Это даже ближе, чем было в Токио. Хотя, если задуматься, то она и не могла располагаться слишком далеко. Наверняка многие учителя преподают и в той, и в другой школе. И к тому же обе школы снабжают через одну и ту же железнодорожную станцию.

Нужно было исполнить мечту любого мальчишки в условиях раздельного обучения: перебраться на женскую половину и успешно вернуться обратно.

На улицах посёлка было безлюдно. Кое-где копались на огородах местные жители, а возле школы ему повстречался потомок легендарного барона. Тот по случаю трудовой мобилизации тащил какие-то мешки и выглядел очень серьёзно. Даже если гейша дала ему похожее задание, потомок барона явно не собирался выполнять его сегодня.

Судя по тому, что для каждого задания полагался отдельный конверт, они всё-таки для разных учеников задания были разные. Хотя Кимитакэ, если говорить начистоту, совершенно был не против повстречать на той стороне кого-нибудь из новых одноклассников. Когда вас несколько, тяжело выбираться — но намного легче убегать.

Подниматься к особняку было почему-то очень весело. Всё-таки это был самый примечательный дом во всей деревне. К тому же Кимитакэ ещё ни разу не видел этого места вблизи.

«И всё-таки нельзя забывать про самое главное, — напомнил он себе, прислушиваясь к звонким камешкам, которыми была вымощена дорога к особняку. — Про то, что рассказала гейша помимо своего задания».

Про человека, которого называют Курортником. Для школы это было не особенно важно. Но это было очень важно для него самого.

Возле дороги изгибался ствол японского можжевелового дерева. На столе было написано белой краской, без применения магии и не особенно умело. Но всё равно надпись казалась значительной. Она гласила:

Здание комендатуры.

Посторонним вход воспрещён.

Головокружительный аромат можжевельника навёл Кимитакэ и на другие мысли. Очень уж странно их учили в разведывательной школе. И учителя здесь были непонятные, и педагогические методы профессора Окавы Сюмэя внушали некоторые сомнения. К тому же они так и не приступили к иностранным языкам, хотя для этого школа вроде бы и создавалась. Потому что с иностранными языками в Японии и правда был позор. Для деятеля европейской культуры было вполне нормально знать с десяток языков старой Европы, а среди японцев пока не появилось даже ни одного настоящего полиглота. Теперешние деятели культуры, особенно из числа пролетарских поэтов, могли не знать даже классического литературного языка. Смогут ли такие разведать, что замышляют европейцы против великой Японии?

С другой стороны, учёба ещё только началась. И, возможно, она должна была подготовить разведчика к встрече с любой неожиданностью и к работе в самых непонятных обстоятельствах. Не в этом ли суть любого шпионажа? Притворяясь совершенно обычным и неотёсанным, проникать в тончайшие предметы и видеть то, что недоступно для взора других?

На всякий случай он обошёл особняк по дуге, невольно залюбовавшись, однако, старинной деревенской архитектурой. Всё-таки распоряжение есть распоряжение. А в самом этом здании сейчас нет ничего такого, что помогло бы ему справиться с заданием. А вот проблем от слишком ретивой охраны получить можно запросто.

Теперь Кимитакэ взбирался по холму, поросшему великолепными красными соснами. Перевалил на ту сторону и увидел ещё одну деревеньку, которая смотрела на собственное отражение на глади вытянутого озерка.

И справа, и слева озеро уже перегородили квадратами и засадили рисом. Но центральную часть оставили. Возможно, там разводили рыбу, а может, просто застали её в таком виде перед войной и решили не трогать естественную преграду между миром мальчиков и миром девочек.

Даже сейчас, в ленивом вечернем полумраке можно было различить, что с деревней на той стороне тоже немножечко поработали. Только здания для девочек были более экспериментальными: они были круглые и с конусообразными крышами, как у старинных пагод.

Нигде не было видно, однако, заборов — ни простых, ни с колючей проволокой. Точно так же не было заметно никакой охраны. Видимо, весь расчёт был на то, что никто не полезет на холм. А может, и на что-то другое.

Кимитакэ спустился к озеру и осторожно вгляделся в его неподвижную сонную гладь. Под поверхностью воды можно было разглядеть металлические ячейки, натянутые в сети, почти незаметные для рыбы и смертельно опасны для любого пловца. Видимо, это была единственная защита. Достаточно простая, чтобы установить её за один раз, и достаточно эффективная, чтобы отвадить непрошенных гостей. Чтобы понять, как преодолеть такое озеро обычными средствами, пришлось бы немало поломать голову.

К счастью, юный каллиграф вовсе не нуждался в обычных средствах.

Он достал из портфеля гамаши. Не торопясь расправил их и просто надел поверх ботинок. А потом ступил на поверхность озера.

Вода запружинила, но не смогла разойтись, скованная могущественной печатью воды, что было нарисовано прямо на ступнях обоих гамашей.

Кимитакэ осторожно зашагал по озеру. Вода пружинила и покачивалась под ногами, так что идти было не очень удобно. Казалось, что он шагает по цирковому батуту. Прямо под ногами в дымчатой глубине темнела зловещая сеть и между её ячеек шмыгали рыбёшки. Но вода продолжала удерживать осторожного школьника.

В хождении по воде не было чего-то уникального. Не было в нём даже влияния христианства. В старинных свитках сохранялись предания о том, как ниндзя незаметно подкрадывались по воде, используя особые сандалии вроде лодочек. Европейцы, крайне обеспокоенные успехами японской армии, потратили немало сил, пытаясь повторить этот таинственный инструмент воинов-ниндзя. Но даже если эти лодочки делали из современных материалов, европеец едва удерживал равновесие и постоянно плюхался в воду. Лучшим достижением так и остались два воздушных пузыря, которые привязывал к ногам император Франции Наполеон III, чтобы блуждать в таком виде по замковому пруду, развлекая своих придворных и иностранных дипломатов. В конце концов европейские учёные были вынуждены своим генералам, что ниндзя, бегающие по воде, — не больше чем легенда.

Но Кимитакэ догадался, что за этой легендой скрывается особая техника. И эта техника не имеет ничего общего с достижениями варварской науки. Здесь шло прямое взаимодействие с элементом воды, благодаря тем самым печатям, с помощью которых легендарный китайский император усмирил легендарный китайский потоп.

Он шагнул на берег другой стороны и чуть не упал. Почва показалась непривычно твёрдой. Но он устоял.

Посмотрел в сторону деревни — она не изменилась, — потом себе под ноги. Туда легло какое-то золотистое сияние. Сперва Кимитакэ подумал, что это светятся его гамаши. Потому что элемент огня там тоже присутствовал, просто маленький. А потом сообразил приподнять голову и увидеть фонарь.

* * *

Фонарь держала сильная, уверенная рука. Он захватывал из вечернего полумрака зыбкий круг света, так что с одной стороны можно было разглядеть Кимитакэ с портфелем и ещё мокрыми гамашами на ногах, а с другой стороны возвышался сумеречный силуэт той, кто держал этот фонарь.

Лицо её было накрыто тенью. И тем не менее Кимитакэ пригляделся и смог опознать этот силуэт. Здоровенная, с крутыми плечами фигура, по-мальчишечьи коротко остриженная голова и пухлые щёчки.

— Я очень рад снова тебя видеть, Соноко-тян, — пробормотал Кимитакэ. Как ни странно, уроки гейши действительно ему пригодились. Он не просто опознал пропавшую дочку банкира, которую некогда прочили ему в жёны. Но даже сразу сообразил, что ей такого сказать, чтобы она не сразу подняла тревогу. — Если не секрет, откуда ты здесь?

— Мобилизована по трудовой повинности и работаю кем-то вроде сторожа, — произнесла девушка низким грудным контральто. — И я тоже рада тебя видеть здесь, Кими-кун. Хотя я не могу понять, что ты здесь делаешь.

— Я здесь учусь.

— Но это же женский корпус! Ты что, сегодня на свидание пришёл?