Он не ошибся. Обоим уже стукнуло под пятьдесят, что никак не сказалось на их отменном здоровье и силе. Оба чтили мистера Эмонтая, как великого человека, сродни их капитану Куку. Впрочем, он таковым и являлся.

Ясютин вдруг поймал себя на мысли, что называет Ивана Американца на местный лад Эмонтаем. И не случайно. Всё здесь несло отпечаток его прежних визитов. Много полезных знакомств достались Ясютину по наследству. Оставалось лишь удивляться, как за столь короткое время Американец обзавелся таким числом связей? Иногда создавалось ощущение, что он жил здесь постоянно. Кстати, и дом на Флит-стрит был тем самым, где во время визитов останавливался Американец. Ясютин на деньги Складчины выкупил его у новых владельца после смерти вдовы.

Завтрак проходил своим чередом. И жена, и оба моряка молчали. Таков у них сложился порядок. Пока глава миссии завтракал, знакомясь с письмами и прессой, строя планы на день, его старались не беспокоить.

На этот раз писем не случилось и Ясютин раскрыл свежую «Лондонскую газету». Третий его помощник — мальчишка Мэтью покупал газеты утром и выкладывал на поднос вместе с почтой. Выпуск пестрил отчётами капитанов королевского флота о стычках и захватах призов, официальными решениями о выплатах призовых. Словно стая касаток корабли Его величества атаковали любую посудину противника в Канале или в открытом море, и тащили её в ближайший британский порт. Самый жирный улов у них вышел в конце прошлого года, когда четыре фрегата («Наяда», «Эталион», «Алкмена» и «Тритон») захватили два испанских корабля, перевозящих почти три миллиона пиастров, не считая такой мелочи как специи, красители и прочий колониальный товар. И вот в январе подоспело решение Адмиралтейского суда.

— Моряки всё же получат свои призовые, — произнес Ясютин и все в комнате без пояснений поняли, о каких моряках и каких призовых идет речь. Лондон не переставал говорить об этом деле весь месяц. — Матросы, наверное, смогут завести собственное дело, купить лавку или даже паб.

— Если их кто-то отпустит со службы, сэр, — заметил Билли. — Но скорее всего парни пропьют всё до последнего пени и вернутся на борт.

Поддержать разговор, начатый хозяином, ритуал не возбранял.

— Как можно пропить несколько сотен фунтов? — удивился Тимофей.

— Пропить можно любую сумму, сэр, — заверил Билли. — Так мне кажется.

Они вновь замолчали.

Следующие страницы заполняли частные и официальные объявления о банкротах, претензиях, наследствах, прекращении дел. Ничего интересного для Ясютина. Ничего полезного для Виктории. Напрасно потраченный шиллинг. О выдаче огромных призовых командам четырех фрегатов он мог бы узнать, едва выйдя на улицу от первой же торговки или соседа.

Тимофей аккуратно сложил газету и положил в коробку, стоящую подле стола. Складчина требовала пересылать в Викторию всю купленную прессу, пусть даже за время пути новости переставали быть новостями. Обычный путь почты через Калькутту или Кантон занимал почти год. Но голодная до печатного слова Виктория потребляла всё, что удавалось переправить. В конце концов, даже на основании старых новостей можно получить представление о том, в какую сторону развиваются события, а также найти информацию для энциклопедии или анализа состояния дел.

Последние дни Ясютина особенно беспокоила начавшаяся война между Российской Империей и Испанской короной. Он не имел четких инструкций на этот счет и вряд ли инструкции могли дойти до него достаточно быстро. Пока в Виктории узнают о войне, пока примут решение, пока почта дойдет до Лондона, война запросто кончится, а если не кончится, то изменятся двигающие её обстоятельства.

Положение Виктории продолжало оставаться двусмысленным. С одной стороны, Британия воевала с Испанией и значит могла поддержать молодую американскую колонию. С другой стороны, претендующая на ту же колонию Россия, являлась союзником короля Георга. Этот треугольник интересов, который удалось создать несколько лет назад, удерживал страны от окончательного решения, что одновременно снижало опасность вторжения, но и препятствовало развитию тихоокеанцев, как самостоятельной нации.

И хотя Ясютин имел полномочия действовать по своему разумению при изменении политической обстановки, ему пока не пришло в голову, как разыграть эту карту.

— Этот якорь нам с грунта пока не снять, — произнёс вслух Ясютин.

Благо забот и без того хватало. Закупка книг, инструментов, наём и приглашение людей. Реклама меховой ярмарки и продукции Виктории. Разговоры с французскими эмигрантами. Хоть они и являлись по большей части роялистами, открывающиеся в колониях возможности могли привлечь тех, кто потерял надежду на возвращение.

Прошлый год оказался не лучшим для его дипломатических усилий. Российская Империя находилась в фаворе правительства Питта Младшего. Взятие Ушаковым и Кадир-беем Корфу и всех Ионических островов произвела впечатление на англичан, как и итальянская кампания Суворова. А высадка совместного англо-русского экспедиционного корпуса в Голландии хоть и закончилась провалом, сблизила две нации. И значит время каких-либо отношений с русской колонией в Америке для королевства ещё не настало. С другой стороны, теперь-то Российская Империя вышла из коалиции, а значит можно потихоньку прощупывать лёд.

Весь прошлый год Ясютин занимался мелкими делами. Например, пытался найти писательницу Энн Рэдклиф, чтобы заключить контракт на издание её романа «Итальянец» на американском русском, но безуспешно. Ему говорили, будто она умерла или сошла с ума, но другие видели её в опере или в Гайд-парке. В конце концов, в Виктории могли издать книгу без всякого контракта. Никто в Лондоне даже не заметит этого. Но Складчина предпочитала вести дела цивилизовано. Это стало частью образа русских колоний, частью внешней политики, целью которой являлось признание независимости Тихоокеанских Штатов.

Сегодня перед Ясютиным стояли более насущные вопросы. И в первую очередь следовало нанести визит послу Соединенных Штатов Руфусу Кингу, чтобы выразить соболезнование по случаю смерти Джорджа Вашингтона. Тут имелся очень тонкий момент. Ясютин не был признан никем в качестве дипломатического агента. Его визит могли воспринять, как попытку продвинуться в признании колоний, используя смерть американского лидера в качестве повода. Что негативно скажется на репутации. С другой стороны, если подойти к делу деликатно… можно именно это и провернуть. А Соединенные Штаты и сами пока находились в зыбких отношениях с европейскими державами. Испортить дело, однако, не хотелось поэтому, в конце концов, Ясютин решил ограничиться письмом.

Составлением коего они и занялись после завтрака. Ну то есть от моряков в этом смысле пользы не было никакой, разве что следить за камином — проклятый уголь плохо горел и его приходилось все время перемешивать кочергой. А вот Мэри помогла с поиском правильных слов и выражений. Заодно правила грамматику. Она вышла из простой провинциальной семьи, но имея священника-покровителя получила образование в одной из диссентерских школ. Ясютин познакомились с будущей супругой, когда решил улучшить английский, а Мэри как раз потеряла место гувернантки в одной эмигрантской семье, где обучала детей.

Письмо составили в самых любезных, но ненавязчивых выражениях. Ясютин заверил мистера Кинга о стремлении Тихоокеанских Штатов к дружеским отношениям с США и заявил, что готов посетить посла лично, если и когда тому будет угодно.

Работа над письмом заняла всю первую половину дня до ланча. Ланч состоял из собранных на скорую руку сэндвичей и чая.

Письмо от владельца таверны «Белый лев» в Грейт-Ярмуте им доставили ближе к вечеру. Кеннет Хейл настоятельно просил приехать, чтобы решить кое-какие дела. Просьба была неожиданной. Ясютин предпочитал вести дела в Лондоне. Ему не пришло в голову ни единой причины, почему нужно лично отправляться в Ярмут, да еще посреди зимы. Но хозяин таверны даже не намекнул на суть дела. С другой стороны, Кеннет Хейл числился у Ясютина на хорошем счету. Зря нагонять волну он не станет.