– Да я никогда… – Юноша вспыхнул.

– Ой, Гамильдэ… ты Боорчу-гуая не знаешь!

Боорчу – высокий, статный, красивый, с тщательно расчесанными кудрями и черной как смоль бородкой – встретил гостей с неподдельной радостью и тут же велел слугам принести арьки.

– А может, Боорчу-гуай, у тебя и вино найдется? – ухмыльнувшись, предположил Баурджин.

– Найдется и вино. – Боорчу радостно хлопнул нойона по плечу. – Но сначала – арька! Фу, Баурджин, от тебя ли слышу? Неужели кислятину пить будем? Это кто с тобой? Неужель Гамильдэ?

– Он.

– Вырос как, не узнаешь! – Боорчу весело подмигнул юноше. – Ну, садись, Гамильдэ. Арьку пить будешь?

– Буду… Только не очень много.

– Э, парень! – шутливо погрозил пальцем вельможа. – В гостях воля не своя – сколько нальют, столько и выпьешь!

Баурджин знал, что Боорчу хоть и любил выпить, но не настолько, чтобы упасть, да и вообще – не столько пил, сколько прикидывался пьяным, и все время был себе на уме, разыгрывая этакого гостеприимного барина. Вот и сейчас молодой князь замечал некие мелкие несуразности, вообще-то Боорчу не свойственные – уж если тот приглашал в гости, то уж арька лилась от души. А тут… Арька, конечно, присутствовала, но всего два кувшина – прямо-таки гомеопатическое количество для хозяина гэра. В основном подавали вино, вернее сказать, бражку из прошлогодних сушеных ягод – черники, голубики, малины. Вкусная, надо признать, была бражка – Баурджин с удовольствием выпил три пиалы, да и Гамильдэ-Ичен не отставал. И все же этого было мало. Да и настоящего куражу не чувствовалось, а чувствовалось прямо противоположное – будто все это: и арька, и вино, и гостеприимство Боорчу – пусть даже непоказное – исключительно ради дела. Интересно, что это будет за дело?

– Споем, Баурджин? – Боорчу потянулся к многострунному хуру – то же еще, хурчи выискался. А ведь не запьянел, что ему два кувшина арьки – что слону дробина. Играет… В смысле, делает вид, что пьян – зачем? Для кого?

– Ай-ай-ай, ехал я лесо-о-о-м, – на редкость приятным баритоном – ничуть не пьяным – вельможа затянул уртын дуу – длинную дорожную песню. Оторвавшись от хура, махнул рукой:

– Подпевайте, парни!

То ли попросил, то ли приказал – поди пойми!

– Ехал сопками и долинами-и-и-и… – переглянувшись, запели гости. Песню эту они знали – популярная была песня, Баурджин-Дубов ее именовал – «Скакал казак через долину». Мотивом было схоже.

– Ехал мимо реки-и-и-и… Золотой Онон, голубой Керулен!

В этот момент бесшумно приоткрылась дверь гэра, и быстро вошедший мужчина молча опустился на кошму рядом с хозяином:

– Хорошо поете, парни!

– Темучин-гуай!!! – узнав, молодой нойон едва не подавился песней. Вскочил на ноги – поклониться, за ним – испуганный Гамильдэ-Ичен.

– Сядь, Баурджин, – негромко приказал Чингисхан. Желтовато-зеленые – тигриные или рысьи – глаза его смотрели настороженно и жестко, узенькая рыжеватая бородка делала монгольского повелителя похожим на Мефистофеля из оперетты «Фауст», которую Дубов с женой смотрели в первый послевоенный год в одном из московских театров. Именно оперетту, а не оперу. Оперы Дубов не очень-то любил за излишнюю пафосность и помпезность.

Дождавшись, когда все усядутся, Темучин подозрительно посмотрел на Гамильдэ-Ичена.

– Это мой человек, – поспешил напомнить нойон. – Самый верный и преданный. Если разрешишь, я хотел бы взять его…

– Возьмешь, – Темучин усмехнулся. – Боорчу, нас здесь никто не…

– Никто, Великий хан! Ручаюсь! – Боорчу был собран и деловит. Какой там пьяница!

– Тогда слушай, Баурджин-нойон, – негромко начал хан. – Ты знаешь, кто такой Джамуха?

– Слышал, – Баурджин кивнул. – Вот, от уважаемого Боорчу и слышал.

Темучин с горечью скривил губы:

– Бывший мой друг… и предатель. Мне стало известно – он собирает войска далеко на севере. Меркиты, тайджиуты, часть найманов и прочие. Ты не похож ни на одного из них, Баурджин, и – вместе с этим – похож на всех сразу. К тому ж ты – уж не обижайся – чужак, изгой, обязанный мне своим нынешним положением…

– О, великий хан, моя благодарность…

– …которое еще более укрепится. И вообще, – Темучин вдруг совсем по-мальчишески хохотнул, – не перебивай хана! А этот твой парень… как его?

– Гамильдэ-Ичен, великий хан.

– …кажется, запьянел. Боорчу, ты не перестарался, часом?

– Какое там – перестарался? – искренне возмутился вельможа. – Всего-то две бортохи и выпили. Так, баловство одно.

– Однако парень-то вот-вот сомлеет. Баурджин, побей-ка его по щекам… Во-от… Уже и глаза открыл. Плесните-ка ему бражки… да и мне заодно.

Напившись, хан продолжал инструктаж. Честно говоря, Баурджин уже давно понял, что именно ему предстоит делать – выяснить конкретные планы Джамухи, что же еще-то? Численность и состав войск, вооружение, командование, характер взаимоотношений меж родами и племенами – это, пожалуй, важнее всего, уж больно разношерстная компания собралась под знаменами инсургента. В этом, несомненно, его слабое место.

С разрешения хана молодой князь изложил все свои соображения.

– Ты верно меня понял, юртаджи, – выслушав, довольно кивнул Темучин. – Именно это я и хочу знать. Впрочем, не только это – и твои собственные соображения тоже. Я знаю, ты любишь свою красавицу жену, детей, род. Если Джамуха приведет войска на юг… Война! Запылают кочевья, обезлюдеет степь, и лишь одни вороны будут кружить над трупами павших.

– Я сделаю все!

– Верю тебе, юртаджи!

– Юртаджи? – Баурджин недоуменно моргнул.

Вообще-то так именовали особую структуру управления войсками и разведкой, которую молодой нойон называл по-своему – генеральный штаб. Так было привычнее. Юртаджи – штаб и полководцы-беки, или «численники».

– Да, юртаджи, – Темучин усмехнулся. – В случае успеха ты возглавишь разведку. Всю! Станешь моими глазами и ушами. Эта важная должность… должность для верных людей, зарекомендовавших себя… гм… особым образом. Помнишь Мэй Цзы?

– Да уж, век не забуду! – Баурджин передернулся, вспомнив шпионку, едва его не угробившую. – А вообще, красивая была девчонка…

Темучин с Боорчу расхохотались. По знаку хана вельможа плеснул в пиалы арьки:

– Да помогут вам Великий Тэнгри и Христородица! – прищурив глаза, торжественно произнес Темучин.

– Ну, купи, купи этот дээли, красавица, что смотришь? Я ведь вижу, что нравится! Ты не смотри – примерь. А ну-ка…

Баурджин с неожиданной для самого себя ловкостью накинул халат на узкие плечи смутившейся тайджиутской девчонки – темненькой, узкоглазенькой, но вполне симпатичной. А может, это была и не тайджиутка вовсе, может, меркитка или найманка. Нет, найманы все ж таки более европейского облика.

– Ну, вот! – сделав шаг назад, Баурджин посмотрел на девчонку и схватился за сердце. – Ну, настоящая ханша, клянусь Тэнгри – покупай скорей, придешь в свой гэр – муж и не узнает такую красавицу!

– Да нет у меня еще мужа, – покраснела девушка. Изумрудного цвета дээли, отделанное алой шелковой тесьмою, ей явно нравилось. Еще бы… Так шло к ее глазам! Нет, честно слово – шло, клянусь Христородицей!

– Нет, так теперь скоро будет! – подмигнув потенциальным покупателям, заверил Баурджин. – Ну, скажите вы ей!

Столпившиеся вокруг купеческих возов люди – пастухи из расположенного прямо на берегу реки кочевья вместе со своими чадами и домочадцами – восхищенно зацокали языками. Особенно молодые парни: девчонка-то явно многим из них нравилась.

– Бери, бери, Сарантуяа, очень тебе к лицу!

– Сарантуяа! – восхитился Баурджин. – Какое красиво имя – Лунный Луч! Ну, что же ты стоишь, Лунный Лучик, доставай-ка быстрей свои денежки, медяшки, серебряшки, золотишки… Ну? Смотри, не то другие купят! Один такой дэли у меня и остался…