Оцелотами их звали по аналогии с животными Старого Дома. Слишком большие для кошек, слишком хорошо лазают по деревьям для собак. Дикие пятнистые оцелоты заселяли преимущественно болотистые леса, но за время развития колонии было выведено множество искусственных пород, отвечавших самым разным представлениям об идеальных домашних или служебных питомцах.

Джегга обращаться со зверями учил дед.

– Бояться оцелота – глупость, – ворчал старик. – Больно ты ему нужен. У него свои дела – видишь, как деревья обнюхивает. Проверяет, не ходил ли тут кто без него.

Оцелот взобрался на высоту примерно в три дедовых роста и запустил когти в кору дерева, оставляя свежую отметину.

Зверя выгуливали по ночам – заодно обходили закоулки, не охваченные видеонаблюдением. Днём же оцелот сидел на длинной цепи рядом со сторожкой, предварявшей ворота посёлка. Сторожу оружия не полагалось – в поселении располагалась военная часть, так что в случае внешнего нападения следовало только активировать защитный периметр и включить тревогу. С местными нарушителями вполне мог справиться и оцелот – это был хотя и немолодой уже, но всё ещё сильный представитель охранной породы, превосходивший диких животных массой тела и силой челюстей.

Днём в сторожке дежурил Джегг. Бабушка приносила обед, а дед показал, как кормить оцелота.

– В глаза ему не надо смотреть: он примет это за вызов. Протяни руку и не суетись, дай ему понюхать. И не бойся, – дед, на всякий случай, держал ладонь у зверя на загривке. Но Джегг не боялся и так. Оцелот выглядел уставшим.

– Хорошо, теперь дай ему кость. Вон ту, с мясом.

Оцелот аккуратно взял еду, щекотнув руку Джегга жёсткими струнами усов.

– Следи за его хвостом. Если начнёт с силой молотить им по земле, вот так, раз-два-раз – это значит, что он зол. И ещё…

Джегг кивал. Ничего сложного в этом нет. Через несколько дней его стали оставлять с оцелотом одного. Было довольно скучно – медиакуб сторожу запрещалось приносить – предполагалось, что Джегг должен непрерывно следить за обстановкой на видеоэкранах. Но поселение было небольшим и небогатым, так что видеокамер висело всего три: над воротами и над парой маленьких калиток. Джегг обходил запрет на микроэлектронику, распечатывая длинные тексты на листы, и проводил дни, погрузившись в перипетии давно погибших цивилизаций Старого Дома.

Тем временем современники Джегга разворачивали активную деятельность прямо на пыльной дороге между сторожкой и полотном ворот.

– Эй, сторож! У меня волан к чудищу твоему залетел. Доставай давай.

Джегг нехотя оторвал взгляд от листа, выныривая из хитросплетения интриг между последователями двух древних религий. На пороге стоял ярко-рыжий мальчишка едва ли намного старше него самого (но раза в полтора крупнее) и нетерпеливо похлопывал себя ракеткой по бедру. Краем глаза Джегг видел нескольких ребят, только что игравших у ворот, а теперь замерших в ожидании. И задним числом подумалось, что надо было сразу попросить их уйти (и нарваться на грубый отказ, потому что найти свободную ровную площадку внутри периметра поселения не так-то просто).

С коротким вздохом Джегг встал. Рыжий посторонился, пропуская его в дверной проём, и с интересом следил, как маленький сторож идёт всё ближе к навесу оцелота. Вот уже явно видно, что он приблизился к зверю меньше, чем на длину цепи. Оцелот равнодушно зевнул. Вот он шарит в кустах в поисках волана. Оцелот встал и медленно, ленивыми рывками стал взбираться на дерево, вокруг ствола которого обмотана его цепь. Устроился на нижней ветке и свесил все четыре лапы вниз.

Джегг вернулся и отдал волан рыжему.

– Вам нельзя играть здесь, – сказал он достаточно громко, чтобы услышали все. – Если попадёте в сетку на заборе, можете замкнуть цепь.

Вернулся в сторожку и захлопнул за собой дверь. Но не успел прочитать и двух страниц.

Снаружи послышалась какая-то возня, глухой стук и оглушительный смех на несколько голосов.

– Эй, ты!..

На этот раз Джегг выскочил из сторожки гораздо быстрей – на ветке, прямо рядом с носом оцелота, болталась пара связанной шнурками спортивной обуви. Рыжий стоял босыми ногами в пыли.

– Зверушка, тапочки мне принеси!

Джегг сжал зубы и полез на дерево. На оцелота старался не глядеть. На усатой морде ясно читались отвращение. Джегг спрыгнул вниз. Оцелот остался висеть, где висел.

– Сейчас вы все отсюда уйдёте, – маленький сторож исподлобья смотрел в глаза рыжему предводителю разом притихших и как будто съёжившихся зверьков. – А это, – Джегг демонстративно потряс пару в вытянутой руке, – я отдам твоему взрослому, когда он сам за ними придёт.

Рыжий изменился в лице.

– Слышь, ты! Я тебя сейчас в зубах заставлю их мне поднести! Я те…

– Нет, – резко оборвал его Джегг. Он не оглядывался, но слышал тихий звук струящейся по стволу цепи. И кожей ощущал дыхание оцелота, вставшего на мягких лапах у него за плечом. Усатая морда уже начинала седеть, но демонстративный оскал представил на всеобщее обозрение полный набор острых, как титановые лезвия измельчителя, зубов. – Нет, – повторил Джегг. – Сейчас ты повернёшься и быстро побежишь.

На следующий день к двери их дома прибили тело птицы с отрубленной головой. Дед ругался такими словами, которые прежде старался в присутствии Джегга не употреблять, сказал, что пока в сторожке побудет сам, и ушёл. Бабушка, как обычно, занималась своим садом (её вообще мало что интересовало, кроме сада).

Почему дед так рассвирепел, Джегг так и не понял. Подумаешь, птица! В первый год в интернате с дверью его комнаты и не такое вытворяли. Его мать была членом экспедиционного корпуса, командировки в дикие земли длились годы, так что заступаться за Джегга было некому. Впрочем, довольно скоро он научился справляться сам.

Вечером оказалось, что Рыжий предводитель местных ребят не настолько самодостаточен – его отец, оказавшийся местным комендантом, потащил деда в суд. Там, однако, быстро выяснилось, что официальным опекуном Джегга на время отсутствия матери является Священная Миссия Космопорта. И истцу, и ответчику предстояло путешествие в столицу.

***

Как проходят слушания, Джегг примерно представлял, но самому ему до сих пор удавалось серьёзных конфликтов избегать. Священную Миссию Космопорта сейчас возглавлял чёрный священник, и никто в здравом уме не станет беспокоить таких по мелочам. Одно дело сходить к белому священнику за утешением, получить совет или восстановить душевное равновесие. Но вот чёрные… К чёрным священникам мало кто пойдёт по доброй воле. Их советы чаще похожи на насмешку. Беседа с ними не успокаивает душу, напротив – вгоняет в тоску, разжигает чувство вины и стыда. А их суды! Наибольший трепет вызывали приговоры, связанные с индивидуальными проповедями. Люди после них становились сами на себя не похожи. Иногда в одной какой-то привычке или черте характера. А иногда настолько, что уходили из семьи, резко меняли образ жизни, а то и вовсе сводили с ней счёты. К счастью для всех, чёрных священников на порядок меньше, чем белых.

Если б комендант заранее знал, что его отпрыск повздорил с парнем из Космопорта, Айлик отделался бы подзатыльником, а его отец не подавал бы ни жалобу, ни прошение о суде. Себе дороже.

Священник оказался пожилым и каким-то хрупким, словно высушенное насекомое. Только глаза, пусть и немного выцветшие, оставались живыми и любопытными.

Джегг с интересом рассматривал старика, пока отец Айлика, в парадном мундире, напористо излагал обвинения.

– …из хулиганских соображений натравил… злоупотребляя служебным положением…

Дед несколько раз пытался возразить, но Джегг сильно сжал его руку и прошипел:

– Не надо, подожди, пока тебе дадут слово. Он запись с камеры уже смотрел. Им заранее материалы передают.

Деда Священник выслушал так же внимательно, как и его оппонента. А потом сказал: