Мы видим, как относился ко всему истинный Назорей. Он не мог жить ни радостями земными, ни радостями Израиля. Для этого ещё не пришёл час, и потому Он отвращался от всего, что говорило Ему о радости чисто мирской, чтобы иметь возможность сосредоточить все Свои интересы на одном деле, непрестанно занимавшем Его ум. Придёт час, когда Он как Мессия будет разделять радость Своего народа и всей земли; но до наступления этого благословенного времени Он, истинный Назорей, отделён от мира, и народ Его пребывает в единении с Ним. "Они не от мира, как и Я не от мира; освяти их истиною Твоею: слово Твоё есть истина. Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир; и за них Я посвящаю Себя, чтобы и они были освящены истиною" (Иоан. 17,16-19).
Читатель-христианин, глубоко вникнем в эту первую знаменательную особенность характера назорея. Необходимо точно исследовать себя с этой стороны. Очень важно знать, до какой степени мы как христиане понимаем истинный смысл и силу этого полного отрешения от всякого поощрения человеческих вкусов и всякой чисто земной радости. Можно сказать: "Что же дурного в лёгкой забаве или в невинном отдыхе? Мы, конечно, не призваны быть монахами. Не даровал ли нам Бог обилие всего для наслаждения нашего? И пока мы живём на земле, не следует ли нам этим пользоваться?"
Весь вопрос для нас сводится к одному: воодушевлены ли мы пламенным желанием быть назореями? Мечтаем ли мы о полном отделении и об отдаче самих себя, тела, души и духа, в собственность Божию? Если это так, то нам необходимо отказываться от всего, что поощряет служение нашей плоти. В этом заключается весь вопрос Не будем же спрашивать себя: "Разве мы должны сделаться монахами?", а зададим себе вопрос: "Имеем ли Мы потребность быть назореями?" Желаем ли мы от всего сердца отделиться, подобно Христу, Господу нашему, от всякой радости чисто земной, отделиться для Бога от всего, что, не будучи само по себе предосудительно, мешает тем не менее полному посвящению Богу сердца, в чем заключается задача всякого истинного духовного назорейства? Читателю-христианину разве неизвестно существование многого подобного в мире? Не чувствует ли он, что есть бесчисленное множество вещей, развлекающих и ослабляющих его дух, вещей, которые, однако, согласно правилам ходячей морали, кажутся вполне невинными.
Но мы должны помнить, что назореи Божий не руководствуются правилами обыкновенной ходячей морали. Их нравственный идеал неизмеримо выше. Они смотрят на все с точки зрения небесной и Божественной и потому не могут считать невинным то, что хотя бы в слабой мере посягает на возвышенный характер посвящения Богу, которого пламенно жаждут их души.
Да даст нам Господь милость все это серьёзно взвесить и оберегать себя от всякого злого влияния. Всякий должен знать, что для него играет роль вина и крепких напитков. Это может казаться безделицей; но мы должны проникнуться сознанием, что далеко не безделица то, что прерывает общение души нашей с Богом и лишает нас святого присутствия Божия, составляющего для нас высшее преимущество.
Но существовала и ещё одна характерная особенность, присущая назореям. Они не должны были брить волос головы своей: "Во все дни обета назорейства его бритва не должна касаться головы его. До исполнения дней, на которые он посвятил себя в назореи Господу, свят он; должен растить волосы на голове своей" (ст. 5).
Из 1 Кор. 11,14 мы узнаем, что длинные волосы считаются для мужчины бесчестием. "Не сама ли природа учит вас, что если муж растит волосы, то это бесчестье для него?" Это показывает нам, что если мы хотим действительно жить жизнью отделения для Бога, мы должны быть готовы отказаться от почестей земных. Именно так и поступил Господь наш Иисус Христос. Он уничтожил Самого Себя. Он во всех отношениях отказался от Своих прав. Он мог сказать: "Я червь, а не человек" (Пс. 21,7). Он отрёкся от всего, занял последнее место. Он пренебрегал Своими интересами, дабы иметь попечение о других. Словом, назорейство Его как в этом, так и во всех остальных отношениях, являлось безупречно совершенным.
Именно этого недоставало нам. Мы всячески оберегаем своё достоинство и стараемся никому не уступить своих прав; это считается признаком нравственной зрелости. Единственный совершенный на земле Человек этого, однако, не делал никогда; и если мы жаждем быть назореями, не будем делать этого и мы. Мы должны отречься от наших природных преимуществ и отказаться от земных радостей, если мы хотим идти в этом мире путём полного отделения для Бога. Настанет время, и оно уже близко, когда можно будет соединить и то, и другое; но теперь это невозможно.
Заметим ещё, что здесь вопрос заключался совсем не в том, было ли то или другое законно или нет. Мужчины обыкновенно брили себе голову; но назорею это решительно не подобало и становилось для него даже предосудительным. В этом-то и заключается вся разница. Обыкновенному человеку позволено было брить волосы и пить вино; но назореи не был обыкновенным человеком; он был отстранён от обыденного образа жизни, чтобы идти особенным путём; для него употреблять вино и брить голову значило совершенно оставить этот путь. Если, следовательно, кто-либо спрашивает: "Разве не следует пользоваться мирскими удовольствиями и ограждать свои человеческие права?" - мы отвечаем: "Все это прекрасно, если мы хотим жить, как живут все; и все это, безусловно, дурно или гибельно для нас, если мы хотим быть назореями Божиими."
Это необыкновенно упрощает вопрос, даёт ответ на тысячи загадок и решает тысячи затруднений. Напрасно было бы стараться установить, что именно дурного в том или другом. Весь вопрос сводится к одному: какова наша истинная цель и наши действительные стремления? Хотим ли мы только жить не хуже других людей, или же горим желанием жить жизнью истинных назореев? Согласно смыслу 1 Кор. 3,3, выражения "поступать по обычаю человеческому" и "быть плотским" - синонимы. Проникаемся ли мы духом такого рода Писаний, испытываем ли на себе всю силу их? Или же мы руководствуемся духом и принципами мира без Бога и без Христа? Бесполезно тратить время для споров о вопросах, которые никогда для нас и не возникли бы, если б души наши находились на высоком нравственном уровне. Конечно, люди мира сего поступают вполне законно, вполне естественно, вполне последовательно, пользуясь всем, что он им может дать, и прилагая все свои старания к соблюдению своих прав и своего достоинства. Но, с другой стороны, то, что законно, естественно и последовательно в поведении людей мира сего, то предосудительно, неестественно и непоследовательно для назореев Божиих. В таком виде представляется нам этот вопрос, если мы его рассматриваем в свете истины Божией. В 6-й главе книги Числа мы видим, что, вкушая вино и касаясь бритвою головы своей, назорей нарушал данный им обет назорейства. Не поучительно ли это для нас, и не обращается ли это к сердцу нашему? Конечно, да. Этот факт показывает нам, что, если мы жаждем полного посвящения сердец наших Богу, мы должны удерживаться от всех наслаждений земных, должны отказаться от чувства человеческого достоинства, от наших личных прав. Так это должно быть ввиду того, что Бог и мир, плоть и Дух Божий несовместимы и примириться друг с другом не могут. Придёт время, когда все это изменится; но в настоящее время все, желающие жить для Бога и поступать по духу, должны отделяться от мира и умерщвлять плоть. Бог, по великому милосердию Своему, да сделает нас способными на это!
Нам остаётся отметить ещё одну особенность назорейства. Назорей не имел права прикасаться к мёртвому телу. "Во все дни, на которые он посвятил себя в назорей Господу, не должен он подходить к мёртвому телу. Прикосновением к отцу своему, и матери своей, и брату своему, и сестре своей, не должен он оскверняться, когда они умрут; потому что посвящение Богу его на главе его" (ст. 6-7).
Таким образом мы видим, что пил ли назорей вино, брил ли он голову, или же прикасался к мёртвому телу, последствия были одни и те же. Каждое из этих трёх действий влекло за собою осквернение звания назорея. Из этого очевидно, что пить вино и брить голову для назорея было так же преступно, как и прикасаться к умершему. Важно вдуматься в это. Мы склонны делать различия, которые ни минуты не устоят пред светом присутствия Божия. Раз посвящение возлагалось на главу человека, то этот великий и знаменательный факт становился руководящей нитью и точкой отправления для жизни высокой нравственности. Человек становился на почву, совершенно новую для него и особенную, и поневоле приобретал совершенно новый и особенный взгляд на все окружающее. Ему приходилось больше спрашивать себя не о том, что ему следует делать как человеку, а что ему подобает делать как назорею. Вследствие этого даже в случае смерти его ближайшего друга ему не дозволялось к нему прикасаться. Он обязан был держаться вдали от нечистого влияния тления и обязан был это делать, потому что "посвящение Богу его было на главе его".
