— Перешеек?

— Тропинин чуть хромая подошел к стенду и выдвину из ниши общую карту побережья обеих Америк.

— Вот, — показал он почти в самый центр. — Узкая часть материка. И предмет нашего пристального внимания. Когда-нибудь он станет воротами в Тихий океан из Атлантики вместо мыса Горн. Попытки уже предпринимались, а места там гиблые.

В свое время шотландцы задумали установить там власть и сесть на доходный путь между океанами, но все они погибли от болезней и сопротивления индейцев. Предприятие вылетело в трубу, что, как считается, привело к падению независимости Шотландии. Так что играть в эти игры следует осторожно.

Но рано или поздно там построят железную дорогу, или выкопают канал. Возможно не прямо в этом месте, а севернее или южнее. Так или иначе перешеек станет центром притяжения интересов торговли и политики многих держав. Соответственно наша задача держать его под контролем. Когда-нибудь мы попытаемся получить концессию на канал или дорогу, или войти в долю с кем-то ещё, стать друзьями местному правительству…

— А испанцы?

— Испанцы плохо контролируют эти места, слишком уж они гиблые для белого человека. Да и вообще долго им в Америке не продержаться. А нам следует вовремя обрести там друзей. И если не получится войти в долю, то хотя бы занять остров поблизости или кусочек материковой земли. В общем, так или иначе получить присутствие.

Тропинин достал из небольшого шкафчика две чашки и разлил по ним кофе.

— Молока нет, а сахара кладите сколько угодно, — усмехнулся он. — Подходящий остров в архипелаге Риау позволит контролировать Малаккский пролив, а с ним путь в Тихий океан с запада, из Индии. В «Олимпе» мы говорили с промышленниками и я делал акцент на торговле, рабочей силе, но важны, разумеется, не только они.

И таких ключевых мест много. Уналашка, стоящая у выхода к северным водам, Нука-Хива, прикрывающий путь к Южным морям с востока… Нам не нужно захватывать обширные территории суши, мы океанская держава. Наше будущее — флот, а флоту нужны базы. В то же время ресурсы океана недооценивают. Сейчас это калан, котик. киты. Но придет время цениться будет простая рыба, крабы, креветки, устрицы, острова с залежами гуано и красивыми пляжами. И когда это время придет, многие захотят наложить на природные богатства лапу. Об этом тоже не следует забывать. Британия, Франция, Российская империя, Испанская корона, США, Китай, Япония.

— Япония? — удивился Гриша.

— Представьте себе. Сейчас она в изоляции, а несколько веков назад пыталась захватить Корею. И будьте уверены, попытается вновь. И не только Корею.

Тропинин, наконец, взял паузу и сделал несколько глотков из чашки. На вкус Гриши, кофе слишком остыл, но он уже изучил привычки начальника. Тот не любил кофейную муть и всегда давал ей осесть. Сделав глоток, Гриша задумался над услышанным.

В воинственность Японии и других азиатских государств ему верилось слабо, не им противостоять европейским колониям. Как не мог он представить на Тихом океане и Соединенные Штаты. Нет у бостонцев здесь никаких интересов, кроме торговли пушниной и китоловного промысла. Если от кого и следует ожидать нападения, то от европейских империй, и прежде всего от британцев, которые уже теснят конкурентов по всему миру.

Он перевел взгляд на карту.

— Думаю, если британцы захотят властвовать на Тихом океане, они прежде всего решат захватить Оаху.

— Верно, — удовлетворенно кивнул Тропинин и отставил чашку в торону. — Британцы или бостонцы, кто-то из них обязательно захотят. Причем Оаху все еще остается нашим уязвимым местом. Большинство гавайцев не испытывают к Виктории преданности. По большому счету Каха Хан зависит от нашей поддержки только в борьбе с Камеамеа и при первом удобном случае он переметнется на другую сторону, ударив нам в спину. Именно поэтому Ипполит Семенович Степанов прилагает усилия к строительству крепостей и вовлечению туземцев в нашу экономику. Думаю лет двадцать у нас ещё есть. К исходу этого срока мы должны перетянуть на свою сторону значительную часть населения.

Алексей Петрович взглянул на джезву, но передумал и махнул рукой.

— Пока меня больше беспокоит Российская империя, вернее её подданные, — он задумался, а затем показал на карту побережья. — Любопытно, что ковш большой Медведицы, который мы можем видеть на нашем флаге, в общих чертах повторяет наши континентальные территории. Действительно, на юге водораздел отступает далеко на восток, там мы имеем даже внутренние территории, не имеющие выхода к океану — Снежные горы, Плато Змеиной реки или Айдахо, пустынные степи Средней Колумбии, страна Карибу… в то время как на севере водораздел подступает к океану вплотную, образуя своеобразную ручку ковша. И эту ручку собираются отломить шелеховцы. Вернее теперь, наверное, их лучше называть барановцами.

Какой-то опасности от русских промышленников Гриша не видел. Напротив, их работники, их подневольные туземцы при первой возможности сбегали в Викторию, которая могла предложить им лучшие условия жизни.

— Опасность не в зверобоях, а в монополии, которую Российская Американская Компания собирается получить, потому что вместе с монополией она получит поддержку Империи.

— А что мы можем предпринять против них?

— Мы ищем союзников на тот случай, если потеряем торговлю с Камчаткой и через Камчатку с Сибирью.

— Союзников?

— Например, Северо-Западную компанию.

— Монреальскую?

— Да. В ней и французы, и шотландцы, и бостонцы. В прошлом году мы написали Ясютину в Лондон, чтобы прозондировал почву. Посмотрим, чем закончатся переговоры.

Гриша пролистал папку. Любые мысли были изложены на бумаге тезисно. В виде кратких и четких фраз. Некоторые листы были сшиты суровой нитью в блоки, что имели собственное название: «Список островов», «Ключевые технологии», «Демография», «Экономический кризис. Депрессия».

— Что такое депрессия? — спросил Гриша.

— Вы же изучали экономику в Университете?

— Экономию, — поправил Гриша.

— Не важно. В экономике любой страны время от времени случаются спады. Их и называют депрессиями. Чем сложнее экономика, тем большим может произойти спад.

Взять хотя бы наши места. Предположим, все морские промыслы мехов, а это калан, котик, животные на островах — лиса и песец… все вместе приносят при продаже в Китай миллион астр в год. Раньше экономика была примитивной. В промыслах участвовали… ну, пять сотен человек, не больше. Получается по две тысячи пиастров на человека (предположим это артели с равными паями). Причем промышленники меньшую часть времени занимаются собственно промыслами, а большую часть добывают себе еду, чинят корабли, строят хижины, плывут на острова и обратно, пересекают Сибирь. Они и матросы, они и зверобои, и караванщики, и торговцы. Но хлеб, гвозди, прочее железо покупают в десять раз дороже у сибирских купцов, а чай, ткани и даже чернила — в Кяхте. И вся их выручка оседает в Китае или в России. Так что большая часть промышленных остаются в долгах.

Но вот мы обосновались в Америке и практически весь полученный в Китае миллион питает теперь нашу собственную экономику. Потому что промышленные платят за корабли, а не строят их сами, они покупают паруса, хлеб, другие припасы у наших крестьян и ткачей. Они сами не плавают в Китай или в Охотск. Этим заняты торговцы и мореходы. Ещё тысяча человек получает этот миллион в виде платы за продукты, мебель, одежду, дома, за алкоголь, наконец! А еще две тысячи получают этот же миллион продавая первым и вторым зерно, известь, бревна, уголь, железо. И так далее, и так далее. Вместо одного миллиона мы получаем три-четыре миллиона астр, переходящих из рук в руки. И даже больше. В конце концов, получается, что промыслы всего лишь дают толчок этому движению денег, ведь фермер, винокур, строитель, ткач, кузнец спокойно могут продавать изделия друг другу.

Теперь, что такое кризис и депрессия? Представьте, что завтра Китай вдруг перестанет покупать меха. Или вовсе закроет кантонскую торговлю. Может такое произойти? Запросто. Кяхту уже закрывали. Что тогда случится с нашей экономикой?