– тут я, охваченный злобой, вскочил.
– «Ха-ха-ха!» – разразился я смехом, глядя на брюнета; «брюнет» удивленно взглянул на меня; –
– вот «я» вас! –
– И «каюта-компании», стол, за которым сидели: седеющий швед, два еврея, курьеры и «брюнет», или – агент, летавшая лампа, в прищуренном взоре моем, разложились на линии, покрываясь узорами перьев, мигающих в пересеченных ресницах: и – крылорук колесящий слепительно вместо красавцев курьеров, паслинился в воздухе; швед оказался смеющейся рожею фавна внутри побежавшей розетки; образовался орнамент растительных линий, переходящих друг в друга; листочки, розетки, пальметты развоплотились в спирали; спирали же стали линейным полетом кипящим со мною –
– шпионы, курьеры и шведы летали, блистали, хлестали рыдающим гудом: направо, налево; и шлепались в нос и в бока парохода «Гакона Седьмого», дробясь белобисерной пеной; ходили взволнованно мощными массами.
. . . . .
Там – под винтом, уходя в глубину, бирюзела чистейшая пена; на нос парохода спускалося все бирюзовое; и – появились вдали лоболобые камни; придвинулись: четкою тенью чернели продолблины; я обозначились красные кровли домишек:
– «Ставанген!»
. . . . .
Где «я»?
Ощущаю толчки: пробуждения, припоминанья о старом, –
– толчки моей жизни –
– от них осыпается все, чему учат –
– приходят не спроста; иную зависимость чую в событиях я; не умею я складывать буквы событий в слова: поражает еще начертание знаков: тот швед, подпирающий руки в бока, – буква «эф»; наблюдаю иными глазами его; связь меж буквами ускользает: слова не прочитаны; и оттого я бесцельно взираю: но «в бездне бесцельности – цельность забвения»; смыслы эстетики зрения – бесцельность – осмыслится будущим.
А пока я живу очень смутною мыслью, что в личности, выводимой из прошлого, отлагается что-то, рождая вторую действительность: биографию биографии; память о факте, которого не было, – крепнет; я жду его годы и вот –
– наступает: тогда –
– проясняется прошлое, не прояснимое прошлым событие «фактов», влетающих в жизнь, точно взрывы во мне; беспричинный, мгновенный разрыв объясняет прошедшее; и причина приходит поздней ее действий, которые – рок; стены жизни качаются; мина, вонзаясь ударом, дырявит сознание; неожиданный «миг», посещающий, угашает сознание; если кануть душой в содержание беспричинного мига, то – объясненья его и отстают от него: ты –
– «Родился естественным образом!»
– «Не летаешь»…
– «Умрешь»! –
– Я никогда не рождался, летаю в космической сфере: –
– сперва нападали страннейшие «миги» во сне на меня: я, проснувшись, все силился вспомнить мелькнувшее; в памяти находил только память, а содержания не было: были полеты; полетов боялся; впоследствии схватывал я погасающий след мимолета и различал кое-что: напряжение памяти переносило меня через бреши сознания: где угасало сознание –
– за исключением пункта летящего в перемоганьях беспамятства; пункт – напряжение воли к вниманию: вспомнить.
Что вспомнить?
Впоследствии – вспомнилось;
– «Это уж было»…
– «Я здесь пролетал»…
– «Но – в обратном порядке».
Воспоминанье летанья сознанья в обратном порядке в мирах бессознания переживалось, как если бы то летание было б влетаньем; а это летание – «в миге!» – переживалось, как вылет: –
– переживания нападающих «мигов», «драконы», которые гонятся; просыпаясь, рассказывал я, отвечали мне:
– «Сказки».
Но я научился сознательно действовать в сказках, подсматривать действия моего сознаванья в «драконах»: и ростом сознания я объясняю открытие памяти, что «драконы» фантазии – «птеродактили» правды.
Еще – до рожденья боролся я с ними. Так «миги» кошмаров во мне просверлили старинные действия «Я» в до-телесной стране; это вскрылось в усилиях мысли, –
– которая –
древо; из «древа» я делал челнок; и уплывал по морям бушевавших безмыслий; кто в жизни своей не вступал на пути медитаций, тот – будь он философ! – подобен мечтателю, созерцавшему море со скал каменистого берега; кто «медитировал», тот – моряк, пересекший моря… –
– открывания медитаций: полет есть вхожденье души и разбухавшее ростами тело; полет медитации – вылет из тела: а «миги» кошмаров, – дрожанье эфирного тела, еще не совсем прикрепленного к телу обычному; с ростом эфирное тело теряет способность к движенью; в медитации пробуждаем движения; –
– Катастрофой во мне отдаются движенья эфирного тела, полет «вверх пятами» – они; овладевши движением, вижу: полет есть сознательный вылет, в «восторг»: –
– упадающий со скалы в бездну моря переживает испуги; моряк, распустив паруса, отделяется с песней от берега –
– вылеты, влеты, восторги, паденья, испуги – в мгновениях столкновения двух биографий моих –
– Закон тождества в миге «Я – я» затаил два момента: полет и паденье; рождение в тело и выход из тела – рожденье и смерть – суть единство и нет ни рожденья, ни смерти; подобен мой миг разбиванию мира во мне; ощущение ужаса переходит в уверенности «Я» – бессмертно! –
– бессмертие есть осязаемый, факт: медитации.
. . . . .
На пароходе «Гаконе» – совершился чудовищный взрыв; летали от действия мысли моей проскрипевшие стены «каюты-компании», стол, за которым сидели
– седеющий швед,
– два еврея,
– курьеры,
– брюнет, –
– закурились в прищуренном взоре моем, разлагаясь на пляску летающих линий, кипящих в моей медитации, залетали рыдающим гудом: направо, налево; «буль-буль» – кипятился во мне мой пространственный облик: «хлоп» – лопнул, – «Буль-буль». Кипятился «шпион»: лопнул «хлоп»! –
– все восторги, все ужасы, сёры, Ллойд-Джорджи, шпионы, – осадки моих всекипящих сознаний; свершились они в глубине моей личности; выпали – после во сне, когда личность под действием Слова во мне разлетелась на части: –
– мальчишки меня подбирали на улице!
. . . . .
Пусть объясненья события Слова во мне – в отдаленнейшем будущем; ныне читаю лишь буквы события Слова: рассыпанный шрифт (иль осколки моей оболочки) вокруг осаждаются; сыщики гонятся, следуя через Берн, Лондон; – «сёр» – «я» второй на себя самого восстающий, привыкший к комфорту:
«Не делай того-то!»
Когда то я в Бергене – храбро взорвал свои стены, и вышел – наружу; мой «дом» потащился за мною, как рок, воплощаясь три года: роями несчастий, болезнью, расстройством, манией, войною: –
– война началась после взрыва во мне. Катастрофа Европы и взрыв моей личности – тоже событие; можно сказать: «Я» – вина; и – обратно: меня породила война; я – прообраз; во мне – нечто странное. Храмой, человека!
Я, может быть, первый в нашей эпохе действительно подошел к… жизни в «Я»:
Удивительно ли, что мое появленье в Швейцарии, Франции, Англии, как причины войны, порождало тревогу и ужас? Они – смутно чуяли…
И – совершенно обратно: в Швейцарии, Франции, Англии «Я» ощутило войною себя: мое «Я» – порожденье войны; до войны никакого «Я» не было.
Нет: «Я» и «мир» – пересеклись во мне.
Соединение с космосом совершилось во мне; мысли мира спустились – до плеч; лишь до плеч «Я» – свой собственный с плеч поднимается купол небесный.
Я собственный череп, сняв с плеч, поднимаю, как скипетр, рукою моею.
Перед Бергеном
Ставанген!
Прибрежье зеленых горбов, и – промойные трещины в очертни старых боков, округленно слетающих к струям, – купаться в сквозной живолет переблесков и в лепеты разговорчивой влаги – прибрежье летело, неся на горбе просинь сосен и яркие запахи смол оголенных стволов.
Распахнулся фиорд, принимая сырейшие прелести моря, заторами мертвых плотов и затонами бревен; вот прочертень красной кормы парохода, взревевшего в запахи соли и смеси ветров; пароход, задрожавши, шел в море, чтоб, может быть, в море наткнуться на мину; стояли норвежцы, кивая ушастыми шапками; фыркал дымок раскуряемых трубок; и я, и товарищ махнули платками: