— Ничего подобного. Это просто по учёбе.

— Когда мальчиков ловят, они всегда говорят про учёбу. Хотя приходят, конечно же, на свидание.

— Ну, в этот раз совершенно другой случай, — уверенно произнёс школьник. — И ты даже не представляешь, как рад тебя видеть. Я по тебе так сильно скучал! В городе тебя все разыскивают, и никто даже из твоей семьи не знает, что ты поступила сюда. Они очень беспокоятся. Надо как-то их известить.

— Нет, — сурово произнесла девушка, — ты не должен им об этом говорить. Моё пребывание секретно. Пожалуйста, пообещай мне, что ты не скажешь отцу и кому-то ещё. И тогда я не стану поднимать тревогу и забуду о том, что ты здесь.

— Хорошо, обещаю.

Кимитакэ не очень понимал, что за интрига здесь происходит и к чему такая секретность. Он был уверен, что банкир наверняка гордился бы дочерью, которая училась в таком важном месте.

Зато он понимал другое: с женщиной лучше не спорить. Особенно если она может в любой момент поднять тревогу и сдать тебя военной полиции.

Фонарь постепенно проплыл мимо него и двинулся дальше вдоль озера. А Кимитакэ зашагал к деревне под залихватские трели цикад.

* * *

Между деревней и озером была небольшая лужайка, которая служила, судя по всему, чем-то вроде выгона. Кимитакэ уже почти её прошёл, когда заметил, что он снова не один.

Среди высокой травы стояло несколько параллелепипедов примерно в половину человеческого роста. Сперва он принял их за ульи. Но потом сообразил, что никто не будет устраивать пасеку в таком неудобном месте.

Приглядевшись, он опознал в параллелепипедах стандартные картонные коробки, в которых перевозят блоки сигарет и другие почтовые товары. Запах табака был слегка, но ощутим. А приглядевшись к этим коробкам ещё, он обнаружил, что они неторопливо движутся.

В этом зрелище было что-то даже успокаивающее и беспечное. Оно напоминало о том, что переход к мирной жизни всё-таки неизбежен.

С полдюжины коробок неторопливо ползли по вечерней лужайке на фоне сизой глади только что преодолённого озера. Иногда они замирали и опускались на землю, словно о чём-то задумывались. А потом опять поднимались и ползли, примерно на один палец выше земли.

В голову забралось непрошенное предположение о том, что они просто не могут двигаться быстрее, у них для этого форма недостаточно аэродинамическая. Но потом Кимитакэ всё же разглядел на передней части коробок небольшие дырочки и, кажется, о чём-то догадался.

Он подошёл к той коробке, что была ближе всех, и постучал в верхнюю грань картонного параллелепипеда. Кусок картона откинулся в сторону, и оттуда показалась уже знакомая голова с любопытными чёрными глазками и волосами, заплетёнными в бесчисленные косички.

— Я совершенно не ожидала тебя здесь увидеть, Кими-кун, — сообщила девочка.

— А я вот вполне ожидал чего-то такого от неповторимой Атами Ёко, — заметил школьник. — Но всё-таки, если не секрет, — зачем вы забрали все эти коробки и так ходите? Это что-то вроде маскировки на случай налёта вражеской авиации?

— Нет-нет, — отозвалась Ёко, — это моё собственное изобретение. Мы работаем над культурной программой. Нас попросили поставить спектакль, но оказалось, что театр кабуки никому у нас не нравится, а современных пьес никто не помнит. Проектор нам тоже не завезли и подавать заявки бессмысленно. И поэтому и предложила поставить оперу.

— Опера жанр древний и уважаемый, — заметил Кимитакэ, — пускай он скорее европейский, чем японский. Но девочкам, я думаю, понравится, особенно в твоей постановке. А ты готовую музыку возьмёшь или тоже её напишешь?

— У нас нашлись пианино и граммофон, — гордо заявила девочка, — их мы и задействуем. Проблема была выбрать подходящую оперу. Нужно было что-нибудь простое, доступное даже для музыкально необразованных людей, чтобы без Леверкюна. У нас и так сирены ревут по случаю военного времени, а тут ещё додекафонию слушать. Поэтому я решила не усложнять, взять всё готовое. И музыка будет готовая, и даже оперу готовую возьмём.

— Будете ставить из Вагнера или сразу «Гейшу»? Насчёт интерпретации спрашивать не буду. Судя по вашим костюмам, — коробки уже обступали Кимитакэ со всех сторон, — интерпретация Малера вам не близка.

Юный каллиграф не очень хорошо разбирался в опере. Если быть точным, он вообще в ней не разбирался и никакого музыкального образования у него не было. Но он когда-то читал про это статью и не хотел, чтобы девочки запомнили его человеком культурно недоразвитым.

— Это всё слишком неоклассическо, — заметила Ёко, — нужны профессиональные певицы, профессиональные декорации. Мы поставим самую простую оперу, футуристическую. Её видела моя русская бабушка, когда ещё жила в Петербурге. Она будет называться «Победа над С.».

— А что это значит?

— Ну, вообще-то у русских футуристов она называлась «Победа над Солнцем». Но в условиях войны это звучит как-то совсем не патриотично. Кто-то может не так понять, обидеться, подумать, что имеется в виду не то солнце. А мы ведь люди искусства, а не журналистики. Мы развлекаем людей, а не пытаемся их обидеть.

— Я никогда не слышал про эту оперу, — признался Кимитакэ. — Ну то, что ты рассказываешь, звучит совершенно грандиозно.

— Да, это опера довольно простая. Либретто у нас особенно нету, но всё равно никто из потенциальных зрителей оригинала не видел. Так что поймать нас на слове или хотя бы на ноте будет некому. Костюмы, как видишь, уже готовы.

— Костюмы и правда впечатляют, — согласился школьник. — После всего, что ты рассказала, я бы посмотрел эту постановку.

— Между прочим, это редкий пример оперы, в которой нет ни одного женского персонажа, — добавила Ёко. — Возможно, настолько редкий, что вообще единственный за всю историю оперного искусства. Ну, в нашей постановке, как видишь, будут играть только девочки. Потому что никого другого у нас всё равно нет. Это позволит уравновесить исходную нехватку вынужденным избытком и придаст нашей постановке новый колорит. Со временем про неё будут, может быть, даже писать в каких-нибудь специализированных изданиях. Потому что эксперимент интересный. Мне так кажется.

— Мне тоже интересно, — сказал Кимитакэ. — А ещё приятно было узнать, что ты смогла попасть в такую престижную школу. И у тебя немало актрис — значит, ты неплохо здесь освоилась. А можешь мне теперь немножко помочь?

— Помочь получить роль не могу. Как я уже говорила, у нас играют только девочки. Если насчёт контрамарки — надо подумать.

— Я хотел тебя спросить вот о чём. Одна из учителей — возможно, она преподаёт и у вас тоже — дала мне задание пробраться к женскому корпусу. Как видишь, что-то у меня получилось. Но я добился этого своим мужским умом. Можешь подключить свой женский ум и подсказать, не нужно ли мне ещё здесь что-нибудь делать, чтобы было доказательство, что я добился? Или можно уже возвращаться назад, пока не поймали?

Ёко посмотрела на небо. Закусив верхнюю губу. Её напряжённый взгляд выдавал ожесточённые размышления. Эта девочка умела думать, а ещё лучше умела изображать.

— Мне кажется, ты должен принести с нашей стороны какой-нибудь трофей, — наконец сказала она, — чтобы никто не смог усомниться. Предупреждаю заранее: наши костюмы нужны для постановки и в качестве трофеев мы их тебе не отдадим. Ну, если ты пойдёшь вон туда, в школьное здание, то там для тебя, возможно, что-нибудь да найдётся.

— А другие девочки меня не выдадут?

— Чтобы девочки тебя выдали, ты должен забраться не в женскую школу, а как минимум в женскую половину горячего источника, — со знанием дела заявила Ёко. — Да и в случае горячих источников всё зависит от девочек. Вдруг это будут девочки, которые соскучились без гостей?..

Вблизи здание школы для девочек выглядело ещё непривычнее, чем если смотреть с другой стороны озера. Если бы Кимитакэ работал архитектурным критиком, он бы наверняка предположил, что мелкая и взбалмошная Атами Ёко приняла участие в его проектировании.