Помню, как он прижал меня к себе, зарылся лицом в волосы, и это воспоминание, словно талисман, ограждало от всех сомнений.

– Прекрати, Ро, не надо. Не мучь себя и меня. Я не тот человек, который тебе нужен, – выдавил Люкас. – Вспомни, сама говорила, что не будешь довольствоваться малым. Что я могу дать тебе? Даже обещать ничего не в силах. Ты спрашиваешь об Илэне, о том, что она значит для меня, а все, что могу сказать, – любовь нельзя измерить. Наверное, я любил Илэну так долго, сколько помню себя, и знаю, что ни одну женщину не желал так, как тебя. Что тебе нужно от меня, Ро? Ты единственная женщина из тех, с кем я был, кто не спрашивал, люблю ли я ее. Ты словно неотвязный вопрос в моем мозгу, на который я должен отыскать ответ. Но у меня нет для тебя ответов… таких, какие ты хочешь слышать. Я не умею подыскивать нужные слова так же легко, как ты, не в силах разбирать чувства и взвешивать их.

Это все, что он смог предложить, и я взяла это, боясь докапываться до истины. Когда Люкас целовал меня, прижимал к себе, брал яростно и властно, я пыталась уверить себя, что этого достаточно.

Но теперь, при свете дня, все потеряло смысл и значение. Люкас почти признался, что любит меня, зайдя так далеко, как только осмеливался, не ставя себя в положение, когда я могла потребовать выбора. Но я хотела его целиком, без остатка, а Люкас предлагал жалкие крохи, слабое утешение. Значит, его любви хватает только на то, чтобы отослать меня навсегда.

– Не уеду! – выдохнула я. – Используя любой трюк, любое оружие, пойду на подлость, только не позволю ей выиграть! Она его не заполучит!

Но, несмотря на показную храбрость, я боялась и, встретившись взглядами с непроницаемыми темными глазами Илэны, впервые с тех пор, как ушла в бурю, почувствовала, как сжалось сердце и стало трудно дышать.

Илэна, Хесус Монтойа и его молчаливый слуга Чато отправились в долину, чтобы отыскать нас. Глядя на нее, безупречно одетую в бархатный костюм для верховой езды, уверенную и красивую, трудно было представить, что это та самая женщина с осунувшимся лицом и растрепанными волосами, чьи злобные выкрики преследовали меня, когда я лежала в объятиях человека, которого любила и который любил ее. Неужели она позволила мне тогда уйти только потому, что была полностью уверена в своей власти над ним? Явилась отыскать его или надеялась узнать о моей смерти. Я не видела выражения лица Люкаса, когда мы ехали навстречу, и была почти рада этому. Он вез меня на седле перед собой, придерживая рукой за талию. Заметив пристальный взгляд Илэны, я вспомнила о том, как выгляжу, – поношенные брюки Люкаса, подхваченные в поясе красной косынкой, слишком широкая рубашка, насквозь мокрая.

– Люкас! Слава Богу! Если бы ты только знал, как мы волновались! Я бы послала на поиски, но вода…

– Вода уже спала, так что Дьявол смог пройти, – бесстрастно ответил Люкас, но рука его невольно сжалась, и я заметила торжествующий блеск в глазах Илэны.

– Но по крайней мере вы вернулись… целые и невредимые… оба, – добавила она после намеренной паузы.

Я вызывающе вскинула голову, но тут вмешался Хесус Монтойа, насмешливо улыбаясь:

– Конечно, я здесь не хозяин, но раз все так удачно сложилось, а вы, я вижу, промокли, не стоит ли продолжить нашу радостную беседу в доме?

Я чувствовала себя словно узник, которого возвращают в тюрьму. Монтойа и Илэна ехали по бокам. Чато – позади. Подул легкий ветерок, я задрожала.

– Бедняжка! Ты, должно быть, замерзла! Как глупо с моей стороны не подумать об этом! – проворковала Илэна, издевательски улыбаясь. – Возьми мою шаль. Люкас, что это с тобой?! Неужели не мог получше присмотреть за ней? Такая бледная и измученная!

Я с радостью бы швырнула пушистую белую шаль Илэны ей в лицо, но Люкас уже обернул невесомой тканью мои плечи. За все это время он не сказал ни слова, но, когда нагнул голову, мне показалось, что он прикоснулся губами к моим волосам. Подбадривал меня или сам нуждался в поддержке? Слабый аромат духов Илэны окутал нас обоих. Видимо, так она желала напомнить о себе, разделить нас, вырвать меня из объятий Люкаса.

Наверх меня внес Хесус Монтойа, сопровождаемый бледной мрачной Луз. Сама Илэна, без сомнения, займется Люкасом. После тяжелого подъема по скользкой узкой тропинке, вьющейся вдоль каньона, раны у него вновь открылись.

Помогая мне спрыгнуть с коня, он пошатнулся.

– Люкас!

Он гневно покачал головой, словно не желая видеть мою тревогу.

– Все в порядке, Ро. Отдохни, позже увидимся.

– Но мы должны поговорить, – не обращая ни на что внимания, настаивала я. – Не позволю тебе ничего предпринимать без меня!

– Глупые, безрассудные дети! Неужели всего, что было, недостаточно?! Успеете поссориться потом! Немедленно идите отдыхать! И не забудьте переодеться!

Илэна вела себя как заботливая мать, но презрение в глазах предназначалось для меня. Она желала, чтобы я увидела себя ее глазами – жалкое создание, бездомная кошка, подобранная в бурю.

Я оглянулась на Люкаса, опершегося о колонну, заметила выступившие на лбу крупные капли пота, полузакрытые глаза. Какова причина его боли? Раны или… Илэна? Открылась еще одна рана?

– Я еще не так стар, чтобы поухаживать за дамой! Пойдемте, сеньорита Ровена. Ляжете в постель. Луз пойдет с нами, чтобы приличия были соблюдены, – сказал Хесус Монтойа.

Я была почти уверена, что Люкас прошептал хрипло, измученно:

– Останься, Ро…

Но может, мне это только показалось… потому что я хотела слышать, как он скажет это, словно тогда, в первую ночь, когда мы спали вместе.

Однако что бы он ни сказал или что бы ни хотел сказать, было уже слишком поздно. Монтойа поднял меня, отнес наверх, как напроказившего ребенка, и уложил на кровать, а Луз начала снимать сорочку, охая над царапинами и синяками.

– Тебе нужна теплая ванна! Вся дрожишь… не спорь, знаешь, ты легко могла погибнуть. Рамон… – И тут же сжала губы, словно сказала что-то не то. – Сейчас принесу горячей воды, разотру тебя. И кофе. Только не пытайся встать.

– Рамон! – Я неожиданно вспомнила, что не видела его внизу. – Луз, что ты говорила о Рамоне?!

Я вскочила, но Луз старательно отворачивала лицо.

– Он отправился искать тебя… Должно быть, чувствовал вину. Или совесть загрызла. Никто ничего не знал до следующего дня. Какая ужасная ночь! А потом еще хуже. Илэна словно с ума сошла. Она думала…

– Луз!

Но я уже все поняла.

– Рамон пытался перебраться через ручей, помнишь, совсем мелкий и узкий. Но началось наводнение, ручей вздулся… Прости, Ровена, я зря это сказала. Вечно мой язык болтает когда не нужно!

Луз резко повернулась и вышла; я без сил опустилась на подушки. Люкас во всем будет винить меня. А Илэна? Как она могла так притворяться?! Ни следа скорби на лице, ни малейшего признака печали по погибшему сыну. Или любовь к Люкасу и радость от встречи затмили все остальное?

Мне внезапно захотелось отыскать Люкаса, ощутить силу его объятий, нежность поцелуев. Я уже села и тут же вновь упала на постель. А вдруг он посмотрит на меня с тем же выражением, что и Луз? Если уже ненавидит меня. Может, именно сейчас его руки лежат на ее плечах. Илэна нагнулась над ним, совсем близко… Этого мне не перенести.

Я изводила себя и знала это. О Боже, зачем он привез меня назад?

Но тут вернулась Луз с подносом, на котором стоял кувшин с дымящимся шоколадом. Девушка намеренно избегала встречаться со мной взглядом.

– Выпей это, сразу согреешься. Я налила туда немного виски.

Смесь оказалась довольно горькой, но озноб мгновенно прошел. Я снова легла, чувствуя, что измотана до предела.

– Вот и хорошо. Сейчас оботру тебя теплой водой, лежи и ни о чем не думай.

Луз осторожно принялась растирать меня. Она была права: думать – только терзать себя. Все, что случилось, изменить невозможно.

Завтра я вновь увижу Люкаса и заставлю его ответить. Слишком уж разыгралось у меня воображение! Люкас вовсе не был равнодушен ко мне, и он и я знаем это.