Вот чернявый Тигр, Тигран Мелконян. Он из группы «В» и в общаге живёт на этаж выше, но обитался всегда в одной компании с Жекой. Кавказская предприимчивость не даст ему пропасть, он сразу после выпуска пристроится в одну мощную контору снабженцем, а со временем станет крутить и некоторые свои дела. То, что карьеру он начнёт именно снабженцем, Жеку всегда веселило — вспоминал, как уже на третьем курсе отмечали день рождения одного парняги, общежитского соседа по отсеку: тот жил в двухместном номере один, и чтобы ему не было там одиноко, придумали купить ему попугая. Скинулись, и сходить в зоомагазин вызвался Тигран. Попугаев там почему-то не оказалось, но Тигран не растерялся и притащил клетку с канарейкой и двух хомяков в банке. Когда канарейка эта орала потом на рассвете как придурочная, весь этаж вспоминал будущего снабженца Тиграна известно какими словами.
Очкастый парень, что сидел за первой партой с другого края, Валера Гецко, сразу после института перебрался в столицу и пропал с радаров, а потом неожиданно мелькнул в телевизоре, в передаче «Что? Где? Когда?» — в смокинге, с галстуком-бабочкой, всё как положено. Появился он там, правда, всего один или два раза, но и это, считал Жека, было круто. Валера усердно конспектировал транслируемые Вик-Виком знания — кивая, едва не высовывая от усердия язык. Жека мысленно пожелал ему всяческих успехов.
Но успешно, конечно же, сложилось не у всех.
Вон, за третьей партой сидит высокий парняга по фамилии Зуев. Поглядывает на доску, тоже вроде слушает и записывает. А лет через двадцать: эх, блин… Через двадцать лет Жека встретится с ним — и сначала не поймёт, почему трогающий его за локоть насчёт попросить денег взлохмаченный перегарный дед называет его по имени и деньги эти формулирует у Жеки не просто попросить, а вроде как занять. А когда поймёт, так офигеет, что вытащит из кармана сумму изрядно более щедрую, чем будет предусматривать ситуация. Ещё он испугается, что обнаружившийся одногруппник деньги эти захочет использовать за компанию с самим Жекой. Но нет — тот, смяв купюры в ладони, беззубо поблагодарит и тут же растворится среди рыночных рядов навсегда.
Но у большинства жизнь сложится не ужасно и не блестяще, а, так сказать, средне. Как, собственно, у самого Жеки. Ребята эти почти все обзаведутся семьями и потомством и станут буднично тянуть лямку на работе. В хорошие времена они будут радовать интернет отпускными фотографиями среди турецкого олл-инклюзива или на квадроциклах и верблюдах в песках Египта, во времена похуже ограничатся семейными портретами на фоне дачного крыжовника и дымящегося мангала. Ростик, что по-настоящему дрыхнет сейчас рядом и даже пускает на парту тонкую струйку слюны, вообще будет жениться три раза, и каждой супруге оставит по два ребёнка — в чём прикол такого своеобразного хобби, Жека уяснить не мог. На своих облысевших фотографиях Ростик будет похож на постаревшую рок-звезду со следами былого на лице.
Многие попереезжают кто куда. Вон, Ленка Чистякова, чья рыжая макушка маячит сейчас ярким пятном прямо перед Жекиными глазами, вообще улетит жить в страну кенгуру и станет потом постить оттуда в соцсетях всякие экзотические картинки. Вадик Даниленко, что сидит, не снимая своей дорогой кожаной куртки, сначала ударится в некую не очень традиционную для здешних мест религию, а потом по этой линии переберётся в государство со звёздно-полосатыми флагами на каждом доме. Сильно позже он неожиданно напишет Жеке на страничке сайта, где, несмотря на название, общаются товарищи не только школьные, и в числе прочего поделится, что жил и работал там все эти годы бок о бок с бывшими соотечественниками и умудрился так и не выучить английский язык. Жека напишет ему подробный ответ, а тот никак на него не отреагирует, исчезнет — теперь уже, видимо, на веки вечные.
А вот сидит кучерявый и носатый Саня Проценко, он же Процент, отгородился от Вик-Вика кожаной своей сумкой и читает втихаря журнал с глянцевыми картинками. Саня хороший парень: когда их группа «Б» надумывала пофотографироваться, он делал потом Жеке чёрно-белые копии фото — печатать цветные малоимущий Жека мог себе позволить не всегда. На рубеже тысячелетий Саня переедет с предпенсионными родителями в страну Германию. А злой Рюха сочинит по этому поводу такой стишок:
То, что Процент из страны улетает,
Вряд ли утечкой мозгов посчитают.
(Жеке это показалось тогда очень смешным, да и сам Саня заценил, не обиделся).
В Германии Процент устроится в супермаркет консультантом в винно-водочный отдел (будет шутить: не по специальности, но по призванию) и там и просидит вплоть до настоящего времени. Будет писать Жеке регулярные сообщения, бухтеть там на понаехавших турок, слать фото лысеющего и толстеющего себя, поздравлять со всеми праздниками, какие только можно придумать, а ещё — сообщать подробные новости о том, что случилось в жизни у всех их бывших одногруппников. Он как будто только этим и будет жить. А Жеке эти новости будут, честно говоря, не особенно интересны. А если вообще по правде, то абсолютно не интересны и не нужны.
— Барсуков, ты кого-то ищешь? Чего так головой развертелся?
Погружённый в себя и в свои воспоминания Жека не сразу услышал, что Вик-Вик обращается к нему. Но тот обращался именно к Жеке, и это было Жеке совсем ни к чему.
— А у него вертянка! — выкрикнули откуда-то с самого верха.
Шутка была так себе, но пара человек хихикнула. Жека обернулся. Кричал Бабенко, он же сначала Бобик, а позже Барбос, мордатый тип из компании Короля — может, главный его товарищ.
— Слышь, хлебало завали! — посоветовал ему Жека, приглушив голос, но услышали его, однако, все.
— Сам завали! — крикнул Барбос, этот никого не стеснялся.
— Вы там, давайте, оба хлебальца завали́те, — прекратил этот детский сад Виктор Викторович.
Его поддержали девочки с первых рядов, завозмущались, активистки хреновы. Шум разбудил Ростика, тот отлепил голову от парты и заозирался, сонно блымая глазами. С верхних рядов пробухтели что-то неразборчивое. Вик-Вик не обратил на это внимания и продолжил лекцию.
Жека молча уткнулся в тетрадь, делая вид, что пишет, а сам стал рисовать боксёрскую перчатку. Ростик пооглядывался и снова уронил голову на руки, а Жека вздохнул и постарался привести нервы в порядок. Не то чтобы такие пацанские перепалки были здесь тогда в порядке вещей, но и ничего из ряда вон выходящего сейчас, кажется, не случилось.
Привести нервы в порядок Жеке во многом помогла злорадная мысль о том, что и как сложилось после института у шутника-Барбоса. Сначала тот, казалось бы, ухватил бога за бороду: родной дядя устроил его не куда зря, а по таможенному ведомству, причём на перспективную должность. Такая работа для людей, которые ищут от жизни определённых вещей, самое то, что надо, предел мечтаний. Это для них, наверное, покруче, чем ГАИ, где деньги тоже сами плывут в руки. Казалось бы, жизнь удалась. Но не тут-то было: жадный и туповатый Барбос решил не оттягивать с построением своего отдельно взятого светлого будущего и бестолково погорел на взятке в первую же свою рабочую неделю. Случай этот стал среди таможенного народа легендарным. Речь шла о сумме в сто долларов, и считалось, что Барбос пропал ни за что, за копейки. Посадить его, конечно, не посадили, там за такое не сажают, но карьера Барбоса на том завершилась, ещё и дядя поимел себе неприятностей. Костик, что узнал об этом от работавшего в тех же сферах двоюродного брата, и рассказал Жеке эту хохму.
— Прикинь, они там сто баксов вообще за деньги не считают, — удивлялся тогда Костик, и Жеке запомнились возмущённые и алчные огоньки в его глазах. И Жека был с товарищем отчасти солидарен. В охранной фирме, куда Жека ушёл из института, ему платили как раз сто долларов в месяц, по тем временам это считалось неплохой суммой, весомым аргументом, чтобы бросить учёбу. Квартиру в микрорайоне на окраине, что Жека тогда снимал, хозяева предлагали купить за пятьсот долларов.
Ладно, решил Жека, всё это хорошо, но мысли его скачут не по тем направлениям, и в воспоминания он погружается не в те, какие нужно. Думать ему надо о своей миссии, конкретной, хоть и пока непонятной.
