— Не удивлюсь, если это окажется правдой, — пробормотал Гессе. В памяти начали было восстанавливаться образы горящего Курценхальма, что вызывало внутреннее оцепенение и stupor, но Курт усилием воли быстро отправил навязчивые видения назад в глубину души и продолжил осматривать окрестности.
— Не думаю, что стоит опасаться поджога, — послышался голос Бруно. — Костер — не особо распространенное здесь средство умерщвления. Местные предпочитают другой вид казни.
Помощник следователя указал на два торчащих из земли кола, когда путники проезжали по главной площади. Колы выглядели гораздо острее и тоньше, чем те, которыми был обнесен город. На ровной поверхности дерева виднелись темно-бордовые пятна, что вызывало в воображении даже привыкшего к пыткам и всевозможным зверствам Курта самые мрачные картины.
— Да, я читал о подобной казни… До такого depravatio (Извращения (лат.)) у нас в Конгрегации еще не додумались… — задумчиво протянул Курт, задержав взгляд на острых деревянных верхушках, — хотя, может, некоторые допросы шли бы гораздо быстрее…
— Я даже не знаю, что бы предпочел: колы или костер… — пробормотал Бруно.
— Мы на месте! — вклинился в разговор переводчик, явно обрадовавшись возможности прекратить неприятную беседу, от которой он периодически морщил лицо.
Терем возвышался над ними, но при этом не выглядел, как европейские замки или суровые готические соборы, где каждая деталь говорила о простоте и одновременно величии. «Терем» же, как назвал его переводчик, этот Turmhaus, наоборот выглядел просто, хоть и составленный из множества маленьких элементов, орнаментов и ярких росписей. Курт подивился, почему местная знать живет в Landhaus (Загородный дом (нем.)), а не в Kastell (Замок (нем.)), но ему сказали, что здесь так принято. Потому майстер инквизитор, поворчав на неведомые порядки, не спорил и следовал указаниям переводчика, мысленно сокрушаясь, что иногда не сила, а разум помогают в достижении результата...
Лошадей забрали у входа в терем. Едва войдя и стараясь бестактно не оглядываться, конгрегаты обнаружили на главной лестнице красавицу в расшитых золотом и серебром богатых одеждах, взирающую на путников взглядом аристократки, но, тем не менее, не надменно, а величественно.
Отделка лестницы, стен и потолков ничуть не уступала красотой и яркостью хозяйке дома. Курт почувствовал, как от непривычного многообразия цветов и красок медленно занимается головная боль. Майстер инквизитор слабо толкнул Петера локтем, как бы намекая разобраться, почему они все еще здесь, а не у князя.
Переводчик робко сделал шажок вперед и заговорил. Дева слушала переводчика, периодически кивая, а тот едва ли не подпрыгивал от волнения, то и дело указывая рукой на инквизиторов. Наконец Петер выудил из глубин одеяния письмо от Конгрегации и с величайшим почтением протянул деве. Курт было недовольно дернулся, намереваясь вмешаться, но Бруно предусмотрительно удержал его за руку.
В конце концов дева закончила свою речь коротким словом и неожиданно заговорила на грубом и рычащем, но все-таки понятном немецком.
— Я рада приветствовать вас на наших землях, господа инквизиторы. Мое имя Святослава. Я правительница княжества нашего Ивановско-Новодвинского, жена князя Вячеслава, — она на мгновенье замолчала, с немым превосходством рассматривая вытянувшиеся лица конгрегатов. — Кажется, совсем недавно я так же приветствовала вашего друга, любезно согласившегося помочь нам с нашей бедой. Надеюсь, что ваша участь не будет столь же печальной.
— Да, мы как раз хотели об этом поговорить, — сообщил первым вышедший из stupor’а Бруно, говоря нарочито медленно, чтобы княгиня всё правильно поняла.
— Сразу к делу? Даже не отдохнете с дороги? Я прикажу устроить сегодня пир в вашу честь.
— Боюсь, у нас нет на это времени, милостивая сударыня, — вежливо, но холодно ответил Курт. Интуитивный спутник всех его дел — головная боль — его пока не посещала, но майстер инквизитор старался подмечать детали и находить подозрительные закономерности, но пока то ли из-за усталости, то ли из-за взаправдашнего отсутствия оных никаких зацепок в голову не шло.
— Понимаю. Тогда прошу, идите за мной.
Святослава направилась вверх по лестнице к массивной дубовой двери, переводчик поспешил за ней, предпочтя целиком и полностью отдаться под покровительство княгини. Курт и Бруно на мгновение замешкались.
— Что ж, одной проблемой меньше, — пробормотал Курт, намекая на образованность княгини.
— Или больше, — недовольно отозвался Бруно и, поймав недоуменный взгляд, пояснил: — Ты видел, как она на тебя смотрела? Так хоть языковой барьер бы был!
— Кажется тебе все, — злобно зыркнул в ответ Курт, — не с каждой знатной участницей очередного дела у меня имеется vita personalis (Личная жизнь (лат.)), как бы ты мог подумать...
Княгиня привела путников в одну из комнат терема, по-видимому, гостевую: внутреннее убранство тут было поскромнее парадного входа, хотя тоже чересчур пестрое, но Курт порадовался, что мелькания перед глазами стало сильно меньше. Княгиня жестом пригласила всех троих устроиться на деревянной скамье. Последовав приглашению и сев, Курт почувствовал, как по телу разливается приятное тепло, а глаза начинают слипаться.
«Не спать!» — скомандовал себе майстер инквизитор. Попытался сосредоточиться на деталях. Вот массивная белая печь, сверху старательно разрисованная теми же причудливыми орнаментами из квадратов и кругов, вот окна с закрытыми ставнями… Вот княгиня: невозмутимое выражение лица, твердый суровый взгляд, белокурые локоны. Маргарет…
Курт поежился, но быстро постарался скрыть свое волнение, тогда как Бруно с готовностью слушать внимательно взирал на княгиню, как и переводчик, смотревший больше с восхищением.
— Мой муж занят сбором податей, поэтому не вернется в ближайшие пару дней. По всем вопросам можете обращаться ко мне, — молвила Святослава, опустившись на скамью напротив гостевой.
— Во-первых, думаю, раз нет нужды в переводчике, мы можем поговорить наедине, — сказал Курт, что прозвучало слишком грубо, поэтому майстер инквизитор поспешил смягчить тон. — Петер, ты пока можешь осмотреть окрестности и поискать местного священника, а мы перемолвимся словом с княгиней Святославой.
— Уверены? — засомневался переводчик, но, словив суровый взгляд майстера инквизитора, поспешил ретироваться, отвесив глубокий поклон княгине и скудные кивки коллегам.
— Итак, — начал Курт деликатно. Бруно, как и всегда, сидел и слушал с серьезными проницательными глазами и старался не вклиниваться в разговор. — вы знаете, где сейчас… наш коллега?
— Умер. Буквально пару дней назад, — вздохнула княгиня.
— Как?
— Замерз.
— Замерз?.. — нахмурился Курт, — как это произошло?
— Как вы знаете, майстер Келлер остался здесь, чтобы расследовать кое-что. А точнее, наши подозрения, что у нас завелась ведьма.
— Ведьма?
— Да, — кивнула княгиня. — У нас люди замерзают. Каждую неделю кто-нибудь умирает. Уже несколько месяцев как. Мы сначала думали: мало ли кто от холода на тот свет отходит... А потом началось… Каждую неделю кто-нибудь. Да и погода разыгралась не на шутку. Холода у нас всегда бывали, но чтобы прямо так! Бывают ночи, что печь растопить невозможно и вода замерзает в кувшинах, а наутро еще один труп находят. Будто бы в метель снежную попавший, да только вот такие метели обычно редки у нас, милостивые судари. А теперь — и дня не пройдет, как нас снегом не заметет. Он, правда, тает весь днем, но наутро новый. На дворе почти весна, вот скоро Масленицу справлять будем. А как Масленицу справлять, когда тут такое? Боится народ...Вот и говорят: maleficorum (Малефик, злой колдун или колдунья (лат.))...
— То есть, — решил уточнить Курт, почувствовав некоторую толику раздражения, хотя вспомнив, как начиналось дело Штефана Мозера, сразу же осадил себя, — вам кажется странным то, что люди замерзают? Не рассматривали ли вы возможность того, что умершие могли неудачно напиться и заснуть на улице, например? Или то могло быть обыкновенное убийство, а труп, допустим, оставили на земле? Ну а погода… знаете ли, все бывает.
