Словно почувствовав на себе взгляд, незнакомец заворочался, зевнул и потянулся, просыпаясь.

– Привет, Джегг! – человека сложно было назвать красивым, но от его улыбки в полумраке комнаты словно бы сделалось светлей. Впрочем, и шторы незнакомец поднять не замедлил и деликатное зимнее солнце осветило приземистую плотно сбитую фигурку. Незнакомец явно был уже не молод, но язык не повернулся бы назвать его стариком – на его подвижном лице морщинки залегли разве что возле глаз, да и те выглядели скорее следствием привычки щуриться от смеха.

– Кто вы? – спросил юноша, осторожно приподнял голову – она всё ещё кружилась.

– Я Оле. Приятель твоего учителя Стила, мальчик мой. Он, знаешь ли, всё ещё в делах, – Оле весело переваливался по комнате, то пододвигая вазу, полную цветов, то оттягивая в сторону кресло. – Но ты должен его простить, Джегг, да, должен простить… он очень много на себе несёт, наш Стил. Много… но больше некому, Джегг. Больше некому, пока что, мальчик мой, пока что вот так вот… так вот директор Огг попросил меня пока за тобой присмотреть. Пока не вернётся Стил. Заметь, я не говорю «если», я говорю…

– Вы похожи на него, – невежливо перебил Джегг. – На директора Огга, я имею в виду. – И с удивлением добавил: – Только я не знаю, почему.

Сравнение действительно было странным: приземистый, весь какой-то круглый Оле со своей подвижной улыбкой казался полной противоположностью высокому и будто подмороженному Оггу. Но вертлявый человечек вдруг замер и пронзил Джегга проницательным взглядом, не уступавшим директорскому.

– Д-да, – протянул он, усаживаясь обратно в кресло, теперь стоящее чуть в стороне и спинкой к окну. – Стало быть, да-а… старина Стил.

Оле забавно крякнул, тряхнув круглой головой и посмотрел на Джегга, уже снова расплывшись в улыбке.

– Мы, знаешь ли, в одной комнате жили с Оггом, – Оле указал на пустую кровать у противоположной от Джегга стены. Юноша понимающе кивнул. У него тоже был сосед. Но тот появлялся в интернате исключительно в дни, когда ожидались визиты его отца. Всё остальное время пропадал в городе – нашёл себе какого-то дружка и вроде как оказался у него на содержании… Джеггу было всё равно. Одиночество его более чем устраивало, поэтому соседу он подыгрывал и при случае рассказывал интересующемуся папаше, какие они с его отпрыском добрые друзья, как вместе занимаются и прочее, и прочее…

– Огг хороший человек, – сказал Оле, внимательно разглядывая юношу. – Замкнутый, это да. Не умеет обращаться с женщинами и детьми. Но человек он хороший.

– Я знаю, – отозвался Джегг. Особых претензий у него к директору не было. Общаться с детьми и их матерями входило в обязанности преподавателей и деканов, с чем они справлялись с переменным успехом. Огг же в основном решал юридические проблемы. Насколько мог судить Джегг – решал неплохо. По крайней мере, после неприятной истории со служебным оцелотом на летних каникулах, он в самом деле ощутил, что опека Священной Миссии Космопорта – не пустой звук. Конечно, директор мог бы лучше организовать систему охраны, но «пульсары» слишком маленькие и маломощные, чтобы их уловили детекторы, а обыскивать всех входящих женщин…

– А что с Бадриком? И… как его мать?

– Всё хорошо, Джегг, – Оле мелко кивал, продолжая улыбаться. – С ними всё хорошо, не беспокойся. Побудут пока в гостевом доме Миссии. Там будет хорошо. Да-а… Да, мы с Оггом решили, что пока там будет хорошо-хорошо…

– Вы белый священник, – догадался Джегг. – Тот, которого выходил вызывать директор Огг, когда…

Юноша осёкся. Он не очень хорошо помнил, что произошло перед тем, как он отключился. Мать Бадрика целилась в него из «пульсара», но вот что было потом?

– Да, я белый священник, – подтвердил резко посерьёзневший Оле. – Ты очень рисковал, мальчик, очень-очень, нельзя так рисковать. Ты ещё… слишком молодой. Слишком юный для таких вещей. Стил слишком рано стал тебя учить. Он торопится, этот уж Стил… потому что боится не успеть. Я поговорю с ним. Вот он вернётся, ох уж я ему…

Прибор, к которому тянулась гибкая трубка капельницы, мелодично запиликал. Джегг внимательнее пригляделся к нему и понял, что прежде никогда не видел таких аппаратов. Обычные капельницы представляли собой небольшой ящик с парой кнопок и небольшим насосом внутри – легко носить за собой, если можешь ходить. Это же агрегат заменил собой прикроватный столик и даже немного превышал его размерами. Он был снабжён несколькими дисплеями, таймером и… портом управления с медиакуба?

– Давай-ка, мы это с тебя уберём, уберём-уберём, больше не понадобится нам это. – Оле колобком выкатился из кресла, ловко отсоединил трубку капельницы, струны датчиков и ещё какие-то трубки и трубочки, которыми, Джегг только сейчас заметил, он был обвешан со всех сторон. – Незачем уже теперь, теперь уже незачем…

– А что это? – спросил Джегг, разминая затёкшую руку.

– О… эта такая штука… Там всякий физраствор, витамины, глюкоза, ещё что-то, вроде бы. Ну и всё в обратную сторону тоже. Ты же спал, Джегг. Спал, тебе надо было поспать. Потому что… очень ты устал. Но пока ты спал, ты же не ел. Нельзя же одновременно спать и есть. И не пил. Вот Огг и поехал в госпиталь космопорта, взял у них эту… вещь. Взял-взял, – Оле весело рассмеялся. – Они не хотели отдавать, правда. Говорили, что им как-то нужней. Но Оггу очень сложно отказать, знаешь ли. Он очень умеет, если надо, он умеет-умеет…

– А сколько я спал? – Джегг снова осторожно попытался подняться.

– Ой, нет-нет, ты пока ещё не вставай, – Оле мягко, но настойчиво вернул его на подушку, правда, приподнял её повыше, так что юноша мог полусидеть. – Подожди-подожди, не надо резко так, – и после паузы добавил: – Долго ты спал. Третья неделя пошла. Переворачивать приходилось, чтоб ничего себе не отлежал.

Дверь без стука открылась и вошёл человек, которого Джегг не сразу узнал.

– Привет, Огг, – улыбался Оле, – лёгок на помине, друг мой! А мы вот только что говорили о тебе. Только что говорили… да.

Джеггу показалось, что директор стал ниже ростом на целую голову, а то и две. Прежде высокий и несокрушимый, как скала, теперь он сильно сутулился и напоминал разъеденный эрозией холм. Если раньше его лицо было высечено из гранита, теперь это был выщербленный непогодой серый песчаник, покрытый рваными пятнами мха – небрежной щетиной. В густой шевелюре явственно блестела седина. Огг постарел так, что теперь казался едва ли не ровесником учителя Стила. Тёмные провалы на месте прежних глаз остановили взгляд на Джегге.

– Ты как? – голос звучал надтреснуто и глухо. Юноше стало его очень жаль.

– Всё хорошо, директор! – отозвался он так бодро, как только мог. – Голова немного кружится, но ничего…

– Это пройдёт-пройдёт, – белый священник похлопывал Джегга по руке. – Это всё… а ему бы бульончика бы, а, Огг? До обеда-то ещё далеко, да и вряд ли он его сможет есть. А как ты думаешь, на кухне смогли бы бульончика бы?

Огг коротко кивнул.

– Я распоряжусь.

И вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Оле проводил его взглядом и сокрушённо покачал головой. Но тотчас же снова повернулся к Джеггу, заулыбался и радостно хлопнул в ладоши:

– А смотри, какого зверя тебе принесли! Видел его, Джегг?

Оле указывал куда-то в угол кровати. Джегг вздрогнул от перспективы оказаться рядом с каким-то зверем, но оцелот, сидевший за его подушкой, оказался плюшевым. И не слишком реалистичным: с гипертрофированно большой и круглой головы на Джегга смотрели неестественно огромные и яркие глаза.

– Энна сказала, его Голубоглазик зовут.

– Гхм… – Джегг растерянно разглядывал игрушку, не зная, как на это реагировать.

– Она часто заходит к тебе, меняет вот цветы, – священник снова подвинул вазу на столе. – Сказала, зверюшку ей папочка подарил. Да, подарил… Когда кошмары ей начали сниться. Всем иногда кошмар может присниться, знаешь ли. А Голубоглазик может ловить дурные сны. И есть их. Ты первое время всё стонал и метался сильно, сильно-сильно, никакого сладу не было. Датчики срывал, срывал и трубки, вот, тоже.