– Сергеев! Ключи забери!

– Есть, товарищ ка… ап… ап…

Баурджин коротко, без замаха, врезал солдатику кулаком в живот, после чего сильно ударил по шее. Мог бы, конечно, прибегнуть и к более радикальным методам. А вообще, нет, не мог. Несмотря ни на что, это ж все же были свои! Ну, не повезло немного, бывает…

Подумав, нойон выдвинул ящик стола, вытащил чернильную ручку и, быстро накарябав несколько фраз на первом попавшемся бланке, выскользнул в дверь, предварительно связав красноармейца Сергеева его же ремнем. На полпути вернулся, вытащил из кобуры капитана пистолет – на всякий случай. Подошел к лестнице:

– Осипов! Живо сюда!

– Осипова нет, товарищ капитан. Он отчеты пишет.

– Ефремов, ты?!

– Так точно, това…

– Арестованного сюда, быстро!

– Есть, товарищ капитан!

Баурджин действовал отточенно и четко. Понимал – в случае чего пощады ему не будет. И сам пропадет, и товарища не выручит, а подставит. Услыхав шаги, затаился за изгибом лестницы, хорошо, коридор оказался темным, конечно, не глаз коли, но все же…

Ага! Вот показалась голова Гамильдэ-Ичена. За ним красноармеец с винтовкой.

– Ефремов, – пропустив обоих вперед, тихонько позвал Баурджин.

Солдат обернулся:

– А? Ой…

Хватая ртом воздух, осел на пол.

Отлично!

Теперь – разомкнуть наручники Гамильдэ. Вот так…

– Нойон?!

– Этого – связать, в рот – кляп. Потом жди.

– Я все понял, князь!

А Баурджин не слышал, бегом спускаясь по лестнице. Только бы не принесло шофера или кого-нибудь еще. Только б не принесло… А парни-то расслабились! Контрразведка, блин! Кавалеристы чертовы, привыкли шашками махать. Расслабились, расслабились здесь, в тылу. Ну, конечно – население приветливое и мирное, кругом наши войска, японцев не сегодня-завтра выбьют. Красота – одно слова.

Лестница… Дверь – на крюк! На улице часовой – не забыть. Там же, похоже, и шофер «эмки», а здесь, в здании, судя по всему, один Осипов.

Князь вытащил из-за пояса пистолет:

– Эй, кто-нибудь?!

Гулко откликнулось эхо. Только эхо. Всего лишь эхо.

– Осипов, черт тебя дери!

Ага, скрипнула дверь…

– Звали, товарищ капитан?

– Звал, звал, – ударив красноармейца в челюсть, Баурджин с ходу влетел в кабинет… Черт, там был шофер! Просто сидел себе, попивал чаек из большой – голубой с белым узором – пиалы. Миндальничать было некогда:

– Руки в гору, быстро! Оружие на стол! Сам – в угол… Я сказал – угол!

Наставив на опешившего водителя пистолет, князь тряхнул Осипова:

– Ключи от камер! Живо!

– У нас… У нас одна камера… А ключи в дежурке…

Оттолкнув красноармейца к шоферу, такому же молодому парню, наверняка только что призванному, Баурджин выглянул в коридор:

– Гамильдэ!

Казалось, не прошло и секунды, а Гамильдэ-Ичен уже стоял рядом.

– Вяжи! Нет кляпы не надо, станут орать – стреляй! – эту фразу нойон нарочно произнес по-русски.

Так… здесь вроде сладилось… Теперь бегом в дежурку! Вот она… хм… просто-напросто стол у самого входа, с полевым телефоном и бумажной табличкой «Дежурный»… Вот и ключи, на гвоздике… Контрразведка, ититна мать! Прямо какая-то пасхалия.

Телефон! Внезапно затрезвонил телефон. Да громко-то как! Как бы часовой что-нибудь не заподозрил.

Князь схватил трубку:

– Дежурный рядовой Осипов!

– Коробкина позови, боец! – послышался глухой скрипучий голос. – Не дозвониться до него никак. Что у него с телефоном?

– Он на допросе! Я что с телефоном – не знаю.

– Я сказал – позови. Скажи, всю банду поймали!

– Поймали? Ну, слава Богу!

– Всех, кроме японца. А ты что это там поповскими словами говоришь, боец?

– Вам товарищ капитан нужен? Ждите, сейчас доложу.

Баурджин осторожно положил трубку на стол.

Камера… Да уж, камера! Такая же, как и дежурка. Просто наскоро обитая железом дверь с громоздким засовом и навесным амбарным замком. Только бы кого не надо не выпустить.

– По одному рассчитайсь!!!

Не поняли. Явно не поняли! Значит, не диверсанты. Ага! Один угрюмо скукожился в углу, даже и не смотрит, наверное, какой-нибудь проштрафившийся арат, а может, и вправду, шпион. Второй… Вернее, вторая… Девушка! В синем, с узорами, дээли. Тоненькая, с большой грудью…

– А ну-ка, выйди на свет, красавица!

Смуглая, как мулатка. И такая же красивая… И сверкнувшие изумрудами глаза!

– Гуайчиль!!!

– Баурджин!!! – Девчонка со слезами бросилась нойону на шею. – Я не ошиблась, ведь именно так зовут тебя?

– Так, так… Не время сейчас миловаться – бежим! Эй, Гамильдэ, уходим! Нет, только не через входную дверь… В окно, в окно, братцы!

Окна выходили на задний двор, где среди кучи старых покрышек стояла машина – «эмка».

– Отлично! – на бегу заулыбался нойон.

Рванув дверцу, прыгнул на шоферское место – «эмку» и дурак заведет!

Запустив двигатель, махнул рукою своим:

– Ну, что стоите? Особое приглашение нужно? А ну, сигайте назад!

Эх, сироты казанские, не знают, как и двери открыть. Придется самому – как швейцару.

– Прошу, господа!

Ну, сели-таки… Поехали…

Баурджин застегнул китель и, поправив на голове фуражку, выехал со двора на площадь – стоящий у дверей часовой, вытянувшись, козырнул. Салага! Ну, как же, сам товарищ капитан куда-то поехамши… Наберут детей в армию!

– Нойон, за нами кто-то бежит! – поглядел в заднее стекло Гамильдэ-Ичен. – О Христородица! Это же, это…

– Сам вижу, – ухмыльнулся князь, узнав в беглеце… Игдоржа Собаку!

Резко тормознув, врубил заднюю:

– Возьмем, не оставлять же! Гамильдэ, присмотришь за ним.

Почему Баурджин решил поступить так? Казалось бы, бросить тут проклятого лазутчика или, еще лучше – пристрелить, а вот поди ж… Может, чувствовал в нем Баурджин-Дубов родственную душу? Или скорее просто решил прибрать к рукам хорошего профессионала? Наверное – и то и другое.

Ухмыльнувшись, князь распахнул дверцу:

– Садись, Игдорж-гуай, такси подано!

Соглядатай испуганно попятился. Немудрено, не приходилось еще на самобеглых повозках ездить.

– Садись, говорю, иначе тут останешься!

Вот тут Игдорж понял, метнулся молнией на сиденье, да так хлопанул дверью – чуть стекла не вылетели.

– В грузовиках так дверьми хлопай, чучело! – выругавшись, князь врубил передачу, и машина, набирая скорость, помчалась по пыльной дороге в направлении тополиной рощи. В зеркальце было видно, как неуверенно заметался на крыльце часовой. Наверное, все же заподозрил что-то неладное. А может, кто-то из связанных вытолкнул изо рта кляп, да заорал что есть мочи.

Ехали молча, до самой лужи, а уже потом Баурджин свернул в поле. Жалобно заскрипев рессорами, автомобиль покатился по кочкам. Так и ехали, пока не наткнулись на камень. Ухх!!!

Радиатор закипел, исходя белым паром!

Баурджин обернулся к пассажирам и усмехнулся:

– Все, господа мои, – дальше пешком.

И пошли, даже побежали – князь предупредил всех, что времени у них мало.

– И все вопросы потом! Понял, Игдорж-гуай?

Лазутчик согласно буркнул.

– Впрочем, если ты с нами не хочешь, можешь не бежать. Пожалуйста, иди на все четыре стороны.

– Нет, уж лучше с вами! Кто эти демоны ночи?

– Потом, все потом!

Уже светился мягким оранжевым светом вечер, и синяя ночная тьма медленно наползала на землю, когда беглецы достигли спасительного тумана урочища.

– В дацан! – махнул рукой Баурджин. – Там спрячемся.

В дацан… А дацана-то не было!

Что такое? Сбились с пути? Да не должны бы…

– Вперед! Только вперед! И – как можно быстрее.

Черные тучи застили небо, и вдруг, как совсем недавно, громыхнул гром.

И откуда-то резко повеяло холодом. Осенним холодом сопок…

А освободившийся от пут незадачливый капитан Коробкин как раз в этот момент читал странную записку, оставленную беглецом:

«Коробкин, мы не шпионы! Тебя связал – извини, так было надо. Надеюсь не причинить зла твоим людям. Знай, мы выиграем войну – и эту, и с немцами. Да здравствует великое дело Ленина – Сталина. Прощай и не поминай лихом. Твой „господин из Харбина“».