Семнадцать – неужели столько лет она не была в Шарлотсвилле? Теперь, когда она вернулась, ей показалось, что она никогда и не уезжала отсюда. Да, что-то изменилось. Город по-прежнему красив. Но он разросся. Сейчас в нем живет больше пятидесяти тысяч человек. Это был уже не тот город, который она знала.

Виргинский университет – главная достопримечательность Шарлотсвилла и главный работодатель. Но туристов не меньше привлекают и домик Томаса Джефферсона, и винодельческие фермы, благодаря которым Шарлотсвилл обрел титул «Винная столица Виргинии». Есть и еще одна приманка – горы Голубого хребта.

К юго-западу отсюда есть крошечный город Батесвилл, где она родилась и выросла. Интересно, а он стал больше? Может, имеет смысл завернуть туда? Нет-нет, она еще не готова. Во всяком случае, пока. Хватит того, что она снова в Шарлотсвилле.

Через десять минут Дана остановилась заправиться на бензоколонке. Надо было подождать, чтобы расплатиться. Сама не зная почему, она прислушалась к голосам за спиной и незаметно оглянулась.

За столиком сидели двое мужчин, пили кофе и курили: один сигарету, другой сигару. Она отвернулась и затаила дыхание. Но молоденькая кассирша была так поглощена жевательной резинкой и нескончаемой болтовней с постоянным клиентом, что Дана почувствовала раздражение.

Между тем она расслышала, как один мужчина сказал другому:

– Мало того что моя жена не верит, будто Грейнджер может ошибиться, он сам, я думаю, такого же мнения о себе.

Дана навострила уши и, несмотря на неприятный запах, разрешила себе вдохнуть полной грудью и слушать дальше.

– Черт, скажи ей, чтобы держалась от него подальше.

– Хотел бы, – ответил мужчина мрачным тоном, – но ее просто раздирает от желания родить еще одного.

Мужчина захихикал, потом энергично почесал в затылке.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве это не твоя работа?

Собеседник впился в него взглядом.

– Не будь такой задницей. Я здесь ни при чем, это все Лиз. Чертов доктор заставляет ее измерять температуру, делать то, делать это.

– Может, вам лучше усыновить кого-нибудь?

– Я не хочу чужого ребенка.

– Тогда терпи, Кен, терпи, мужик. Может, хороший доктор Грейнджер сотворит чудо в конце концов.

Взгляд Кена посветлел, и он фыркнул.

– Терпеть не могу высокомерных типов. Как говорят, слишком уж он старается вытряхнуть побольше денег на больницу, в которой сам хочет работать. И знаешь, болтают, что он очень охоч до женщин.

Фред хихикнул.

– Мне кажется, тебе лучше как следует поговорить со своей женой.

– Да, наверно, – согласился Кен. – Только…

– Мэм?

Дана обернулась и посмотрела на девушку за стойкой, которая была вся в нетерпении. Неудивительно, подумала Дана, выстроилась целая очередь, за ней стояли еще двое.

– Простите, – пробормотала Дана, протягивая кредитную карточку, чем еще сильнее разозлила кассиршу. Она сунула карточку в кассовый аппарат, что-то бормоча себе под нос.

Вернувшись в машину, Дана достала блокнот и записала подслушанный разговор. Очевидно, не все в городе относились к известному доктору как к божеству.

Дана проехала по городу, поражаясь переменам и узнавая черты прошлого. Она была уверена, что магазин одежды, в котором ее мать любила покупать себе вещи, не сохранился, но все же она свернула на ту улицу.

Магазин не только оказался на том же месте, где и раньше, но ничуть и не изменился, он остался таким же, как много лет назад, когда ее мать исступленно перебирала платья, желая купить обновку на вечеринку.

Дане было тогда лет десять, но ту сцену она не забудет никогда. По одной причине.

Дана остановила свою «хонду» и вгляделась в витрину. Красивые вещи. Да, на самом деле красивые, но ей никогда не покупали и таких.

Она помнила, как мать примеряла вещь за вещью, а она, девочка, одетая в старенькое платье, из которого давно выросла, стояла и смотрела. На ногах у нее были теннисные туфли, проносившиеся до дыр.

– Миссис Бивенс, не хотите ли посмотреть что-нибудь для вашей дочери? – спросила продавщица. – Мы…

– Занимайтесь своим делом, леди! – Слова Клэр Бивенс прозвучали словно удар хлыста.

Продавщица побагровела как свекла, а Дана опустила голову, желая провалиться сквозь землю.

Потом, в машине, мать вдруг схватила ее за волосы и больно дернула.

– Что ты ей сказала, дрянь?

– Ничего, мама, – прошептала Дана, из ее глаз покатились слезы.

– Никогда больше не смей ставить меня в неловкое положение! Ты меня слышишь?

– Мама, мне больно! – закричала Дана.

Мать дернула еще сильнее.

– Ничего, это еще не больно. Я тебе еще устрою, ты узнаешь, что такое больно. Обещаю.

Клэр Бивенс исполнила свое обещание, той же ночью…

Дана наконец поборола себя и выбросила из головы неприятные воспоминания. Она продолжала сидеть в машине, совершенно опустошенная, не в силах открыть дверцу и выйти. Эта боль, спрятанная глубоко внутри ее, жила все эти годы скрытая от всех, а теперь внезапно попала под яркий безжалостный свет дня.

Беги! Вернись в Ричмонд, к своей старой работе, в свой журнал «Олд доминион»! Не оставайся здесь. Не надо.

Но она осталась. У нее две недели отпуска, и она собиралась использовать их на полную катушку.

Кроме того, Дана гордилась собой, очень ответственной, надежной журналисткой. Она дала согласие сделать материал. А Дана Бивенс всегда была одержима мыслью никогда и никого не подводить, особенно себя. И она не собиралась становиться другой.

Да, она ненавидела этот город и воспоминания, с ним связанные, но она не позволит себе пожалеть о том, что вернулась.

Однако, направляя машину к гостинице, Дана почувствовала комок в горле, а на глаза навернулись слезы. Все будет в порядке, поклялась она себе. Она распакует вещи, встанет под душ, а потом пойдет пообедает.

Завтра она возьмется за дело.

Одетая в длинный шелковый восточный халат, застегнутый донизу, Вида Лу спустилась по винтовой лестнице в особняке Динвидди. Она направлялась в свой офис, расположенный в задней части дома. Войдя в офис, она быстро подошла к письменному столу, на котором ее ждала чашка горячего кофе.

Деньги. Ничто не способно сравниться с ними. На них можно купить все, даже Янси Грейнджера. Ее глаза устремились в открытую дверь, где в приемной висел огромный портрет Альфреда Динвидди при полном параде и во всем блеске славы. Она подумывала перевесить изображение покойного мужа, но потом решила оставить.

Слишком многим она обязана ему. Вида Лу подцепила его, мультимиллионера, последнего из старинного рода Виргинии, когда ему было уже за семьдесят, и с больным сердцем ко всему прочему. Возможно, свою роль сыграл и ее сексуальный аппетит, но Динвидди умер от сердечного приступа в считанные месяцы, правда, этого времени хватило ему, чтобы изменить завещание, по которому он все оставлял ей.

Вида Лу послала портрету воздушный поцелуй, села за стол и сосредоточилась на списке неотложных дел. Как председатель фонда по сбору средств для женской больницы, она планировала уже совсем скоро собрать необходимые деньги. Ее любимый проект…

Она улыбнулась себе. Нет, не сам проект она любила, а доктора, который должен запустить его. Она доведет дело с больницей до конца. А концом этим станет Янси Грейнджер.

Она была влюблена в него, он уже провел одну ночь в ее постели. Какая была сказочная, феерическая ночь! То, что он не прикоснулся к ней с тех пор ни разу – а прошло уже шесть месяцев, – совершенно не важно. Однажды она уже отведала его тела и не сомневалась, что насладится им в скором будущем в полной мере.

Но Янси Грейнджер думал иначе.

– Это было ошибкой, – сказал он ей, вылезая из ее постели.

Она похолодела, но продолжала наблюдать за его рукой, потянувшейся за джинсами. Он оделся.

– Ты не смеешь так думать.

– Меньше всего я хотел бы обидеть тебя, но…