Меня охватил ужас. Ему становилось все хуже.

«Пламя… детка…» — прошептала я и медленно приблизилась к нему, держа руки по бокам. Ноздри Флейма раздулись от моей близости. Но он не отстранился, когда я достигла его напряженного и испуганного тела. Моя душа начала плакать. Что могло быть причиной этого? Почему он вдруг испугался меня, единственного человека, которого он когда-либо впускал? Боялся моего прикосновения, прикосновения, которое успокаивало его демонов? Мне стало плохо. Не от моей беременности, а от потери принятия моего мужа. Это было самое ценное, что было у нас обоих — свобода прикасаться и любить друг друга без платы или условий. «Пойдем домой?» — молилась я, чтобы мой голос не дрожал, хотя внутри я дрожала, как лист, содрогающийся в осеннюю бурю. Я не вложила свою руку в его руку и не пыталась прикоснуться к нему и причинить ему боль. Мне нужно было отвезти его домой, где он чувствовал бы себя в безопасности.

Флейм повернулся и молча пошел рядом со мной, в лифт, а затем из больницы. Я надеялся, что выход из здания немного его расслабит, но этого не произошло. Он продолжал поглядывать в мою сторону, его темные брови были нахмурены от беспокойства.

Двигатель грузовика звучал так громко, как раскатистый гром, когда мы ехали, по-прежнему не говоря ни слова, из центра Остина, а затем в лагерь Палачей. В тот момент, когда мы оказались в уединении нашего дома, я повернулась к мужу. Протянув руку, я умоляла: «Возьми мою руку, детка».

Я наблюдала за ним. Изучала каждое его движение в поисках ответов. Когда я провела рукой по хрупкому пространству между нами, я увидела, как вспыхнули его глаза и сжались губы. Пальцы Флейма дернулись. Я знала, что он хочет меня. Я видела тоску в его отчаянном взгляде. Это разбивало мне сердце. Страхи Флейма часто разбивали мне сердце. Мой муж, наполовину опасный убийца и абсолютный защитник, наполовину потерянная и сломленная душа, вечно ищущая какой-то свет. «Пожалуйста, детка», — сказала я, на этот раз проиграв битву, чтобы остановить дрожь в голосе. «Это я. Твоя Мэдди. Твоя жена».

«Моя Мэдди», — прохрипел Флейм, его лицо исказилось от боли. Он покачал головой, и прежде чем я успел его успокоить, он поднес руки к голове и начал бить себя. «Не снова. Я не могу сделать это снова».

«Пламя!» — прыгнул я вперед. Пламя отскочил с моего пути и отступил к кухонной стене, пока не ударился о штукатурку с глухим стуком. «Что происходит?» — потребовал я, страх стал моей ведущей эмоцией.

Мускулистая шея Флейма напряглась от напряжения, но с нежной и потерянной безнадежностью в голосе он сказал: «Я причиняю тебе боль». Он уставился на свои ладони, словно они были Антихристом. Они дрожали. Это уничтожило меня, опустошив мое сердце, которое ждало его признания, прежде чем снова забиться. Флейм посмотрел мне в глаза, когда он начал крошиться. «Ты все еще болен. Я все еще вижу это на твоем лице, на твоих бледных губах. Ты никогда не лжешь мне. Но я знаю, что ты болен. Я…» Я замер, когда Флейм протянул руку, остановившись всего в волоске от моей щеки. Его взгляд сиял непролитыми слезами агонии. «Это я», — заявил он так тихо, что я едва мог услышать его глубокий, надломленный тембр. «Это наконец-то происходит». Он опустил руку и провел кончиками пальцев по узору вен на запястье. «Пламя становится сильнее. Оно добралось и до тебя». Пламя моргнуло, и слеза упала на его грудь, скользнув под воротник его белой рубашки. «Я не могу причинить тебе боль. Не моя Мэдди. Я не могу. Я не буду…»

Мой желудок скрутило, тошнота нарастала в горле. Я покачала головой, так как не могла найти свой голос. «Нет», — прохрипела я, осознание осенило меня, как солнце, вырвавшееся из-за серой тучи. «Пламя». Я сделала несколько медленных шагов вперед. Мой муж выглядел потерянным, не зная, что делать. «Это моя вина». Признание легко сорвалось с моих губ. Я скрывал это от него. Все это время он считал, что причиняет мне боль. Он наблюдал за мной. Он всегда наблюдал за мной. Мне нравилось, что он так глубоко обо мне заботился. Но, видя меня уставшей и больной... Что я натворила? Он уделял мне слишком много внимания, чтобы поверить, что все в порядке, хотя я и говорила ему, что со мной все в порядке.

«Я обещаю, что не больна». Я потянулась к его руке и крепко сжала свою. Флейм попыталась отдернуть ее, вырвать, но я крепко держала ее. «Твое прикосновение не причиняет мне вреда», — строго сказала я. Флейм застыла от страха. Поднявшись на цыпочки, я прижала свободную руку к его бородатой щеке. «Я не больна, детка». Я поднесла наши руки к губам и поцеловала его татуированную, покрытую шрамами кожу. Она забилась от моего прикосновения. Быстрый вздох вырвался из его слегка приоткрытых губ. Я наблюдала, как внутренняя борьба, боль, которую я знала, терзала его, вытекали из его тела.

«Мэдди», — пробормотал Флейм, его голос был хриплым от эмоций. Его рука сжалась в моей, такой нежной в сравнении с его крупным телом. «Я не могу причинить тебе боль. Не тебе». Мои глаза закрылись, когда его другая рука прошла мимо моей щеки и зарылась в мои длинные черные волосы. «Не тебе. Ты…» Я открыла глаза и наблюдала, как он ищет слово, чтобы выразить свои чувства. Чтобы выразить эмоции, которые он всегда пытался понять. «Я люблю тебя. Я умру, если ты умрешь».

"Пламя…"

«Ты держишь огонь подальше. Дьявол не трогает меня, когда ты рядом».

Придвинув голову ближе, я прижалась губами к его губам. Нам потребовалось много времени, чтобы прийти к этому моменту. Оба опасались ласки и прикосновений из-за монстров в нашем прошлом. Но вместе мы загнали монстров обратно в их пещеры. Мы работали не покладая рук каждый день, чтобы держать их на расстоянии. И наши поцелуи... каждый поцелуй, которым мы делились, был нашим коллективным боевым кличем, что нас больше не сдадут так легко. Вместе мы были сильнее. Любовь помогала нам выстоять.

Флейм застонал мне в рот. Я чувствовала, как он не хочет отпускать. Я знала, что голос в его голове скажет ему, что он причиняет мне боль, что мне будет причинен вред — голос его отца, который изводил его сомнениями в себе и ненавистью. Поэтому я поцеловала Флейма сильнее, проводя руками по его широким плечам, пока у него не осталось выбора, кроме как ответить. Он запустил обе руки мне в волосы и самозабвенно поцеловал меня в ответ. Облегчение было ощутимо внутри меня, когда его пальцы скользнули по моим длинным прядям. «Мне не больно», — прошептала я ему в рот. Флейм застонал громче, болезненно и недоверчиво. «Твое прикосновение никогда не причинит мне боли». Я поцеловала Флейма между словами, не разрывая контакта, которого он так отчаянно боялся. «Ты не злой, и ты никогда не будешь для меня никем, кроме как моим мужем, которого я так, так сильно люблю».

«Мэдди». Флейм прижался лбом к моему, просто вдыхая воздух, которым мы делились, пока он держал меня в своих дрожащих руках. «Я не могу потерять тебя».

«Ты не будешь», — сказала я и отступила на шаг. С успокаивающей улыбкой на губах я повела его в нашу спальню. Флейм последовала за ним. Я знала, что он всегда будет следовать за мной, так же как и я вечно буду следовать за ним. Оказавшись в нашей спальне, нашем месте утешения, где так много демонов были усмирены нашим соединением, я закрыла дверь. Я хотела на время изгнать мир. Мне нужны были только он и я. Флейм нужно было вернуть в место покоя, со мной.

Мне он тоже был нужен. Он утихомирил огонь в моей крови.

Флейм не сводил с меня взгляда, пока я нежно клала руки ему на грудь. Его мышцы дергались под моими ладонями, но мой муж стоял неподвижно и позволял мне ласкать его. Его дыхание участилось. Так будет всегда, я это понимала. Прикосновения никогда не давались ему легко. Но со мной он мог это выдержать. Со мной он мог это ценить и наслаждаться. Он научился жаждать этого. Как и я его. После многих лет изнасилований и садистских издевательств я чувствовала себя в полной безопасности с этим мужчиной, которого я любила безмерно.

Осторожными руками я скатился с пореза Флейма, услышав, как он упал на пол. Проведя руками по его груди, я добрался до подола его рубашки и медленно сдвинул ее по его торсу, его огненные татуировки сияли яркими красными и оранжевыми цветами, когда он был обнажен для моих глаз. Татуировки напомнили Флейму о демонах, грехе и адском огне, которые, как он верил, текли по его венам. Для меня они были ярким закатом, красочной антитезой тьмы, предлагающей обещание нового дня.