечена. Она продолжала говорить это, пока он не велел ей придержать гэб”.

“Ну тогда, ну тогда”, - голос Лагга повысился в предупреждающей интонации, - “этого достаточно. Хватит. Уложу тебя в постель. Я позабочусь об этом сам”.

Он подхватил ребенка под свою могучую руку и повернулся к родителям.

“Я прослежу за этим”, - твердо сказал он. “Много маменькиных утех, просто еще одна дама сделает из него маленького шпика. Ты заткнись, мой мальчик. Я никогда не настаиваю на своем, но когда я это делаю ... ”

“Ты звонишь в велосипедный звонок”, - пробормотал Руперт, наполовину задыхаясь, и он повис с пунцовым лицом, но молчал, пока его уносили.

“Это хорошо”, - сказала Аманда с сожалением, но философски. “Лагг тоже устал. Боюсь, он поругался со своей подругой. Старина Гарри вернул ее подарками. Говорят, старина Гарри довольно богат, ” добавила она, подумав. “Он хранит свое золото в жестяной коробке из-под печенья, перетянутой колючей проволокой”.

“Колючая проволока?” - изумленно повторил мистер Кэмпион.

“Так говорят”. Аманде, казалось, этот факт показался интересным, но не экстраординарным. “Он во многом деревенский человек. Я не совсем понимаю, откуда берется золото, но он подбирает вещи и продает их, и я думаю, что он неплохо зарабатывает на стороне. Всякая всячина, знаете ли. Он только что подарил Дине велосипедный звонок, который, должно быть, где-то раздобыл. Они смазывали его, потому что он был очень мокрым, но он был довольно хорошим ”.

Они вместе вошли в дом и присоединились к Минни и Тонкер, которые безмятежно сидели в гостиной среди груды грязных стаканов, дружелюбно беседуя о возможной реакции леди Глиб и The Revver на роман Прун с Люком.

“Эта женщина может говорить все, что угодно”, - заявила Тонкер. “Она сумасшедшая. Она была галантна. Реввер не заметит, что это произошло, лет десять, а потом будет надеяться, что это неправда. Этот унылый человек... ”

“Терпела тебя очень хорошо”, - закончила Минни. “Он недолго сердился и даже немного посмеялся в конце”.

Выражение сосредоточенного злодейства на лице Тонкера осветилось блеском, когда он налил своим старым друзьям по стаканчику на ночь.

“Вы слышали о моем появлении в приходском журнале?” поинтересовался он.

“Я слышала в деревне, что вы "рекламировали себя", ” сказала Аманда. “Вы поссорились с Реввером на самом деле в церкви, не так ли?”

“Разве это не было ужасно!” Минни была потрясена. “В то время, конечно, никакой службы не было”.

“Никакой настоящей ссоры не было”, - запротестовала Тонкер, передавая стаканы. “Все было просто так. Судите сами. Как вы знаете, я не соглашаюсь на скучные услуги старикашки, потому что я не всегда здесь. Но однажды я подошел к церкви, потому что хотел взглянуть на какую-нибудь причудливую надпись на могиле Понтисбрайта. Я очень мирно валял дурака, восхищаясь вещами, когда внезапно подумал, что веду себя не очень уважительно. Я подумал: "Боже, Тонкер, ты вонючка, поднимаешься сюда только тогда, когда тебе чего-то хочется", поэтому я очень прилично спустился и сказал что—то — не вслух, конечно, но что-то простое, например: ‘О Боже, сделай меня хорошим тонкером и позволь мистеру Гуггенхайму осуществить этот план’. Что-нибудь совершенно нормальное и заурядное ”. Он бросил на них лукавый взгляд. “А потом я заметил старый Реввер. Он наблюдал за мной из-за занавесок в ризнице, старый такой-то, и вскоре он подкрался ко мне, остановился прямо передо мной, где я стояла на коленях, и спросил, пожалуйста, ‘С тобой все в порядке?’ Я не встала, но пристально посмотрела на него и сказала — шепотом, вы понимаете, весь разговор велся шепотом— ‘Что вы имеете в виду? Конечно, со мной все в порядке’. И он сказал очень злобно: "О, я думал, ты не можешь быть. Ты никогда не приходишь поклоняться’. И я сказал: ‘Ну, а что, по-твоему, я сейчас делаю, ты, тупоголовый?’ И он сказал: "Не богохульствуй, Тонкер’. Он сделал, он действительно сделал! Ну, после того, как я ушла от него, что было довольно ловко, он ходил по деревне, рассказывая людям, что я сошла с ума и у меня религиозная мания. Я слышал это в "Гонтлетте" полдюжины раз и решил преподать этому человеку урок ”.

Минни пыталась не смеяться, но слезы текли у нее из глаз и скатывались по длинному носу.

“Это было очень неприлично”, - запротестовала она.

“Это было не так. Это было очень достойно. Я знал, что он никогда не извинится, крыса. Ты знаешь, на что похож приходской журнал, Кэмпион?” Тонкер повернулся к своему другу. “Это солидная подборка семейных материалов, которые одинаковы для всех приходов — материалы синдицированные, — но внешняя двойная страница сразу под обложкой напечатана отдельно для каждой общины. Она открывается письмом местного пастора к своей пастве, а все остальное пространство занято двухдюймовой рекламой, вставленной и оплаченной местными торговцами. Вы знаете: ‘Мой хлеб - хороший хлеб. Б. Банн, пекарь’. ‘Хорошего гроба, раз уж вы об этом. Х. Катафалк, гробовщик’ и так далее. Ну, я пошел к своему старому другу колесному мастеру, которому отведено центральное место на задней внутренней странице, и договорился с ним, и в следующем месяце в его разделе появилось мое объявление. ‘Извинения приняты. Т. Кассандс’. Это зацепило Реввер за расщепленную палку. Он ничего не замечал, пока не доставил всю партию вручную на своем велосипеде, что он делает в качестве акта смирения. Я знал, что он этого не сделает ”.