— Шестьдесят, — предложил Николай, чтобы сразу отбиться от конкурентов.

Завладев билетом, стал доставать деньги, но тут откуда ни возьмись к парню подскочил милиционер.

— Спекулируешь?!

Парень поднял на представителя власти младенчески наивные глаза.

— Что вы! Отдаю по своей цене. Три рубля.

— Верно? — потребовал подтверждения у Николая милиционер.

— Верно.

Вручив пятерку и получив под внимательным взглядом милиционера два рубля сдачи, Николай отошел.

До начала спектакля оставалось еще полчаса, и он упорно высматривал в толпе парня, чтобы додать остальные деньги, но тщетно.

В зрительном зале среди нарядно одетых людей Николай почувствовал себя не в своей тарелке. Где-то идет война, гибнут люди, а здесь — музыка, пение, полуобнаженные тела балерин, каламбуры, смех. Что-то кощунственное почудилось в этом желании повеселиться, но вскоре он, как и другие, невольно стал улыбаться и даже смеяться над выходками Бонифаса, над ужимками одряхлевшей, но все же хорохорящейся графини и понял, что людям, уставшим от бесконечных забот и измученным постоянными тревогами, отключение и особенно смех нужны куда больше, чем в мирные дни.

Нарком был усталым и злым. Измотали его полные напряжения дни и бессонные ночи. Шел шестой месяц войны, а ему порой казалось, что продолжается она вечность. Всю металлургию Юга, Центра и Востока пришлось перевести на выпуск сталей военного назначения, которые до сих пор производили специальные заводы в весьма малых количествах. Технология этих сталей, сложная и тонкая, кроме знаний требует высокого мастерства, люди осваивали ее годами. А теперь все премудрости необходимо было постичь в какие-то считанные дни, и в считанные дни наладить в крупных масштабах производство оборонного металла в обычных печах, причем выпало это как раз на долю тех, кто раньше выплавлял рядовую сталь мирного назначения. Едва металлурги Юга свершили этот технический подвиг, как вдруг стоп — началась трагедия остановки заводов, демонтаж оборудования, эвакуация на Восток. Сколько сил пришлось затратить, чтобы вывезти, доставить, правильно разгрузить и использовать оборудование в намеченных пунктах, устроить людей!

Всем этим грандиозным перемещением материальных ценностей и людских резервов нарком руководил лично. Поездка по заводам тоже требовала огромной затраты физических и душевных сил. Магнитка его порадовала. Там сделали чудо. В мощных мартеновских печах освоили выплавку танковой брони отменной прочности. Такой технологии еще не знал мир — всюду ее варили в малых печах тихоходным процессом. И второе чудо: на обыкновенном блюминге стали катать броневой лист. До этого тоже никто еще в мире не додумался. Но додуматься — отнюдь не означало решить проблему. Надо было рискнуть на невероятную перегрузку самой клети стана и механизмов. Не побоялись, рискнули. Так с количеством и качеством броневого листа вопрос был решен.

И с положением эвакуированных в Магнитогорске все определилось. Их расселили и устроили на работу. А ведь туда прибыли эшелоны с людьми и оборудованием нескольких крупных заводов. Только с «Запорожстали» семьдесят семь!

Вложили свою сподвижническую лепту в общее дело и кузнечане. Они быстро освоили все марки оборонных сталей и давали отличный металл.

Вот на два этих гиганта советской индустрии пала сейчас основная тяжесть снабжения металлом оборонной промышленности.

Нарком не раз вспоминал, какие горячие дискуссии развернулись, когда было задумано строить в суровом климате, в безлюдных местах эти заводы, как высмеивали зарубежные специалисты советских мечтателей, какие предрекали беды. А сейчас? Что делала бы сейчас страна без этих форпостов обороны, возведенных в недосягаемой для вражеских самолетов дали?

Множество проблем и самых необычных задач решалось нынче, но суровые условия войны выдвигали все новые проблемы, новые задачи. Как ни быстро строились заводы — Нижнетагильский и Челябинский на Урале, «Амурсталь» на Дальнем Востоке, — сложившаяся обстановка требовала еще большего ускорения темпов строительства. Вот почему в Челябинске, например, наркому пришлось пойти на крайнюю меру: он разрешил смонтировать перекрытие над горячим цехом — сталеплавильным — из деревянных конструкций. Огонь и дерево рядом. Несовместимо, рискованно, но пришлось пойти на этот риск. Не давала покоя и возможность крупнейшей аварии на магнитогорском блюминге, работавшем на пределе мощности. В любой момент он мог выйти из строя на неизвестно какой срок, а это повлекло бы за собой остановку половины цехов комбината. Что ни день, все сильнее разъедала душу тревога за снабжение заводов марганцевой рудой, без которой ни чугуна не выплавить, ни стали не сварить. Основные марганцевые рудники Никополя были захвачены врагом, пути доставки чиатурской руды находились под угрозой, и Гитлер уже, захлебываясь от восторга, возвестил на весь мир, что дни Советской России сочтены, так как она остается без марганца. Неисчислимые хлопоты доставляли маленькие старые уральские заводы. До войны некоторые из них наметили снести, другие реконструировать, но, поскольку все эти планы рухнули, надо было обеспечить им условия для максимальной производительности. Неотступно, денно и нощно, давила на психику и мысль, что в дальнейшем положение на фронтах, исход отдельных сражений, а может быть, даже исход войны во многом будет зависеть от того, насколько ему, наркому, удастся восполнить урон, понесенный потерей металлургии Юга. Производство чугуна сокращено в четыре раза, стали и проката — в три. А откуда брать кадры, когда придется восстанавливать металлургические заводы? Многие металлурги мобилизованы, сколько их вернется и когда — не предугадаешь. Страшно выматывало и переключение с глобальных проблем на проблемы мелкие, житейские, частные. Люди оставались людьми с их характерами, заботами, бедами, и, когда они обращались за чем-либо, приходилось выслушивать, помогать, принимать меры. Вот и сегодня после тяжелого и крайне острого разговора с Государственным Комитетом Обороны надо было во что бы то ни стало принять Балатьева, этого резвого жеребчика, прогнавшего жену и спутавшегося с какой-то бабенкой, принять и встряхнуть так, чтоб впредь ему шкодить было неповадно.

Взглянул на часы. До намеченного разговора с отделом тяжелой промышленности ЦК партии оставалось пятнадцать минут. Достаточно. С Балатьевым он справится быстро. Позвонил референту.

— Личное дело Балатьева и его самого ко мне.

Положив папку на стол наркому, референт удалился, Балатьев остался.

Нарком неторопливо рассмотрел его жестким взглядом угольно-черных глаз и был удивлен, что проштрафившийся не выказывает ни малейшего признака смущения. Внешность Балатьева понравилась наркому. Высокий, широкоплечий, с почти военной выправкой и лицом, на котором мужественность и скромность сплелись воедино. Великолепный представитель породы металлургов, можно сказать — даже красивый. Плохо только, что эти красивые крутят бабам головы.

— Сколько времени ждете? — спросил нарком вместо ответного приветствия.

— Шестнадцатый день.

— Небось и здесь успели кралю завести?

Начало было малообещающее, однако Балатьев не утратил спокойствия. В минуты опасности, в решающие моменты жизни оно как раз усиливалось в нем, крепчало.

— Я нигде никого не заводил. В Макеевке от меня ушла жена, здесь я женился.

— У меня другие сведения.

Нарком открыл папку, и лицо его тотчас выразило неподдельное удивление. Отчего — Балатьев, естественно, понять не мог, но причина была вполне объяснимая. До отъезда в папке лежали две бумажки — письмо жены Балатьева и письмо директора, а сейчас бумажек прибавилось, появился еще и конверт с сургучной печатью со штампом Чермызского райкома партии, личное.

Бросил взгляд на часы. В распоряжении у него еще двенадцать минут, если не вклинится какой-либо срочный телефонный разговор. Перебрав бумажки, принялся бегло, с неохотой читать их.

В письме, написанном корявым почерком, длинном, немного бестолковом, сплошные дифирамбы в адрес Балатьева. Хороший начальник («Что, добренький?»), знающий («Ну, это не им судить»), голоса не повысит напрасно («Иногда это крайне нужно»), такого у нас еще не было («Явное преувеличение»), научил варить пульную («Ага, вот это интересно, в Синячихе она никак не получается»), применил мазут в добавку к дровяному газу («Не открытие, карбюрация всегда полезна»), просим вернуть обратно («С такими просьбами обращаются не часто»). Чечулин Илья, Чечулин Вячеслав, Чечулин Иустин, Суров Эдуард, Чечулина Антонина («Все понятно. Семейное. Ничего себе поддержку организовал!»).