Хулио, ехавший впереди рядом с Люкасом, остановился и подождал меня.

– Тебе нравится то, что видишь?

– Конечно! Здесь так красиво. Но где же люди? Я вижу только скот и лошадей – кто их пасет?

Он издал странный звук, нечто вроде смеха.

– У тебя острые глаза, сестра! Здесь есть ковбои – не очень много, всего несколько доверенных людей, которых мать привезла из Мексики. Но они сейчас дома, ужинают. Становится поздно, а солнце здесь садится очень быстро. Охрану не выставляют – кому известно про эту долину!

– Но ведь твой народ знает это место?

– Только некоторые. Но мы привыкли уважать жилища друзей и родственников и храним тайну. Иногда, в суровые зимы, мы добираемся сюда, где много еды и дичи. Братья, пришедшие с нами, останутся на некоторое время, пока выделают шкуры и прокоптят мясо. Потом они возвратятся.

– Почему они не пошли с нами?

– Апачи не любят жить в домах. Они найдут себе место, а женщины построят вигвамы для защиты от ночной прохлады.

– Вы и серебро оставили, – ехидно сказала я, но Хулио не заметил насмешки.

– Кто его возьмет? Кто-нибудь из людей матери позже заберет мешки и принесет в дом.

– Дом, – медленно протянула я. – Ты не будешь чувствовать, что задыхаешься в четырех стенах?

– Ты научилась хорошо понимать обычаи моего народа, сестра. Да, я тоже не люблю дома и буду спать под открытым небом, хотя матери это не по нраву.

Мне хотелось спросить, почему он пришел сюда. В голосе Хулио не слышалось никаких эмоций, словно он говорил не о матери, а о чужом человеке, может, потому, что был апачи и не привык к внешним проявлениям чувств.

– Как бы я хотела, чтобы Маленькая Птичка была здесь! – внезапно вырвалось у меня.

Хулио, прищурившись, взглянул на меня, в глазах читалось что-то вроде удовлетворения.

– Маленькая Птичка не любит мать, а мать не любит ее. Моей жене лучше среди ее народа. Но я рад, что вы подружились. За время, проведенное вместе с нами, ты быстро переняла наши обычаи, младшая сестренка.

Мне показалось, он собирался добавить еще что-то, если бы Люкас не повернул коня и не возвратился к нам… Как обычно, во мне волной поднялась неприязнь к этому человеку, его пренебрежительному взгляду, без слов показавшему, какой неряшливой, грязной и растрепанной я выгляжу.

– До дома совсем недалеко, но мы остановимся, напоим лошадей. Ты можешь искупаться вон в том ручье и переменить одежду.

Я машинально подняла руку, откинула со лба пряди непокорных волос…

– Даю тебе десять минут, сестричка, потом появлюсь. Нужно смыть дорожную грязь.

Под его насмешливым взглядом я сняла с седла узелок с новым платьем и, не оглядываясь, зашагала в указанном направлении.

Значит, я должна привести себя в порядок, чтобы быть достойной предстать перед его матерью! Но я почти хотела, чтобы в узелке оказалась та уродливая одежда, в которой я приехала в Бостон, – тогда Рамон уж точно не захотел бы жениться на мне!

Прозрачная освежающая вода успокоила меня, охладила ярость, которую Люкас почему-то всегда возбуждал во мне. Как хорошо снова быть чистой! Помня обещание шаману, я надела традиционный индейский костюм и причесала мокрые волосы, так что они спадали на плечи, и, хотя кляла себя за тщеславие, не смогла отвести глаз от своего отражения в воде.

Что подумает Илэна Кордес, когда увидит меня?

Впервые увидев Илэну Кордес, я была поражена и подумала только об одном: не может женщина ее лет выглядеть так молодо!

На улице все еще было светло, но в доме горели лампы, огоньки, дрожа, переливались в рубинах, украшавших изящный испанский гребень в ее иссиня-черных волосах. Нить таких же кроваво-красных камней обвивала ее шею.

– Дети мои!

Голос тоже был прекрасен – низкий, музыкальный, с легким акцентом.

– Да, мать, твои сыновья!

Было ли это игрой воображения или в ответе Хулио звучали еле заметные издевательские нотки? Создавалось такое впечатление, что передо мной разыгрывается хорошо отрепетированная пьеса, где все актеры знали свои роли. Хулио подошел ближе, небрежно обнял мать и отступил, выполнив ритуал приветствия.

– Люкас!

Он стоял у подножия лестницы, не сводя глаз с Илэны, но, когда сжал ее в объятиях, я отвела глаза, словно подсмотрела что-то не предназначавшееся для чужих глаз.

– Ты стала еще прекраснее, Илэна!

Она засмеялась, звонко, как юная девушка, нежно касаясь кончиками пальцев его лица.

– А ты, почему тебя так долго не было? Я тосковала по тебе. Мы все скучали…

«Люкас обожает мать…»

И правда, когда он смотрел на Илэну, лицо его неожиданно смягчилось, стало моложе, беззащитнее. В быстро сгущавшейся темноте нельзя было понять, что означало это мгновенно промелькнувшее выражение, через секунду Люкас уже насмешливо улыбался.

– Наверное, я специально не прихожу подольше, только чтобы услышать, как ты говоришь это, – шутливо объявил он, но в голосе было что-то никогда ранее мной не слышанное.

Руки Люкаса легли на плечи матери, я услышала шепот Хулио:

– Ну разве не трогательно наблюдать такую любовь между сыном и матерью?!

Мне показалось, что он ревнует, и осуждать его вряд ли стоило. Эти двое…

Но тут Илэна заметила меня:

– О, это же не Маленькая Птичка! Хулио, ты что, взял вторую жену?

Люкас приглушенно хмыкнул, и я рассерженно тряхнула головой. Какое право он имеет издеваться надо мной?! Но Хулио, как ни странно, казалось, вовсе не был против.

– Пока еще нет, мамочка, но вполне возможно, стоит об этом подумать!

Люкас перестал улыбаться и нахмурился. Я заметила, как его глаза предостерегающе сузились, и, смело выступив вперед, подошла к лестнице, глядя снизу вверх на эту прекрасную горделивую женщину, которая выглядела столь же молодо, как я, и держалась словно герцогиня.

– Поскольку ваши сыновья не выполнили своих обязанностей, думаю, придется мне представиться самой, – сдержанно объявила я. – Меня зовут Ровена Дэнджерфилд. Вы знали моего отца.

Если мои слова встревожили Илэну, она не подала виду. Я заметила только легкий изгиб темных бровей, но тут же, бросив на Люкаса полный упрека взгляд, она поспешила вниз, протягивая руки:

– Вы та самая Ровена? Дочь Гая? Как легкомысленно со стороны моих сыновей не предупредить о вашем приезде! Впрочем, боюсь, они оба – варвары!

Илэна легко коснулась моей руки, тут же отпустила и, застав меня врасплох, приподняла указательным пальцем мой подбородок, наклонив лицо к свету.

– Простите… но у вас отцовские глаза! Да-да, я должна была заметить раньше, несмотря на этот индейский костюм. – Она тихо засмеялась. – Идея моего отца, как я понимаю. Похоже на него! Но вы так добры, что решили снисходительно отнестись к его капризам!

В этой женщине, стоявшей так величественно, не осталось ничего от полудикой индейской девочки, которой она была когда-то. Если не считать легкого испанского акцента, Илэна Кордес сошла бы за высокородную даму в любой лондонской гостиной.

– Ваш отец был очень добр ко мне. А церемониальное платье женщин племени апачи такое красивое!

Позади раздалось одобрительное хмыканье Хулио.

– Моя младшая сестра приняла наши обычаи. И она теперь апачи, потому что наш дед-шаман удочерил ее и объявил об этом всему племени!

Я услышала, как Илэна втянула в себя воздух и, быстро повернув голову, взглянула на Люкаса, небрежно прислонившегося к деревянному резному столику.

– Это правда, – уклончиво признал он. – Шаман и Гай Дэнджерфилд были побратимами, помнишь? Видно, Ровена понравилась деду.

– К сожалению, не могу сказать того же о моих чувствах по отношению к тебе, Люкас Корд! – отрезала я.

– У нее отвратительный характер и длинный язык, – обратился он к матери. – Но может, Рамон сумеет ее укротить!

Глаза Илэны ярко заблестели. Но тут неожиданно вмешался Хулио.