– А если я решу остаться, если все‑таки не выйду из коронационной гонки?

– Я останусь с вами до тех пор, пока буду вам нужен или пока вы не попросите меня удалиться.

– Как ваше настоящее имя? Впрочем, не важно! Извините! Глупый вопрос. Скажите только, я права?

– У вас великолепная интуиция, – грустно улыбнулся ди Крей.

«Интуиция? Но можно ли верить интуиции? И можно ли доверять чувствам?»

– Налейте мне еще, – попросила она.

– Тина!

– Виктор, завтра, а может быть, и сегодня нас убьют. Или удача – хотя что считать удачей? – улыбнется мне, и я стану императрицей. Зои Первая… Звучит? Я буду там одна, на самом верху, даже если меня будут окружать множество людей, и никто никогда уже не полюбит меня просто за то, что я такая, как есть. Это жизнь, – улыбнулась она, совершенно не чувствуя ни боли, ни тоски, ни страха. – Поэтому налейте мне водки, выпьем и пойдем ко мне. Ада гуляет, чем бы она там на самом деле ни занималась, но она вернется не скоро. У вас будет достаточно времени, чтобы сделать меня женщиной. И не говорите «нет». Отказы не принимаются!

4

Дождь почти перестал, но в холодном воздухе стояла плотная водяная взвесь. Вода по бортам лодки казалась темной сталью. Весла входили в нее с тихим всплеском, поскрипывали уключины, да еще где‑то в тумане перекрикивались часовые и черные речные чайки. Ада сидела на кормовой банке и смотрела, как гребет лодочник. Мужчина работал экономично и ловко, не растрачивая сил попросту и в то же время поддерживая вполне приличную скорость.

– Долго еще? – спросила Ада, хотя и понимала всю глупость подобного рода вопросов.

– Скоро уже.

«Скоро…»

Лодка миновала отрезок чистой воды и нырнула в туман. Звуки стали глуше, эхо, порожденное ими, приходило со всех сторон.

«Это безумие! – сказала она себе. – Второй раз я пытаюсь вернуть прошлое, но возможно ли это в принципе?»

Она не знала ответа на этот вопрос, но, поскольку никогда в жизни не сдавалась, то и теперь предпочитала действовать, а не ждать.

– Мы на месте, – неожиданно сказал лодочник, и лодка ткнулась носом в песчаную отмель.

– Кто здесь?! – раздался окрик из тумана.

– Баронесса фон дер Койнер цум Диггерскарп к ее светлости княгине Кунгхаар! – выкрикнула Ада. – Срочно! Секретно! Не терпит промедления!

* * *

– …не говорите «нет». Отказы не принимаются!

Итак, она сделала свой выбор. Ди Крей! Ну, кто бы мог подумать!

«Пора бы определиться и мне…» Но он лукавил, разумеется, и знал это, и все равно продолжал игру, даже если это ложь перед самим собой. На самом деле все было решено еще тогда, когда в Сенате Ландскруны Сандер встретил секретаря Тайного совета. На старике не было лица, вот как это называется.

Что случилось? – спросил пораженный увиденным Керст.

Умер император, – ответил старик и тут же испугался, что сболтнул лишнего, ведь официального объявления еще не было.

«Император умер… и начался отсчет времени… Увы, Тина, в этой гонке победитель может быть один».

Что ж, на этот раз он сказал правду. Не вслух, так про себя и для себя одного, но предел есть всему, даже мужеству и чести. Сандер подождал, пока не стихнут звуки шагов на лестнице, и вошел в пустую гостиную. Стол, две стопки, графин с яблочной водкой.

Как она сказала?

Я хотела убить Сандера, потому что обман лишил меня иллюзии, что «теперь все будет хорошо».

«Это ты еще не знаешь, что такое настоящий обман!» Он безошибочно выбрал ее стопку – аромат ее кожи не смог перебить даже запах вонючего алкоголя.

Сандер наполнил стаканчик яблочной водкой и поднес к губам.

«Прости!» Он выдержал удар темного огня, не поморщившись, поставил стопку на место и вышел, не оглядываясь.

Через сорок минут быстрой ходьбы Сандер Керст подошел к воротам старой городской цитадели и вызвал дежурного офицера.

– Передайте его высочеству герцогу Горраху, что здесь Александр цу Вог ан дер Глен. Он знает, кто я, и знает, что я не пришел бы без причины.

* * *

Говорили, что Матеус Бём всю жизнь провел в седле. Разумеется, это было преувеличение, однако из тех, что мало отличимы от правды. Даже сейчас, «в походе» – а Матеус наверняка воспринимал нынешнее «дело» как поход, иначе не стал бы жить в шатре, – он сидел на специальном стуле, сиденье которого повторяло форму седла, а спинка, перемещенная сзади наперед, превратилась в некое подобие дорожного секретера. Сейчас на маленькой столешнице горела свеча в латунном подсвечнике, стояла простая бронзовая чернильница‑непроливайка и лежала стопка документов. Матеус Бём граф Ла се Маор работал.

– Почему я не удивлен? – хмыкнул Герд, которого мы привыкли звать Ремтом, осмотревшись вокруг. – Парусиновая палатка, холод и сырость, ни нормального светильника, ни очага, в котором резвятся огненные саламандры, ни вина, ни женщин, и это претендент на корону Вернов?! О, времена, о нравы!

– Герд! – не оборачиваясь, пророкотал Матеус. – Будь я проклят, если это не голос маршала де Бройха!

– Ты сомневаешься, мой мальчик?

– Нет, командир, – покачал головой Матеус, но так и не обернулся. – Однако согласись, странно ожидать визита от того, кому на твоих глазах отрубили голову.

– Тем не менее. – Герд с сожалением отметил, что невозможность «усмехнуться», «кивнуть» или «покачать головой» лишает его значительной части инструментов общения и делает «речь» куда менее эффективной, чем хотелось бы. Хорошо еще, что он не вещал замогильным голосом, как полагается настоящим привидениям, и вполне владел интонациями речи.

– Ты привидение? – словно прочтя мысли Герда, спросил Матеус.

– Не совсем. – Герд задумался на мгновение, но все‑таки нашел более удачное, как ему показалось, определение себя любимого. – Я тень маршала де Бройха. Тень, а не привидение, почувствуй разницу, солдат!

– Взглянуть можно?

– Гляди! Только предупреждаю, и глядеть‑то, собственно, не на что.

– Сильно! – констатировал Матеус, обернувшись. – Нетривиально. Как тебе удалось?

– На себя примериваешь?

– Пока не знаю, но может пригодиться.

– Тоже верно, – согласился Герд. – Хочешь, я поменяю позицию, а то устал, поди, головой вертеть?

– Да, было бы неплохо.

– Так лучше? – спросил Герд, переместившись в пространстве так, чтобы его голос приходил к Матеусу спереди. Впрочем, граф Маор, возможно, мог видеть сгусток мрака, более плотного, чем тьма, сгустившаяся под крутым парусиновым сводом.

– Спасибо, командир, так действительно лучше. Рад тебя видеть, хотя, если честно, не люблю я всю эту хрень, да и не видно ни хера! – У Матеуса Бёма было узкое жесткое лицо с крупными, несколько грубовато «прорезанными» чертами, узкие жестокие губы и холодные, но не равнодушные глаза цвета морской сини.

– Ты не изменился, Матей! – сказал Герд, внимательно изучив лицо ученика. – Постарел, но в главном все тот же.

– О тебе этого не скажешь!

– Да уж… Но к делу, ты ведь человек занятой, а по нынешним временам так и вовсе жизни нет, или как?

– Ты это правильно сформулировал, командир.

– Ты и в самом деле собираешься сесть на престол, или это игра «в цену»?

– Ну, ты правильно понял, никто не должен думать, что корона досталась ему за так.

– Это правильно. – Ну, почему, почему он не мог кивнуть в ответ на слова Матеуса? – И это облегчает наш разговор. Мне требуется услуга.

– За душой моей пришел? – поднял бровь Матеус Бём.

– Да на кой хрен мне твоя душа! Мне нужен транзит через твою территорию.

– Транзит? – нахмурился собеседник.

– Вы с родственниками перекрыли все дороги, а я, представь себе, опекаю некоторую особу, которой по срочной надобности требуется попасть в Ландскруну.

– Опекаешь… – кивнул Матеус, о чем‑то задумавшись. – Особу… Ты еще скажи, бедную сиротку! – Взгляд его отяжелел. – Ну!