– Я сам с ними поплыву, – громко сказал Джейк, перекрывая голосом шум. – Она отравилась моей рыбой. Я могу вести яхту, пока Пит будет за ней ухаживать.

– Ты не можешь и знаешь, что не можешь, – сказала она, когда Пит снова протолкнулся мимо них, чтобы спуститься вниз. – Тебе нужно починить двигатель. Ты должен остаться здесь. Значит, плыть надо мне. – Виржини видела по его лицу, что он отчаянно ищет возражения. Но она должна это сделать. – Джейк, пожалуйста. – Она пристально смотрела ему в глаза.

Он вытер рот, и Виржини восприняла это как согласие.

Пит вернулся с пультом управления якорной лебедкой и направился на нос. Один он не справится. Это безумие. Она побежала за ним.

– Я поплыву с тобой. – Она схватила его за плечо.

– Нет. – Он стряхнул ее руку и зашагал дальше.

– Пит…

– Я сказал – нет! – Голос сорвался на крик. – И я имею в виду «нет». Вы оба сделали более чем достаточно. – Пит бросал слова через плечо, и она замерла, увидев ярость на его лице.

Виржини повернулась и побежала мимо Джейка вниз по трапу внутрь яхты. Ничто не заставит ее бросить Стеллу. Питу придется вышвырнуть ее за борт. Она сама сказала ему: Стелла сильная, Стелла справится. Стелла выживет. Они доберутся до больницы, и все будет хорошо. Он увидит. Все будет хорошо.

Внизу было темно, и шум несся с двух сторон: сзади ревел двигатель, спереди цепь прогремела через лебедку и с лязгом легла в ящик, когда Пит поднял якорь. Грохот ошеломлял, и на полпути через салон Виржини пошатнулась. Ухватилась за стойку, алюминий приятно холодил, и она прижалась к металлу лбом. Пару раз глубоко вдохнув, подняла голову и посмотрела через дверной проем в каюту.

Все померкло.

После они долго спорили с Питом, что делать с ней, с ее телом. Он хотел отвезти Стеллу домой, но Джейк как можно деликатнее указал, что это невозможно. По его выражению, «Ласточка» для этого «не приспособлена». В конце концов Пит сам вырыл могилу, отнес Стеллу туда, засыпал. Он запретил кому-либо ступать на Амаранте, пока он копает, но Виржини весь день дежурила в своем кокпите, вглядываясь в кромку джунглей так пристально, что берег расплывался. Она знала, что никогда не забудет, как Пит, опустив голову и тяжело ступая, вышел из джунглей на пляж с лопатой в руке.

На следующее утро, когда она проснулась, «Ласточки» не было. И «Ариэля».

– Они уплыли с первыми лучами солнца, – сказал ей Витор. – Роли забрал Терезу.

То, что Роли уедет, было очевидно. И, к своему стыду, в глубине души Виржини испытала облегчение. Она сомневалась, что после смерти Стеллы смогла бы встретиться с ним лицом к лицу, выдержать упрек в его глазах. Конечно, он имел полное право ее винить. Он же четко разъяснил правила.

До нее с опозданием дошло, что Витор сказал «они». Значит, Гас жив. Слабое утешение, но спасибо и на этом. И Тереза тоже уплыла. Должно быть, ссора была серьезной, если до такого дошло.

Витор ответил прежде, чем она успела спросить.

– Она давно хотела уехать.

– Ты в порядке?

Он отвел глаза.

– У нас не ладилось. И она вправе на собственный выбор. Ты сама видела, они с Роли сдружились. Я сказал ей: «Уезжай, если хочешь». Она так и поступила, собрала чемоданы и уехала. – Витор держался до странности невозмутимо, но, возможно, он еще не до конца осознал, что произошло.

В каком-то смысле Виржини могла понять эту его вялую реакцию, у нее самой не было сил расстраиваться из-за того, что никто не попрощался, что они молча уплыли на рассвете. Ничего иного она и не заслужила. Сначала лодок было четыре, теперь осталось две.

Время тянулось медленно, словно патока, и вязкие, нескончаемые часы давили так, будто это не Стеллу, а ее засыпали землей. По ночам, в провалах сна, в сухой, растрескавшейся почве острова была похоронена она, а не Стелла, это она рыла пальцами землю, чтобы дотянуться до костлявых рук других узников этого острова.

Но в других снах она уплывала прочь, прочь, прочь – к далекой тонкой синей линии. С ней не было ни Стеллы, ни Пита, ни даже Джейка, она была совсем одна. Это были прекрасные сны, потому что несли освобождение. Проснувшись, она еще полсекунды была счастлива – все нормально, а потом навалилась реальность, твердая, как кость.

Заехал Витор, чтобы узнать, как они.

– Все в порядке, – солгала Виржини, пряча глаза.

Джейк тоже был не в порядке, далеко не в порядке, и она не понимала, как до него достучаться. В день, когда остальные уплыли, его снова охватила мания, даже хуже прежнего, он безвылазно торчал в двигательном отсеке, белый луч налобного фонаря метался по салону, точно у шахтера, пытающегося найти золотую жилу. Так продолжалось всю ночь, а на рассвете он выскакивал на палубу, пробовал зажигание и… ничего, а затем лихорадочность спадала, уступив место беспросветному унынию. Попытки Виржини поговорить он либо встречал в штыки, либо, что еще хуже, игнорировал, и она сдавалась, слишком опустошенная, чтобы хоть что-то чувствовать.

Была середина дня, когда Виржини очнулась от очередного короткого забытья – липкая от пота, с пересохшим ртом. В камбузе нажала на педаль, чтобы налить воды в стакан. Кран отреагировал короткими плевками, она поднесла стакан к губам, и сильный пластиковый привкус сообщил, что бак почти опустел. Осознание этого было сродни пощечине, вырвавшей ее из оцепенения. Она сейчас же выкопает канистры с водой Витора, а с гневом Джейка разберется позже.

Пляж якорной стоянки был безлюден, единственный звук – нескончаемое стрекотание насекомых. Судя по одинокой цепочке следов, ведущих в джунгли и обратно, после прилива там побывал Витор. Это мог быть только он, больше некому. Она оставила шлюпку на обычном месте и направилась вглубь острова.

Этот остров Виржини успела изучить настолько хорошо, что когда добралась до развалин, холмик земли сразу бросился в глаза. Пит выбрал место рядом с другими могилами, между двумя пальмами. Она медленно приблизилась. Пит как мог утрамбовал землю и соорудил грубый крест из молодых веток, связав их пальмовыми листьями. Крест уже облюбовали жуки. Виржини пришла с пустыми руками, а цветы на острове не росли. Какое-то время она постояла у могилы, слушая григорианский хорал цикад и всматриваясь в себя, пытаясь увидеть там горе, но нашла только пустоту.

На восточном пляже пары торчащих веток не оказалось, однако Виржини была уверена, что правильно запомнила место. Она пробралась между лентами сухих водорослей и мусором, опустилась на шершавый песок. Принялась копать, но впустую. Встала, чтобы оглядеться, и вдруг вспомнила, что в последние дни Роли ходил за дровами именно в эту сторону. Черт. Нет, не может быть, чтобы он забрал ее метки. Просто она ошиблась местом. А ветки упали, вот и все. Она подошла к ближайшей белесой палке, опустилась на колени и снова принялась рыть, ожидая, что вот-вот покажется пластиковая крышка канистры. Ничего. Передвинулась чуть в сторону, стала копать быстрее, лихорадочно расшвыривая песок. Сломала ноготь. Тут тоже не было ничего. Может, просто надо копать глубже? Она удвоила усилия, снова и снова копала тут и там, перемещаясь в разные стороны.

К тому времени, как она сдалась, пляж был весь в рытвинах, ладони и колени у нее горели. Тяжело дыша, Виржини опустилась на пятки и попыталась заставить мозг работать – думай, Виржини, думай! – но ни к чему толком не пришла.

Она встала, вытерла лоб тыльной стороной ладони и отошла в тень на краю джунглей. Сунула в рот палец с обломанным ногтем, вгрызлась в зазубренный край, ощутила на языке вкус крови. Боже, как хочется пить! Она огляделась в поисках упавших кокосов, которые могла бы отнести на стояночный берег, где Джейк держал в раздвоенном дереве мачете. Хотя она ни разу не пыталась расколоть кокос, сейчас готова была попробовать что угодно. Но на земле валялись только волокнистые остатки старой шелухи. Придется сшибить кокос с дерева.