Взгляд Джегга блуждал по коридору интерната, стараясь за что-нибудь зацепиться, чтобы если не остановить, то хотя бы обуздать вихрь бушевавших в голове мыслей. Поэтому вопреки обыкновению он не обогнул по широкой дуге группу младших ребят, а, наоборот, проходя мимо, повернул голову в их сторону. И мгновенно забыл о священнике Стиле.

Несколько мальчишек стояли в явной нерешительности: кто-то нервно хихикал, кто-то испуганно озирался в поиске старших и облегчённо вздохнул, увидев Джегга. В центре же группы стояли мальчик и девочка – оба светлокожие, с немного вьющимися белокурыми волосами, они были примерно одного роста и могли бы сойти за брата с сестрой. Мальчик душил девочку.

– Отпусти её, – Джегг распихал локтями мелочь и встал за спиной у жертвы, чтобы оказаться с агрессором лицом к лицу – зрительный контакт сейчас очень пригодится.

Малолетний действительно посмотрел на него, но рук не разжал, а лишь ухмыльнулся – на миловидном личике это смотрелось жутковато.

– А то что? – он вытянул губы трубочкой и продолжил издевательским тоном. – Педагога-воспитателя позовёшь?

«…причины того, что произошло», – всплыла в памяти реплика учителя. И ещё одна: «Забудь на время о себе, почувствуй то, что чувствует он. И тогда ты поймёшь, что им движет».

В следующую секунду Джегг выбросил руку вперёд и сжал пальцами не шею, как мелкий гад своей жертве, а одно дыхательное горло. Ученик священника не был ни крупным, ни особенно сильным для своего возраста, но в такие года четыре-пять лет разницы имеют значение.

– Думаеш-шь, ты тут главный гадёныш-ш? – слова вырывались у Джегга с лёгким присвистом, напоминая шипение змеи. – А папочка слишком большая шишка, чтоб тебя приструнил персонал?

Мальчишка как кролик на удава смотрел на Джегга. Девочка, наконец, смогла глубоко вздохнуть, разревелась, отшатнулась назад, толкнув Джегга затылком в грудь, но парень не обратил на это внимания. Он продолжал сверлить мальчишку немигающим взглядом:

– Только папочка далеко.

Ярость побуждала его сжать пальцы ещё крепче, чтобы окончательно перекрыть доступ воздуха. Но где-то внутри бешено металась невнятная мысль. «Что-то ещё надо сделать… Последнее. Но что? ЧТО?» Девочка продолжала реветь и биться ему в грудь, это отвлекало, не давало сосредоточиться. Наконец, Джегг отпустил мальчишку. Тот разревелся точь-в-точь как девчонка. Она уже притихла. Остальные мальчишки разбежались по закоулкам жилого крыла. А девочка всё ещё здесь. Джегг слышит её всхлипывания за спиной.

– Чего ждёшь? – спросил он у мальчишки уже без змеиного присвиста, сам удивившись, как быстро растаял нахлынувший приступ ярости. Как и не было. – Проваливай.

Тот, спотыкаясь, полупополз-полупобежал по коридору. Противное чувство незаконченности царапалось где-то в солнечном сплетении. Джегг обернулся к девочке. На её шее остались следы пальцев.

– Врачу надо показать, – сказал Джегг, стараясь заглушить неприятное ощущение неправильности происходящего. – Знаешь, где медицинский корпус?

Девочка отрицательно покачала головой. Молча.

– Пойдём, провожу.

Она доверчиво взяла его за руку. Как будто эта рука не душила только что её сверстника.

Когда к вечеру следующего дня Джегга вызвали к директору, он даже обрадовался. Гнетущее чувство незавершённости порядком изматывало. Сам по себе инцидент с мальчишкой не стоил выеденного яйца – нравы в интернате царили не самые мягкие, и то, что не приводило к тяжёлым увечьям или смерти, не особенно привлекало внимание администрации. Но он и сам чувствовал – на этот раз что-то пошло не так.

Директор Огг был мрачным мужчиной неопределённого возраста с угловатым лицом, будто бы вырубленным кайлом из гранитной глыбы. И со столь же живой мимикой.

– Я всё понимаю, юноша, – начал он, не распыляясь на приветствия, – священник Стил положительно отзывался о твоих успехах. Однако формально ты ещё даже не послушник. Изволь держать свои проповеди при себе хотя бы до тех пор, пока учитель не вернётся и не сможет прикрыть их собственной юрисдикцией.

– Проповеди? Я и беседы ещё не тренировался проводить, – отпирался Джегг, но и сам уже не был в этом твёрдо уверен. Что если учитель уже начал закладывать в него основы профессии, просто пока не останавливался на терминологии?

– Не надо юлить, – без всякого выражения отрезал директор. – Пять человек свидетелей. Бадрик приставал к Энне, ты приходил мимо, поймал его и проповедовал, потом девочку в медицинский корпус проводил. Собственно, этим чёрные священники и занимаются, и я даже не имел бы ничего против, если бы… – Огг резко хлопнул ладонью по столу, – ты уже был рукоположен или Стил взял бы это на себя.

– Я его просто припугнул.

– Юноша, – Огг смотрел на Джегга всё тем же равнодушным взглядом. – Когда маленькие засранцы пугаются, они жалуются мамочке, прячутся под одеялом, в крайнем случае ходят под себя. А Бадрик пытается себя задушить. Это ничто иное, как результат проповеди.

– Могу я его увидеть?

– Можешь, Джегг? – переспросил директор снова без всякого выражения, – Нет, «можешь» – не то слово. Ты сейчас пойдёшь со мной в медицинский корпус и вернёшь мамаше мелкого засранца в то состояние, в котором она привыкла его видеть. Или у нас всех будут крупные неприятности.

Мать Бадрика оказалась красивой женщиной с пышными, ложащимися крупными кольцами волосами, которыми она явно гордилась. Понятно теперь, в кого мальчишка такой миловидный. Зелёное платье подчёркивало фигуру и было ей очень к лицу, но показалось Джеггу весьма старомодным: высокий воротник закрывал шею до подбородка, длина же рукава доходила до середины ладони. Как в Высокий период Тёмных Веков, право слово.

Бадрик сидел в пижаме на постели, мать держала его ладони у себя на коленях и ласково гладила руки сына.

– Вы… такой молодой! – она разглядывала Джегга и забыла на время о ребёнке. Его пальцы немедленно поползли вверх – к горлу.

Джегг неловко поздоровался и сел на стул рядом с Бадриком. Директор прикрыл дверь в палату, но от двери не отошёл.

– Надо скорей исправить это недоразумение, – тараторила женщина, снова пленив руки сына. – Бадрик хороший мальчик. Он просто играл.

– Это не была игра, – Джегг сам удивился резкости, с которой произнёс эти слова. Он боялся, что голос будет дрожать.

Женщина снисходительно улыбнулась.

– Бадричек мне всё уже рассказал. Просто ему понравилась эта девочка, он хотел обратить на себя её внимание и вместе поиграть… в семью.

– Что, простите? – каменные складки на лице директора задвигались, пытаясь сложиться в гримасу интереса. – В семью?

– Я сказал, что теперь она будет моей женой, будет приносить по утрам завтрак в мою комнату и всё такое, – подал, наконец, голос сам мальчик, морщась от неприятного воспоминания. – А она только посмеялась, бормотала там что-то про своего папочку.

– И, – продолжила его мать, – как мужчина…

Джегг, всё это время переводивший взгляд с матери на сына и обратно, перебил её:

– Так это ваш муж. Он избивает и душит вас на глазах у ребёнка.

– Конечно же нет! – женщина попыталась улыбнуться, но рука предательски потянулась к собственному горлу. – Мой муж уважаемый человек, он, конечно, может иногда рассердиться, но…

– Я вызываю белого священника, – бесцветно сообщил директор и, прежде чем выйти из палаты, кивнул Джеггу: – Присмотри пока за ними.

Но парень его не услышал. Он уже держал Бадрика за руки и всматривался в красивые голубые глаза. Такие же, как у его матери.

– Ты в самом деле ещё только ребёнок, – тоска и чувство вины накатывали на Джегга приливной волной. – Тебе неоткуда было научиться всему, кроме как глядя на своих взрослых.

Бадрик, не мигая, будто загипнотизированный, смотрел в глаза Джегга.

– Я был несправедлив к тебе, прости, – тихо говорил тот, и плечи сами собой расправлялись. Только сейчас он понял, какое огромное напряжение тяготило его всё это время. Напряжение, вызванное незаконченностью, а следовательно, неправильностью его вмешательства в душу испорченного родителями мальчика. – Но сейчас всё изменится.