Алексей Толстой 1817–1875 «Средь шумного бала, случайно…» Средь шумного бала, случайно, В тревоге мирской суеты, Тебя я увидел, но тайна Твои покрывала черты. Лишь очи печально глядели, А голос так дивно звучал, Как звон отдаленной свирели, Как моря играющий вал. Мне стан твой понравился тонкий И весь твой задумчивый вид, А смех твой, и грустный и звонкий, С тех пор в моем сердце звучит. В часы одинокие ночи Люблю я, усталый, прилечь — Я вижу печальные очи, Я слышу веселую речь; И грустно я так засыпаю, И в грезах неведомых сплю… Люблю ли тебя – я не знаю, Но кажется мне, что люблю! «Не ветер, вея с высоты…»
Не ветер, вея с высоты, Листов коснулся ночью лунной; Моей души коснулась ты — Она тревожна, как листы, Она, как гусли, многострунна. Житейский вихрь ее терзал И сокрушительным набегом, Свистя и воя, струны рвал И заносил холодным снегом. Твоя же речь ласкает слух, Твое легко прикосновенье, Как от цветов летящий пух, Как майской ночи дуновенье… «Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо…» Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо, Над озером туман тянулся полосой, И кроткий образ твой, знакомый и любимый, В вечерний тихий час носился предо мной. Улыбка та ж была, которую люблю я, И мягкая коса, как прежде, расплелась, И очи грустные, по-прежнему тоскуя, Глядели на меня в вечерний тихий час. Николай Некрасов 1821–1877 «Мы с тобой бестолковые люди…» Мы с тобой бестолковые люди: Что минута, то вспышка готова! Облегченье взволнованной груди, Неразумное, резкое слово. Говори же, когда ты сердита, Все, что душу волнует и мучит! Будем, друг мой, сердиться открыто: Легче мир – и скорее наскучит. Если проза в любви неизбежна, Так возьмем и с нее долю счастья: После ссоры так полно, так нежно Возвращенье любви и участья… Дмитрий Мережковский 1865–1941 «Я никогда так не был одинок…» Я никогда так не был одинок, Как на груди твоей благоуханной, Где я постиг невольно и нежданно, Как наш удел насмешливо-жесток: Уста к устам, в блаженстве поцелуя, Ко груди грудь мы негою полны, А между тем, по-прежнему тоскуя, Как у врагов, сердца разлучены. Мы далеки, мы чужды друг для друга: Душе с душой не слиться никогда, И наш восторг, как смутный жар недуга, Как жгучий бред, исчезнет без следа. Мне за тебя невыразимо грустно, Ты тихо взор склонила предо мной, И, нашу боль скрывая неискусно, Мой бедный друг, как жалки мы с тобой… «Потух мой гнев, безумный, детский гнев…» … Потух мой гнев, безумный, детский гнев: Все время я себя обманывал напрасно: Я вновь у ног твоих, – и радостный напев Из груди просится так пламенно и страстно. Наперекор всему, в проклятии моем Тебе, всесильная, одна любовь звучала, И даже в злобный миг при имени твоем Мятежная душа от счастья трепетала. И вот – я снова твой… Зачем таить любовь? Как будто не о том я день и ночь мечтаю, Когда и где, и как тебя я повстречаю, Как будто не тебе отдам я жизнь и кровь; Как будто в серой мгле под бременем страданья Влачу я темный век не для тебя одной; Когда гляжу я вдаль с улыбкой упованья, Как будто не тебя я вижу пред собой… Ты – вдохновение, ты – творческая сила, Ты – все: полна тобой полуночная тишь, В благоуханье роз со мной ты говоришь, И сумрак дней моих ты светом напоила… «Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный…» Не думала ли ты, что, бледный и безмолвный, Я вновь к тебе приду, как нищий, умолять, Тобой отвергнутый, тобою вечно полный, Чтоб ты позволила у ног твоих рыдать? Напрасная мечта! Слыхала ль ты порою, Что в милой праздности не все, как ты, живут, Что где-то есть борьба и мысль, и честный труд И что пред ними ты – ничто с твоей красою? Смотри, – меня зовет огромный светлый мир: Есть у меня бессмертная природа И молодость, и гордая свобода, И Рафаэль, и Данте, и Шекспир! И думать ты могла, что я томиться буду Или у ног твоих беспомощно рыдать? Нет, стыдно пред тобой мне слезы расточать, — Забудь меня скорей, как я тебя забуду! О, неразумное, прелестное дитя, Ты гнева моего, поверь, не заслужила, — Но если б ты могла понять, какая сила Была у ног твоих, когда со мной, шутя, Играла ты в любовь и все потом разбила, — Тогда лицо твое зарделось бы стыдом, И над поруганной любовью, над мечтами, Что ты разрушила своими же руками, Не я, а ты в отчаянье немом Рыдала бы теперь горючими слезами! |
