Стелла взвизгнула от восторга, когда она вручила ей буханку, завернутую в полотенце. Виржини пришлось переплыть бухту на веслах, потому что Джейк снял со шлюпки подвесной мотор, чтобы сберечь топливо для генератора, питающего электроинструменты.

– Тебе необязательно было это делать, – сказала Стелла, принимая подарок. – Конечно, мы поможем.

Затем Виржини отправилась к Роли.

– Оставь себе, – сказал он, подталкивая к ней буханку. – Встретимся у вас.

Их доброта растрогала Виржини.

Но когда все они столпились в салоне «Путеводной звезды», Джейк обрадованным не выглядел.

– Спасибо за предложение, но я сам разберусь, – буркнул он угрюмо.

– Да ладно, приятель. – Пит присел на корточки перед двигательным отсеком и повернул бейсболку козырьком назад. – Вместе дело пойдет быстрее.

– Он прав, – произнес Роли, когда ответа не последовало.

Джейк потянулся за тряпкой, чтобы протереть клапан, и Виржини увидела, что это вовсе не тряпка, а его синяя футболка, та самая, в которой он был на их третьем свидании, когда она поняла, что начинает влюбляться. Он дернул пусковой шнур генератора, и его грохот и визг дрели, вгрызающейся в металл, сделали продолжение разговора невозможным. От такого отношения у Виржини скрутило живот, точно рука из прошлого проникла в ее тело и сжала внутренности.

– Простите, – сказала она, перегнувшись через леер, когда сначала Пит и Стелла, а затем Роли забрались в свои лодки. Щеки у нее пылали.

Роли положил ладонь ей на плечо:

– Пусть делает, что считает нужным. – Он отвязал швартов и отчалил.

Виржини спустилась в трюм. Джейк все еще стоял, склонившись над визжащей дрелью. Ей пришлось несколько раз позвать его, прежде чем он выключил дрель.

– Зачем ты так?

Он взял металлический пробойник и сравнил его с отверстием, которое просверлил в кожухе.

– Я мог бы задать тебе тот же вопрос.

– Ты о чем?

Пробойник не подошел – он бросил его и выбрал другой. Решительно стукнул по нему молотком.

– Сама знаешь.

Ей было не до загадок.

– И все же?

– Я сказал, что сам справлюсь. Я совершенно ясно дал это понять. Но не успел оглянуться, как ты нагнала сюда помощников, так что, очевидно, ты в меня не веришь. – Он ударил по пробойнику еще раз, сильнее, потом еще сильнее.

– Я в тебя верю. Но прошло четыре дня. – Да, они использовали гораздо меньше воды, чем обычно, мало пили, не принимали душ, но с каждым днем запасы уменьшались. – Джейк, это не шутки.

Он с преувеличенной осторожностью положил молоток и пробойник на пол и потянулся за дрелью. Прежде чем снова включить ее, ответил:

– Я знаю, что не шутки, Ви. Надеюсь, ты это понимаешь.

Злая, расстроенная, испытывая стыд и чувство вины за свой поступок, Виржини вышла на палубу. На капитанском кресле лежала буханка хлеба. Она положила ее себе на колени. Джейк обожал ее хлеб. Дома, в Лимингтоне, она каждый вечер пятницы запускала хлебопечку, чтобы выходные начинались с хлебного духа. Единственными запахами, которые она чувствовала сейчас, были топливо, смазка и пот – ее собственный нервный, животный пот. От нее воняло. Она встала и швырнула буханку в море.

Ей было необходимо уйти с яхты. К счастью, на пляже якорной стоянки не было ни души. Она выбралась из шлюпки, благодарная, что не придется ни перед кем притворяться, будто все хорошо. Не хотелось представлять, что о них думают остальные. Черт бы побрал Джейка за его упрямство, за его неспособность понять, что здесь не место для гордыни. Что самое главное сейчас – решить проблему.

Она быстро зашагала вглубь острова, почти промчалась мимо развалин, вопреки обыкновению не задержавшись там, но вскоре жара словно выжала энергию. Виржини сообразила, что сегодня ничего не ела. Ближе к северной оконечности острова она легла в тени и позволила послеполуденному зною сморить ее, сквозь сон подумав, что, может, проснется в настроении пободрее. Но когда проснулась, мокрая от пота, с пересохшим ртом, ничего не изменилось, и потому она вернулась на якорную стоянку, где села на корягу Роли рядом с кострищем. Вокруг продолжалась обычная островная жизнь: цикады выводили свою нескончаемую стрекочущую песню, потрескивали сухие листья, которые волокли муравьи. По песку перед ней пробежал крошечный полупрозрачный краб-призрак. Мысли Виржини переключились на каторжников – наверняка они очень страдали от нехватки самого необходимого, от невозможности управлять своей судьбой. А когда попытались вернуть себе контроль над собственной жизнью, все закончилось трагедией.

Виржини поймала себя на том, что грызет ноготь. Она отдернула руку, сунула ее под бедро, в голове прозвучал голос Тома: «Отвратительная привычка. Ты же не ребенок». Палец пульсировал.

Джунгли у нее за спиной зашуршали, она резко обернулась, из тени выдвинулась чья-то фигура. Склоненная голова так напомнила ей бывшего мужа, что внутри все будто взорвалось – такой знакомый и такой мучительный выброс адреналина. Но это был Витор, с рюкзаком за плечом.

– А, прекрасная мадам Дюран.

– Привет. – Прозвучало очень сухо.

Ну и ладно, пускай уходит и оставит ее в одиночестве упиваться жалостью к себе.

Витор не ушел. Вместо этого опустил рюкзак, высыпал из него собранные дрова и сложил у кострища. После чего плюхнулся на песок напротив Виржини, заслонив собой «Путеводную звезду».

– Как ты? Как Джейк?

Нет у нее настроения для этой преувеличенной вежливости. У него-то все всегда наверняка идет гладко, испытывал ли он когда-нибудь в жизни проблемы?

– Если ты не против, я бы предпочла это не обсуждать.

Витор откинулся на локти, полы расстегнутой рубашки разметались по песку, на лоб упала прядь волос. Лениво, как турист, любующийся видом, он обвел взглядом пляж, небо и кромку листвы за их головами.

Надкусанный ноготь острым кончиком впивался в бедро, которое она все еще вжимала в руку. Виржини выдернула ладонь, собираясь откусить царапающий кусок.

– Чем занималась? – спросил Витор. – Рисовала?

– Что? – Из раскрытой сумки у ее ног выглядывал угол альбома. Она и забыла, что альбом и пенал так и лежат в сумке.

Витор отбросил волосы назад.

– Ты могла бы нарисовать меня. – Когда она не ответила, он закинул одну руку за голову, запрокинул лицо в картинной позе и подмигнул: – Я отличный натурщик.

Виржини невольно улыбнулась. Прежде Витор не подмигивал. Похоже, он все-таки уловил ее настроение и хочет ее развеселить. И получается это у него определенно лучше, чем у Джейка.

Восприняв ее улыбку как поощрение, он гротескно поиграл бицепсами. Виржини рассмеялась. Он подался вперед, достал из сумки альбом и положил ей на колени. Затем вложил в ее руку карандаш. После чего встал.

– Рисуй, – сказал он, подбоченившись и выпятив грудь.

Мышцы живота у него рельефно напряглись. Она смотрела, как они сокращаются с каждым вдохом, невольно проследила темную дорожку волос, спускающуюся вниз от пупка.

Витор снова подмигнул, и она перестала сопротивляться – почему бы и не присоединиться к его веселью? Виржини изобразила портретиста за работой: вытянула руку с карандашом, словно примеряясь, а затем быстрыми штрихами набросала карикатурного Супермена – рубашка развевается за спиной, точно плащ, на глаза упала прядь волос, но вместо трико и сапог тесные крошечные плавки и эспадрильи, на голой груди буква «В».

Через несколько минут с возгласом «Вуаля!» она вырвала лист из альбома и вскинула вверх. Витор хотел взять его, но она отдернула руку, раз, другой, но все же смилостивилась.

Он взглянул на рисунок, потом на нее.

– Мне нравится. Никто еще не рисовал мой портрет. Пожалуй, повешу его на своей яхте. Не хватает только одного – подписи художницы.

Она забрала рисунок и, подложив под него альбом, черкнула сбоку свое имя. Витор будто знал, что если убедить ее взяться за карандаш и заставить сосредоточиться, она почувствует себя лучше. Ей уже несколько дней не было так весело.