Теперь был шанс расквитаться с этим сукиным сыном, и он собирался воспользоваться им. Кроме того, когда он провернет намеченное дельце, у него будет денег больше, чем он или любая из его любовниц смогли бы потратить.

– Ньют?

Он запустил руку в волосы цвета помоев и помотал головой, словно освобождаясь от нахлынувших воспоминаний.

– Извините. Стратегия состоит в том, чтобы разрушить репутацию Грейнджера еще раньше, чем начнется судебное разбирательство. Вот способ заполучить землю.

– Другими словами, если испортить репутацию Грейнджера, то горожане не расщедрятся и не раскроют свои кошельки. – Уинстон замолчал, устремив взгляд на Ньютона. – Мне нравится.

– Отлично, – сказал Ньют с улыбкой. – И чтобы подлить масла в огонь, я должен сказать, что хозяин земли ненавидит скандалы – он так чтит старинные традиции, что само это слово вызывает у него отвращение.

– Значит, с его точки зрения, доктор обязан быть порядочным человеком, – добавил Энглес.

Ньют кивнул.

– И чтобы еще больше подсластить пилюлю, скажу: женщина, которой мы заплатили, позвонила и сказала, что к ней приходила любознательная репортерша, которая готовит статью о Янси Грейнджере.

Миншу захихикал.

– А она не зря кудахтала, как обычно женщины на своих вечеринках?

– Нет, не должна была. Очевидно, репортерша знала о том случае и поехала расспросить о деталях.

– Звучит неплохо, – сказал Энглес.

– По-моему, тоже, – поддержал его Уинстон. – Получай наше благословение, Ньют. Так держать! Нет ничего лучше хорошей схватки, – он улыбнулся, – за всемогущий доллар.

– Приятно слышать, – сказал Ньют, – я намерен победить, господа. Если мы не совершим ошибки, то эта земля будет наша.

Дана зевнула и отпила глоток кофе. Она никак не могла проснуться в это утро. Но сегодня воскресенье, и можно разрешить себе полениться. Нет, нельзя. Она должна взять интервью как можно у большего числа людей, расспросить их о Янси Грейнджере, но она подозревала, что провинциалы не любят тех, кто пытается выудить у них секреты, да еще в воскресенье.

Кроме того, она обещала провести день с Руни. Она несколько раз поднимала трубку и снова клала ее на место. Руни ей искренне нравился, и она чувствовала, что и он относится к ней так же.

Дана потянулась за газетой «Вашингтон пост». Она поставила чашку, пробежалась глазами по заголовкам и открыла на странице, посвященной проблемам общества, – интересно, о чем пишут.

Заголовок вверху сразу бросился ей в глаза.

Будет ли новый член в семье председателя палаты представителей?

«Ходят слухи о том, что спикер палаты представителей Клейтон Кроуфорд и его молодая прелестная жена Глория пытаются заиметь младенца. И поскольку это им никак не удается, она консультируется у известного специалиста по бесплодию.

Есть ли какая-то доля правды в этих слухах, конгрессмен?»

Рука Даны застыла на странице, а сердце пустилось вскачь. Янси Грейнджер! Должно быть, о нем идет речь. Но почему она ничего об этом не знала? Черт возьми! Если Нэнси Симмонс, репортер, которая работает на эту рубрику, узнала насчет жены конгрессмена, то и она должна была узнать. Все, что касается Янси Грейнджера, – это ее дело.

Дана вдруг вспомнила о звонке, который застал Янси в ресторане. Выражение его лица стало таким, которое невозможно забыть. Он тогда сказал, что ждет очень важную персону. Но она не придала значения этому заявлению, особенно после того, как потерпела фиаско. Тот поцелуй вытеснил все ее мысли.

– Черт возьми! – произнесла Дана.

Она должна убедиться, что Янси действительно именно тот доктор, который консультирует миссис Клейтон Кроуфорд, потом надо выяснить, что это для него значит. Можно предположить, что его интересуют деньги, престиж, слава, не говоря уж о том, что это вызвало бы новый приступ любви к нему обитателей Шарлотсвилла.

Но если он потерпит неудачу, пытаясь помочь столь важной персоне, это может иметь весьма неприятные последствия для него. Он может стать козлом отпущения.

В любом случае это факт, и надо действовать как можно скорее.

Она приняла решение и больше не могла оставаться в комнате. Дана быстро оделась и поехала в город. Она хотела перекусить и подумать над списком вопросов для беседы с Янси Грейнджером.

Запах свежеиспеченного хлеба щекотал ноздри уже перед входом в любимое кафе. Она собиралась сесть за столик, когда ее взгляд остановился на стойке.

Единственный посетитель встретил ее пристальный взгляд.

– Привет, Дана. Давненько не виделись.

Дана облокотилась на спинку стула, кровь застыла у нее в жилах, а мысли заметались. Альберт Рамзи, один из самых ненавистных ей «свободных художников» от журналистики, улыбался ей, как давнему другу, с которым давно не виделся. Она терпеть не могла этого типа и его манеры. Он ни перед чем не останавливался, если хотел что-нибудь состряпать. Ни перед чем. Он был из тех, у кого слишком толстая кожа, в него можно вколоть сколько угодно иголок, а он и не поежится. Он совершенно бесчувственный.

– Что ты тут делаешь, Рамзи? – спросила она с явной неприязнью.

Он приложил руку к своей широкой груди, но, увидев выражение его лица, она вздрогнула, и вовсе не из-за впечатления от изрытой прыщами кожи. Но из-за того вселенского презрения – презрения ко всем и ко всему, кроме собственной персоны, – которое отчетливо читалось на его физиономии.

Один журналист сказал о Рамзи: «Он смотрит так, будто только что вляпался в кучу собачьего дерьма». Лучше не скажешь, согласилась Дана. Коллега прав.

– Ну почему бы и не поговорить с другом? – сказал он.

– Ты мне не друг и никогда им не был.

– Да ладно, перестань, сегодня ты явно встала не с той ноги.

– Что ты тут делаешь? – Дана повторила вопрос, впиваясь в него взглядом.

– Видишь ли, когда я в последний раз узнавал, это была свободная страна. – Он произнес эту фразу, намеренно растягивая слова, и от этого смысл становился еще более оскорбительным. – И потом, дорогуша, я мог бы задать тебе тот же самый вопрос.

– Держись от меня подальше, Рамзи.

Он засмеялся.

– Я мог бы тебе то же сказать. Но я сегодня в хорошем настроении и отвечу на твой вопрос. Я здесь по делу, любовь моя.

Дану охватил страх, перед глазами запрыгал текст из только что прочитанной газеты. Ни в коем случае нельзя позволить этому ублюдку опередить ее, Рамзи нельзя и близко подпускать к Янси Грейнджеру. Ни за что.

Словно прочитав ее мысли, Рамзи рассмеялся.

– Ну, любовь моя, что это ты стала прямо как в воду опущенная?

Дана поджала губы.

– Ты пожалеешь, Рамзи, попомни мои слова, ты пожалеешь.

Чтобы совсем не потерять самообладание, она быстро развернулась на каблуках и вышла из кафе.

– Ты все еще злишься на меня?

– Я никогда на тебя не злилась.

Руни положил руку на сердце, словно оно нестерпимо болело.

– Ты меня дразнишь? Мне кажется, в мое сердце впились ножи. Вот сюда. – Он постучал по груди.

Глаза Даны округлились.

Они только что закончили обед в самом прекрасном ресторане Шарлотсвилла, в том самом, где она впервые встретилась с Янси Грейнджером. В общем, вечер оказался приятным.

До самой последней минуты Дана боялась этой встречи. Но поскольку она не могла придумать, как изящно уклониться от этого похода в ресторан, она решила держаться.

Кроме того, мысль остаться одной в гостинице на весь вечер ее не соблазняла, поскольку она ни о чем не могла думать, кроме как о деле, связанном с Янси. Решившись пойти поужинать с Руни, Дана решила расспросить о его планах по защите Янси, и это придало ей сил.

Собравшись с духом, она выбрала платье, зная, что Руни наденет рубашку с галстуком. Он надевал ее везде и всегда, куда бы ни шел и куда бы ни ехал. Она давно смирилась с этим результатом аристократического воспитания. На мгновение она представила себе отца Руни, как он тащит свою жену в постель, одетый в смокинг.