Они немного помолчали, потом Янси спросил:

– Ты думаешь, я действительно виновен в халатности?

– Нет.

– А деньги фонда? Ты думаешь, я их взял?

– Нет.

– Спасибо, – пробормотал он, испытывая явную неловкость от необходимости задать этот вопрос.

– Но я возвращаюсь к своему вопросу: кому выгодно завалить тебя?

– Ты чего-то недоговариваешь.

– Да нет же, – солгала она. Сейчас не самое подходящее время и место, чтобы подложить бомбу – то, что она выяснила у Руни насчет земли. Когда Янси узнает, он взорвется. Она не хотела оказаться рядом. Она не собиралась портить необыкновенное свидание, которое – она была уверена – никогда больше не повторится.

– Даю слово, что я разнесу в пух и прах этот судебный иск и докопаюсь до истины насчет денег.

– Раз уж речь зашла о деньгах, – осторожно начала она, – скажи, ты, наверное, думал, что Шелби Тримейн с его миллионами их просто пожертвует?

– Никоим образом. Чем больше человек имеет, тем больше хочет.

– Это плохо.

– Знаешь, меня утомил разговор. – Его голос стал хриплым.

Дана замерла.

– Почему это?

– У меня на уме другое.

– Что же?

– Иди сюда и сама узнаешь, – прошептал он, привлекая ее к себе.

Через несколько часов его рука скользнула между ее ног и начала исследование, чрезвычайно мягко.

– Ты проснулась?

– Почти.

– Тебе больно?

– Немного.

– Мне жаль, не стоило заниматься с тобой любовью во второй раз.

Дана усмехнулась.

– А как насчет третьего и четвертого?

– О’кей, ты права. Я жадный ублюдок.

– Перестань извиняться. Я уже сказала, что я ни о чем не жалею, и хочу, чтобы и ты не жалел.

Он держал руку между ее ног, греясь в тепле, которое он чувствовал там.

– В первый раз, на кухне, мне показалось, что я занимаюсь любовью с девственницей, а не с женщиной, которая уже была беременной.

Дана замолчала и сосредоточенно уставилась в потолок.

Он оперся на локоть, наклонился к ней и, взяв за подбородок, повернул к себе. Ее глаза были полны слез.

– Не надо плакать.

Она всхлипнула.

– Все в порядке. Если говорить об удовольствии от занятий любовью, я девственница.

– Не хочешь рассказать, как это случилось?

– Нет, – сказала она, вздрогнув.

– Я тоже не хотел довериться тебе. У каждого свой скелет в шкафу. Но я сделал это. Время тайн прошло. Того, что случилось между нами, уже не отменить. Я хочу не только твое тело, но и твой разум.

Господи, а ведь он говорит правду! Занимаясь с ней любовью, он подписывает себе смертный приговор. А что, если он больше никогда не увидит ее?

– Это… это очень больно, – прошептала она, с трудом справляясь с волнением.

Он видел ее лицо, на котором читалась боль, от чего оно становилось невероятно трогательным. Его сердце рвалось на части. Он молча наклонился и поцеловал ее сосок.

Она погрузила пальцы в густые волосы у него на груди.

– Я люблю, когда ты целуешь меня там. Все тело отзывается сразу же.

– И я люблю целовать тебя там. Я люблю целовать тебя всю, везде. – Он поднял голову. – Но продолжай. Я не хочу отвлекать тебя.

– Это настолько ужасно…

– Для меня это не новость.

– Ты думаешь, твое детство было горьким? Ты не представляешь, каким было мое! Я жила в аду.

– С родителями?

Ее лицо осталось серьезным.

– У меня не было семьи. Отец сбежал до моего рождения, по крайней мере так рассказывала мать.

– Было очень плохо?

– Да. – Ее голос дрогнул. – Потому что он оставил меня с ней. – Слезы потекли у нее по щекам.

– Ш-ш-ш, не плачь.

– Моя мать была самая настоящая шлюха, у нее были дружки, череда, один сменял другого.

– Но они не приставали к тебе, верно?

– Не верно.

– Что случилось? – Его голос помертвел. Он не хотел знать, но чувствовал, что должен.

– Один из ее дружков изнасиловал меня.

– О Боже! И что сделала твоя мать?

– Сказала, что я сама виновата.

Ее ответ был для Янси словно удар кнута. Он выругался.

– Узнав, что я беременна, она выгнала меня из дома.

– Иисусе!

– Ночью я попала в аварию, когда ехала в семью проповедника, чтобы пожить там, пока не родится младенец. – Ее голос снова дрогнул. – Но как ты знаешь, этого не произошло.

Янси почувствовал, что его сердце ухнуло вниз, но он обнял ее и крепко прижал к себе, так крепко, что мог сломать хрупкие кости.

– Неудивительно, что ты боишься мужчин, – прошептал он, больше себе, чем ей. – И что было дальше?

– Отец моей подруги был проповедником, и хотя он просто замечательный и много помогал мне, он не смог избавить меня от желания уничтожить того ублюдка, из-за которого я попала в аварию.

– Поверь мне, если бы у меня был шанс, он бы пожалел о дне, когда родился.

– Я уверена, что пожалел бы, – сказала она сквозь слезы.

– Я первый мужчина, который прикоснулся к тебе с тех пор, как ты… – Он не мог продолжать. Чудовищное слово застряло в горле.

– Да.

– О Боже! – повторил он. – А твоя мать? Эта сука еще жива?

Дана отстранилась и посмотрела ему в лицо. Ее губы дрожали.

– Жива и в полном порядке. Она здесь, в Шарлотсвилле.

– Что?!

– Моя мать – Вида Лу Динвидди.

Ее всю трясло. Сердце трепетало. Она втягивала воздух глубоко, прерывисто. Вцепилась в рулевое колесо, стукнула по приборной доске. Ничто не помогло. Боль и ярость продолжали захлестывать ее.

Вида Лу не могла припомнить, когда в последний раз была так рассержена. Как он смеет?! Как смеет этот Янси Грейнджер вот так предать ее?! Злые слезы жгли глаза, когда она смотрела, как Дана, растрепанная и сонная, отпирала покрытый росой автомобиль и забиралась внутрь.

В животе ныло, словно кривой нож все глубже врезался в нутро. Ее дочь. Мысль о ней была настолько противна Виде Лу, что она боялась, что не сможет вынести и голова лопнет от давления крови, а она сама не удержится от громкого крика.

Она колотила по рулю обеими руками, воображая, что перед ней головы Даны и Янси и она молотит по ним. Она не заметила, как сломала ноготь, и только когда капля крови упала на колено, поняла, в чем дело.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо! – вопила она.

Но ни вопли, ни проклятия, ни глухие удары по рулю и приборной доске не смягчили ее боль и ярость.

Янси и Дана! Ее глаза неотрывно следили за машиной дочери, которая отъехала от тротуара. Очевидность произошедшего шокировала ее – все ясно по лицу. Как она могла ничего не заметить? Почему оказалась такой слепой?

Ее любовник трахнул ее дочь!

Истеричный смех вырвался из горла и едва не задушил ее. Она не может с этим смириться. Может, это неправда, сказала она себе, пытаясь ухватиться за соломинку? Возможно, все разъяснится, если она зайдет к нему?

Да о чем это она? Что за глупости!

Дана приехала к нему домой, и они трахались. Вот и все. Но когда началась их связь?

Вида Лу не могла сказать, что заставило ее сесть в машину и среди ночи поехать к Янси. Тайсон побыл с ней, потом она выставила его, но не могла заснуть. Она приняла две таблетки, но и они не помогли.

Вспоминая об этом, Вида Лу поняла, что противилась действию снотворного, потому что сама не хотела заснуть. Она думала о Янси, воображала его близость, фантазировала о том, чем бы они занимались с ним…

Она понимала, что Янси избегает ее. Вида Лу могла это пережить, пока Янси не смотрел на других женщин. Она наблюдала за ним издали, день ото дня терзаясь все сильнее и начиная подозревать, что он на самом деле избегает ее. Но когда она обвинила его в том, что он встречается с другой, он отверг ее обвинения. И она поверила!

– Дура! – закричала она, ненавидя себя.

Ей следовало знать, что он не может жить без этого. Он ничем не отличается от любого другого мужчины. Но ее дочь? Боже! Представив себе Янси и Дану в постели, то, как он овладевает ею, Вида Лу почувствовала, что теряет рассудок.