Возникшая идея возвращения в прошлое строилась на допущениях, была зыбкой и эфемерной, под стать мерцающему городу. Вероятность успеха куда меньше одного процента, — возможно, одна миллионная? Но больше, чем ноль. Лучше попытаться сделать хоть что-то, чем помирать бессмысленно.

Орест прошёл к шкафу, вынул свой комплект. Одевался предельно аккуратно, — ткань и нитки, наверняка крепкие когда-то, сейчас могли лопнуть и расползтись. Затем вернулся к кровати, обулся. Погасил светильник, — в темноте сосредоточиться на предстоящем перемещении проще.

Мысленно увидеть место назначения казалось несложным: Ровное Орест знал как свои пять пальцев. Однако едва задумался, что именно хочет представить, и уверенность эта поколебалась. Перенестись сразу в мерцающий город нечего и мечтать, там всё зыбко, призрачно. Близлежащий лес? Нет, лес — он везде лес. Даже собственный дом был слишком обычным, непримечательным, наноботы могли сохранить в его памяти картинку с похожим совсем из другого места. В конце концов Орест сосредоточился на церкви, большой, красивой, трёхглавой — целый год её возводили по велению Феодосия. Нежелательные люди могут встретиться? Значит, нужно представить ночь! Собственно, её и представлять не требуется.

Орест так усердно таращился на невидимую в темноте стену спальни, что глаза заболели. Зажмурился невольно. А когда через секунду открыл их вновь, темноту сменил сумрак позднего вечера. Не было кроватей рядом, не было бункера, зато стена была, — стена церкви, построенной прихожанами Ровного.

Он попятился, одновременно обрадовавшись, что переместиться получилось, и испугавшись — время для явления не самое лучшее, ещё не все спать улеглись. Завертел головой. Кое-где в окнах домов и впрямь светились лампы.

Орест не узнавал Ровное. Где дом Товта, где пекарня, старые коновязи? Он опять посмотрел на церковь. Церковь та самая, но... Она не выглядела новой, белёные стены её посерели, облупились, крест на левой маковке покосился.

Дверь притвора открылась, из церкви вышла женщина в непритязательном платье до пят, подпоясанная таким же простым вервием. Единственное украшение — вышивка на груди. Женщина была весьма немолода: морщины вокруг глаз и в уголках рта, седина в тёмных волосах, собранных в тугой узел на затылке. Орест её не видел прежде. Кто-то из новеньких?

Женщина сделала несколько шагов к нему, заговорила:

— Добрый вечер, уважаемый! Рада приветствовать тебя. Я — Ирина Брежинска, преподобная этого храма.

Орест хмыкнул недоверчиво, переспросил:

— Преподобная? Давно ли женщин пускают в алтарь? В Ровном порядки поменялись?

— Давно, я семь лет служу в старом храме. А ты знал, какие порядки были прежде? Уже являлся сюда и не забыл?

Первая фраза женщины заставила Ореста пропустить её вопросы. Семь лет?! Враньё какое-то. Человек не способен продержаться столько, не соскользнув...

— Ты не назвал своё имя, — напомнила преподобная.

— Орест... — он запнулся. Кто знает, какая память осталась по бывшему шерифу в посёлке.

— Орест? Просто Орест?

Женщина снова оглядела его с головы до ног, внимательно. Орест сообразил, что нашивка с полным именем красуется у него на груди и сейчас недостаточно темно, чтобы не разобрать буквы с трёх шагов. Поспешно отвернулся.

— Какая разница? Я не собираюсь здесь оставаться.

— Куда же ты пойдёшь?

— Далеко!

Он зашагал прочь от церкви, через площадь к улице, ведущей в ту сторону, где был мерцающий город.

Орест понимал, что в Ровном прошёл далеко не год. Задавая место назначения, нельзя забывать координату времени, иначе наноботы зададут её вместо тебя. Анжела утверждала, что, демонстрируя жителям Блокпоста свои способности, она перенеслась чуть ли не на десять лет. У него получилось гораздо больше, судя по тому, как выглядит церковь, да и весь посёлок. На счастье, для его затеи это значения не имеет.

Ровное изменилось — настоящий город! В прежние времена дома сплошь были одноэтажные, мостить улицы и в голову никому не приходило. Теперь же площадь аккуратно выложена брусчаткой, её обступали двух-трёхэтажные строения с широкими окнами, любо-дорого смотреть. Церковь выглядела не украшением, а престарелым бедным родственником на их фоне. Преподобная Ирина назвала её «старый храм»? Может, уже и новый возвели, больше и вместительнее?

Центр перестроили полностью, но ближе к окраинам стояли дома попроще, в том числе старые, ещё с тех времён, когда Орест был здесь шерифом. Он шёл как раз по той улице, где стоял его собственный. Дом уцелел, хоть и носил следы капитального ремонта: перекрыли крышу, пристроили веранду.

Орест невольно замедлил шаг. Словно под его заинтересованным взглядом дверь скрипнула, отворилась. На крыльцо выскочил мальчуган лет семи-восьми. Подозрительно зыркнул на позднего путника, убежал за дом.

Ошарашенный, Орест сбился с шага. В правильном мире нет детей! Есть младенцы, пропадающие невесть куда, когда их матери соскальзывают к следующему явлению. Из мерцающего города ребёнка не вытащить, — вон, Власта пыталась. Человека выбрасывает оттуда, когда его наноботы дают сбой, но детский мозг слаб и неустойчив для локализации. Пятнадцатилетнему Ибрагиму повезло выдержать перемещение. Да и то неизвестно, оправился ли он от шока, стал ли до конца нормальным.

Мальчишка рушил картину мира, сложившуюся в голове Ореста. Так что, остановиться на полпути? Ну уж нет, дудки! Может, это и не мальчишка вовсе, а взрослый коротышка? Не разглядел в темноте!

Если посёлок претерпел очевидные изменения, то мерцающий город был в точности таким, каким Орест его помнил. В городе было вечное полнолуние. Чёткие, хоть почти бесплотные силуэты и непроницаемо-чёрные тени между ними. Отсутствие красок и звуков. На детской площадке кое-что изменилось. Белокурая девочка больше не сидела на качелях. Какая-то женщина, возможно мама, вела её за руку прочь, беспокойно оглядываясь. Орест осторожно попытался взять девочку за другую руку. И вдруг понял, что теряет ощущение времени. Сколько он здесь? Не определить, в мерцающем городе ничего не меняется... Меняется. Голова женщины очень медленно поворачивалась. Когда Орест подошёл, то видел её затылок, а теперь...

— Не слишком ли далеко ты собрался, Орест Неймет? — прогремел голос за его спиной.

Он быстро оглянулся. Нет, быстро не получилось, — словно не только ладонь девочки, само это место стало водой, и течение её противилось движениям. На краю детской площадки стояла Власта, держала карабин, готовая выстрелить.

В следующий миг Орест разглядел, что это преподобная Ирина, и никакого оружия у неё при себе нет, руки сложены на груди.

— Ты понимаешь, что делаешь? Уверен в своей правоте? — спросила преподобная. — Ещё не поздно передумать.

Внезапно Орест вспомнил, что она спрашивала у него возле церкви, — только теперь дошёл смысл вопроса: «Уже являлся сюда и не забыл?» В самом деле не забыл! Почему?! И в ту же секунду в уши ударил рёв сирен. Тишина мерцающего города закончилась.

Вместе с тишиной исчезла лунная контрастность, вокруг был серый прохладный день, осенний, судя по жёлтой листве на деревьях. Анжела наконец закончила поворачивать голову, на лице её отразился страх. В этой ухоженной женщине в синем брючном костюме, с умелым макияжем и красивой укладкой не было ничего от его лесной жены, но Орест узнал.

— Отпустите моего ребёнка! — закричала Анжела. — Что вы от нас хотите?!

Орест отпустил бы руку девочки без напоминания, если бы не был так ошарашен. Да, он жаждал попасть в прошлое. Но не ожидал, что прошлое встретит его так. Сирены полицейских машин перемежались с трескотнёй автоматных очередей, испуганными воплями, и всё это перекрывал надсадный вой системы оповещения гражданской обороны.

— Что тут происхо... — забормотал Орест. И понял: спрашивать не у кого! Анжела только что была здесь, а уже нет, будто выключили. Как тогда, над обрывом.

Зато в десяти шагах от них локализовался солдат. Такая же пятнистая форма, как у Ореста, бронежилет, каска, синяя повязка на плече. В руках — автомат.