– Мама, – сказал Розовски, скрывая досаду за беспечной улыбкой, – а этот ковер мы постелим, наверное, в туалете, да?

Мать, только что гордо вошедшая с темно-вишневым свертком в картиру, непонимающе уставилась на него.

– Что?

– Я имею в виду – ковер ты купила для нас? – спросил Натаниэль. – Или у кого-то еще не хватает этого добра?

– Сто шекелей! – Сарра сверкнула очками. – Это же не деньги!

– Конечно, но я вовсе не о деньгах.

– Через неделю Роза выдает замуж дочку, – сообщила мать. – Плохой подарок?

– Замечательный. Ты совершенно права, – Розовски поцеловал мать в щеку. – Давай, я пока отнесу его в лоджию.

Едва он взял в руки ковер, оказавшийся неожиданно легким, как раздался телефонный звонок.

Сарра вопросительно посмотрела на сына.

– Я в отпуске, – мрачным тоном сообщил Натаниэль. – Меня нет. Я временно умер.

– Типун тебе на язык! – возмутилась Сарра, направляясь к тумбочке с телефоном. – Никогда не говори так. Даже в шутку, – она сняла трубку: – Алло, кто это?

Натаниэль, не дожидаясь конца разговора, быстренько ретировался в лоджию. Уложив ковер в самодельный стенной шкаф, он еще некоторое время помедлил, окидывая рассеянным взглядом окрестный пейзаж, изрядно надоевший за десять лет – ровно столько времени мать жила в нынешней квартире. Выкурив еще одну сигарету и в очередной раз вяло посоветовав самому себе бросить курить, он не торопясь вернулся в комнату.

Мать стояла у тумбочки и отнюдь не собиралась прерывать оживленную беседу. Натаниэль подумал, что его беспокойство относительно нарушения отпускных планов оказалось лишенным оснований. Но Сарра Розовки, заметив сына, вдруг сказала невидимому собеседнику:

– А вот и он, я сейчас дам ему трубку, – и, уступая место у телефона сыну, пояснила: – Это какой-то адвокат. То ли Грузенфельд, то ли Грузенберг.

Натаниэль тихо охнул.

– Я же просил, мама… – он принял из ее рук телефонную трубку и сказал обреченным голосом:

– Слушаю.

– Здравствуйте, Натан, это адвокат Цви Грузенберг. Вы меня помните?

– Да, конечно, – ответил Розовски без особого энтузиазма в голосе. Он прекрасно помнил молодого спортивного вида адвоката и симпатизировал ему. В свое время информация, полученная от Грузенберга, помогла завершить одно из самых сложных расследований. – Вы были адвокатом покойного Ари Розенфельда. Кстати, чем закончился тогда ваш иск к страховой компании?

– Пока ничем. Представьте, уже больше года все это тянется.

– Что вы говорите! – вежливо удивился Натаниэль. – Никогда бы не подумал… – он замолчал и свирепо глянул на мать. Та демонстративно повернулась к нему спиной и вышла в лоджию.

– Представьте себе, – сказал Грузенберг. – Конечно, получив результаты полицейского расследования, они перестали обвинять наследников в совершении преступления. Теперь они настаивают на том, чтобы дочь покойного согласилась на чать выплаты. Мотивируют тем, что текст завещания не конкретен. Конечно, они выплатят все, но пока что приходится раз в месяц являться в суд и повторять одно и то же.

– Да, представляю, каково вам сейчас, – посочувствовал Розовски. – Хотя, вы лучше меня знаете наше судопроизводство. сколько тянется процесс над Арье Дери? Четыре года?

– Пять. Вы правы, это для нас почти нормально. Собственно, я не жалуюсь. Если честно, то мне доставляет удовольствие появляться в суде, – сказал Грузенберг. – Знаете, недавно я, наконец-то, понял, что люблю свою работу.

– А я свою разлюбил, – вполголоса произнес Натаниэль. – И понял это гораздо раньше.

– Что, простите?

– Нет, это я так. Ворчу. У меня с утра, обычно, плохое настроение. Пока не позавтракаю, – объяснил Натаниэль. – Между прочим, я советовал своему приятелю-психологу исследовать связь настроения человека с временем суток, состоянием желудка и…

– И расположением звезд, – добавил в тон ему адвокат.

– При чем тут звезды?… Ну, неважно, это просто словесная реакция, – сказал Натаниэль.

Услышав в его голосе тщательно скрываемое раздражение, адвокат Грузенберг спросил с легким беспокойством:

– Простите, Натаниэль, но, может быть, я не вовремя? Я перезвоню, скажите только, когда.

– Нет-нет, Цвика, что вы, я слушаю вас, – любезно ответил Розовски. – Вообще-то я со вчерашнего дня в отпуске, но если вам нужна моя помощь, не стесняйтесь. Вы ведь не собираетесь просить, чтобы я взялся за какое-то расследование?

Грузенберг промычал что-то неопределенное, потом сказал:

– Откровенно говоря, именно для этого я вам и позвонил.

Не выпуская из рук трубку, Натаниэль нащупал табурет, пододвинул его ближе к тумбочке и сел.

– Так я и знал, – сказал он. – Я хотел отключить телефон. Хотя вряд ли это помогло бы, – он вздохнул с невыразимой тоской. – В подобных случаях мой телефон почему-то звонит даже будучи отключенным. Не знаю, что это. Мистика, наверное. А если бы я запер дверь, непременно кто-нибудь влез бы в окно. Несмотря на третий этаж.

– Я все понимаю, Натаниэль, – сказал Грузенберг. – Мне самому не всегда удается отдохнуть. Честно говоря, очень неловко настаивать. Просто я не представляю, кто еще мог бы помочь. Обратился к вам. Вы ведь специализируетесь на репатриантских проблемах.

– Вы, я смотрю, тоже ими увлеклись, – хмуро заметил Розовски.

– Что вы хотите? Статистика. Количество репатриантов растет, соответственно растет удельный вес их обращений к адвокатам, – сказал Грузенберг. – В том числе и ко мне.

– Ну-ну, – Розовски не был настроен вести теоретическую беседу о социоэтнической структуре современного израильского общества. – И что же за дело вы сейчас ведете? Имущественный спор, наследство? Хотите, чтобы мы проверили чьи-то банковские счета? – с робкой надеждой спросил он.

– Увы, все гораздо печальнее и запутаннее, – сообщил адвокат. – Речь идет об убийстве, причем я представляю интересы подозреваемой.

– О Боже, – вздохнул Натаниэль, – убийство, и в нем замешана женщина… Тот самый букет, который я мечтаю видеть по утрам на тумбочке у постели.

– Я еще раз приношу свои извинения, Натаниэль, – виновато сказал адвокат. – Но прошу вас, выслушайте хотя бы вкратце.

– Чего уж вкратце, – проворчал Розовски. – Вы же сами понимаете, что я не смогу вам отказать. Тем более, в таком деле. Договоримся так: вы заедете за мной минут через двадцать, и мы отправимся ко мне в контору. А уже там вы все расскажете.

– Спасибо, Натаниэль, вы меня, действительно, крайне обяжете.

– Я еще не сказал «да», – возразил Розовски. – Пока что я всего лишь согласился вас выслушать. Потом я скажу, берусь или не берусь за ваше дело.

– Конечно, конечно. Спасибо и за это. Говорите адрес.

– Бен-Элиэзер, 12, квартира 8.

– Буду через пятнадцать минут.

Розовски с бессильной ненавистью посмотрел на ни в чем, вобщем-то, неповинный телефонный аппарат.

– Он уверен, что я возьмусь за расследование, – произнес Натаниэль в пространство. – Самое интересное, что и я почти уверен в том же, – он тяжело вздохнул и поплелся в свою комнату переодеваться.

– Уходишь? – спросила мать, когда он вновь вышел в салон.

– Мама, – ласково сказал Розовски, – объясни, пожалуйста, зачем ты позвала меня к телефону?

– Я не знаю, – растерянно ответила Сарра. – Но он так прилично выглядел… то есть, говорил… Я как-то не подумала…

– Что значит профессионал, – проворчал Розовски. – В общем, спасибо, мамочка, отпуск мой уже закончился.

Когда Розовски и Грузенберг появились в конторе Натаниэля, там царили полный покой и умиротворение. Секретарь Офра щебетала по телефону, судя по количеству «нет» и игривому тону – с кем-то из своих многочисленных поклонников. Помощник Натаниэля Алекс Маркин, расположившийся в кабинете шефа на все время предполагавшегося отпуска, читал журнал. Внутренняя интеллигентность Маркина контрастировала с его малоинтеллигентной внешностью. Сейчас этот контраст сглаживался полуметровой стопкой других журналов, лежавших на столе.