– Как хорошо! – сказала она.

– И не говори! – откликнулась Адель. – Квебская баня всем мыльням пример для подражания. Недостижимый, к слову сказать…

Тина оглянулась. Сейчас она впервые увидела даму Адель аллер’Рипп без одежды и сильно удивилась. Нагота Ады и впрямь была поразительна: тело ее – в меру женственно и одновременно поджаро, мускулисто, но главное – молодо, словно перед Тиной стояла девушка, а не женщина, годившаяся ей в матери.

– Что, хороша? – насмешливо спросила Ада, перехватив взгляд Тины. – Да не бойся, я не по этой части. Ты, как я догадываюсь, тоже. Так что расслабься и получай удовольствие.

Эту фразу Тина уже слышала, но несколько в иной интерпретации. Если деваться некуда, – рассказывала ночью Теа, – ложись на спину, расслабься и получай удовольствие. Все не так безнадежно, как кажется со стороны. Доставить удовольствие может даже старичок, надо только уметь его получать…

– Уже.

– Что именно?

– Уже расслабилась и почти получаю удовольствие.

– Вот и молодец, и, кстати, можешь называть меня Адой и обращаться на «ты». Заслужила!

– Спасибо, Ада, а… а ты не могла бы рассказать мне о моих родителях, а то я так ничего про них и не знаю? Даже имя мое подлинное мне неизвестно.

– Ну, твоего имени не знаю и я, – возразила Адель. – Ты же слышала, я и о твоем рождении ничего не знала. Так что с этим вопросом тебе лучше обратиться к Сандеру. Но сначала, разумеется, следует одеться. Голые девушки наводят мужчин на совсем другие мысли, чем поиск имен.

– Не такие девушки, как я…

– Любые, – усмехнулась Адель. – А себя, детка, ты еще не знаешь и оттого недооцениваешь.

– Прямо‑таки! – вспылила Тина, прекрасно знавшая, что с ней и как, или, во всяком случае, полагавшая, что знает. – Нашла красавицу!

– Ну, не все так мрачно! – отмахнулась Ада. – Время покажет, кто из нас прав, а кто – крив. Давай лучше мойся, а то вон грязью до ушей заросла!

И то верно, зачем в мыльню идти, если не затем, чтобы вымыться? Ну, то есть девочки в приюте рассказывали и о другом применении различного рода терм, мыльных бассейнов, банных теремов и парных покоев – а северные земли на этот счет известны широким разнообразием идей, – но Тина предпочитала думать о бане в прямом и безыскусном смысле слова. И в этом смысле нагретое дерево, благоухающий пар и горячая вода оказались ровно тем, что ей сейчас и требовалось, чтобы не только смыть грязь и пыль долгой дороги, но и сбросить усталость и груз непростых мыслей.

– Ада, извини, – спросила она, решительно отложив разговор о родителях на «чуть погодя», – а это у тебя что?

На левом плече Ады красовалось несколько поблекшее, как бы выцветшее, стилизованное изображение цветка, отдаленно похожего на водяную лилию.

– Забудь!

– Как скажете!

– Никому не рассказывай…

– Что я, дура? – возмутилась Тина. – Одно дело – я спросила, другое – пойти языком молоть.

– Не обижайся, – покачала головой Ада. – Есть тайны неприятные, но есть и опасные. Понимаешь?

– Понимаю.

– Вот и славно… – улыбнулась окутанная паром женщина.

– Ты вот что… – сказала она через пару ударов сердца. – Если еще у кого увидишь… Ну, такой рисунок может быть и у женщин, и у мужчин… или услышишь – он называется «лилия Калли»… В общем, постарайся держаться от нас подальше… Да, да! – грустно улыбнулась Ада. – И от меня тоже. Мы опасные спутники, девочка, вот в чем дело. Но раз уж так сложилось, что мы вместе, то вместе и пойдем. Порознь сейчас куда хуже будет, но дойдем до Ландскруны, и все. Я и сама от тебя уйду, так честнее.

– Ты много сказала, Ада. – Слова звучали мягко, но Тине каждое из них давалось с огромным трудом. – Ты уверена, что не можешь сказать большего? Мне. Сейчас, когда мы одни. Не хочешь? Не можешь? Опасаешься?

– Хочу, боюсь… Какая разница! – махнула рукой женщина. – Расскажу! Куда я денусь… Не сейчас. Хорошо?

– Хорошо, – согласилась Тина, видевшая, что тема эта, как ни странно, доставляет обычно спокойной и уверенной в себе Аде неожиданное страдание. И более того, настроение женщины было отнюдь не безоблачным с того самого момента, как, выйдя на охоту, они услышали – дальний еще – бег охотничьих собак…

ГЛАВА 6. Прошлое и настоящее

1. Пятый день полузимника 1647 года

Странно, но гостеприимство лорда де Койнера не ограничилось одной лишь баней, дарами замковой кухни – хлебом, скажем, или супом – и возможностью провести ночь под крышей. К вечеру накрыли столы для малого пира, причины для которого – если не считать, разумеется, прибытия весьма сомнительных гостей – не было никакой, ни праздника, ни турнира, ни воскресного дня. Тем не менее принимали путешественников на славу: и винами старыми из замковых погребов обносили без заминки, и шесть перемен по три блюда в каждой, как в лучших домах, сменяли одна другую. И яства, насколько мог оценить Сандер Керст, не только с голоду и не одному ему могли показаться отменными. Они такими и были: медвежатина, печенная с кислыми яблоками, свинина, тушенная со сливами и изюмом, мясной хлеб с чесноком и тмином, карпы, запеченные в солоноватом тесте… От изобилия блюд, их запаха и вкуса, от вина – а здравицы выкликались едва ли не без пауз, – от густого и жаркого воздуха в зале, от музыки и слов, – от всего этого голова Керста кружилась, и перед глазами время от времени возникало сияющее марево. При всем при том он ни на мгновение не утратил контроля над ситуацией и оттого, быть может, отмечал и подмечал много такого, на что иной человек в подобной ситуации внимания бы не обратил.

Пир, хотя сказано об этом было в весьма обтекаемых выражениях, давали в честь знатной гостьи, посетившей дом лорда Оленьего распадка на своем пути в столицу. Кого имел в виду де Койнер? Разумеется, Тину. Она и сидела по левую руку от хозяина замка, но создавалось впечатление, что говорит лорд Каспар не с ней, а с дамой Адель, и как бы не с ней одной. Что‑то существовало между этими двумя людьми. Что‑то сложное и неоднозначное, не любовь и не ненависть, но и того, и другого могло оказаться в этом чувстве совсем не мало. Тут непременно имелась тайна, и да – Сандер был почти уверен, что они знакомы давно и хорошо.

«Прошлое не отпускает их… – подумал он. – Оно словно… кровавый след… Странная мысль! С чего бы это меня потянуло на поэзию?»

Но, так или иначе, мысли эти заставили его раз или два бросить взгляд и на Тину, сидевшую как раз между лордом Каспаром и дамой аллер’Рипп, и Сандер Керст неожиданно обнаружил, что с девушкой – буквально между делом – произошли разительные перемены. О нет, она не превратилась в красавицу – таких чудес на свете не случается. Однако сейчас в свете факелов и в отблесках пламени, танцующего в огромном камине, волосы ее наполнились жизнью и обрели истинные цвета осени. Тонкая белая кожа натянулась на высоких скулах и, казалось, светится, порождая нежное жемчужное сияние, а в желтых глазах, ставших теперь темно‑охряными, бушует огонь нешуточных страстей.

«Бог мой! – мгновенная вспышка желания заставила его вздрогнуть и покрыться испариной. – Она…»

Она была чертовски привлекательна с этими своими раскосыми миндалевидными глазами, прямым носом и тонко очерченным ртом. Линия подбородка и нижней челюсти, тонкая изящная шея…

«Как я мог этого не замечать?» – Это был хороший вопрос, но Сандер имел на удивление устойчивую психику.

«Я пьян!» – уверенно сказал он себе и перевел взгляд на ди Крея.

Виктор держал в руке кубок, но, кажется, о нем забыл. Он смотрел на Тину.

«Он тоже пьян? Или все мы сходим с ума?»

И в этот момент он перехватил взгляд мастера Сюртука. Ремт на девушку не смотрел. Он вообще не смотрел на женщин, он наблюдал за Сандером. И Керсту очень не понравился этот взгляд. Обычно веселый и производящий впечатление недалекого балагура Ремт Сюртук был совсем не так прост, как хотел казаться. Но это‑то Сандер уже понял и вполне оценил. Однако такого ясного, холодного взгляда он от Ремта все‑таки не ожидал.