А д а м о в. Именно вам!

М а л о з е м о в. Пожалуйста! Успокоился! (Выбегает из кабинета.)

А д а м о в (вслед). Неврастеник… (Пауза. Леониду.) Что же, благородно, по-рыцарски, Леонид Петрович, отдаю дань… А если на минутку отвлечься от эмоций и перейти к фактам… Суду, как известно, нужны факты, только факты! Разумеется, мне и самому жалко Сербову, но… но мне и себя жалко. Н-да. Это естественно, каждый вправе так рассуждать.

Л е о н и д  молчит.

Безусловно, сейчас предугадать судьбу Анны Георгиевны нельзя. Но в деле есть одно обстоятельство, оно в определенной мере отводит от нас вину. Ограждение было, рабочий им не пользовался. Он не имел права так работать. Пусть старое устройство неудачно, бьет по выработке, но он должен был им пользоваться, пока новое не поставят!

Пауза.

А ты тоже умник, Леонид… (Кричит.) Что заслужил, то и получишь! Строгий выговор влеплю, не меньше! Как это так, что за самоуправство? Передал задание, ничего не сказал, не поставил в известность. Безобразие!

Отдел. М а л о з е м о в  один. Шагает по комнате, натыкаясь на столы, стулья и не замечая этого. Из кабинета Адамова выходит  Л е о н и д.

М а л о з е м о в (метнувшись к нему). Леонид, подожди! Что творится? Анна Георгиевна взяла вину на себя, а ты… ты делаешь вид, что ты тут ни при чем и еще в благородство играешь. Но тебе отлично известно, что никакого задания ты Сербовой не передавал!

Л е о н и д (хрипло). Сербовой ничего не будет. Никому ничего не будет. Сам рабочий виноват: он не имел права пренебрегать ограждением.

М а л о з е м о в. Нет, не так все просто: беда осталась бедой! И надо отвечать, коли уж случилось! Анна Георгиевна и Адамов хотят тебя вызволить — это ясно. А ты… Ты видишь, твою вину на другого человека перекладывают, на твоих глазах все делается — и ты молчишь, позволяешь это делать…

Л е о н и д (сквозь зубы). Иди ты к черту! Кто позволил, ну кто позволил?! Я ничего еще не позволил! (Тяжело опускается на стул, закрывает лицо руками.)

М а л о з е м о в (лихорадочно). Верно, Леня, мы снимаем шапки перед тобой, ты одарен… ты исключительный… Но это не значит, что ты должен быть сволочью! Если ты согласишься, если ты… (Кричит.) Это гнусность, подлость — и ты ее совершишь, Ленька, ты?!

Л е о н и д  вскочил, он весь дрожит, кулаки сжаты, кажется, вот-вот бросится на  М а л о з е м о в а.

(Тяжело дыша.) Ну что же… что же ты?.. И все молчишь! Продолжаешь молчать!.. Хорошо, ладно, кончаю разговор.

Повернулся к двери, ахнул: на пороге — Н а д я.

М а л о з е м о в. Калебошина? Ты что тут делаешь?

Н а д я. Слушаю. Я все слышала, что вы здесь говорили. Я к Лене прибежала, узнала о несчастье в цехе и прибежала, хотела сообщить. А, выходит, не надо было бежать.

З а н а в е с.

Комната  Л е о н и д а. Современная мебель, телефон, радиоприемник, телевизор, много книг. У стены — небольшого размера пианино. Вечер. В комнате  А н н а  Г е о р г и е в н а  и Я к о р е в а.

Я к о р е в а. …Несложное дело. Была неподалеку, дай, думаю, попробую. Телефон под рукой, набрала номер, женский голос отвечает: «Ручьева нет, звоните через полчаса!» Ну, а кто эта женщина, что из квартиры Ленечки вечерком отвечает? (Смеется.) Хи-хи-хи… Не беспокойся, мне все известно — кто, к кому, зачем…

А н н а  Г е о р г и е в н а. Да, о личных качествах ваших я наслышана. (Отворачиваясь.) Леонид скоро будет, посидите.

Я к о р е в а. А он мне ни к чему, я к тебе пришла. Скажу прямо, товарищ Сербова, я — в курсе, меня Адамов по всему вопросу информировал. (Восторженно.) Ох, и женщина ты!.. Настоящая русская баба: «уж любить так любить, на, бери — всю себя не жалко!»

А н н а  Г е о р г и е в н а. Что вам от меня надо? То, что я сделала, — я сделала. Ни в чьем одобрении я не нуждаюсь. Смысла в этой беседе не вижу.

Я к о р е в а. Сейчас увидишь, поймешь. (Резко.) Учти: артачится Леонид, все дело может испортить! Я уж с ним разговор имела… Еще кое-кто ему внушал… Мальчик, дурачок, брыкается и брыкается. И вот решили мы: с тобой надо встретиться — ты милушка, ты его сердце держишь… А ведь стоит, хорош. Выйдет на стадион — картинка, загляденье! Ну да что я тебе расписываю, ты, поди, больше нашего знаешь. (Игриво.) Есть кого любить-обнимать. (Опять деловито.) Так вот, какая от тебя помощь требуется? Убеди парнишку, пусть молчит, пусть молчит, не возражает! Иначе нам его не сберечь. Что отвернулась? Не твоя, мол, забота, Якорева? Ошибаешься! Мое дело, милая, не только за состоянием «чаши» да спортинвентаря следить. Я свою задачу усвоила! Стадион должен спортсменов выращивать. Да! Чемпионов! Всячески им помогать и способствовать! (Вздыхая.) Эх, Ленечка, Ручьев Ленечка… На первом месте стояли по спортивной работе в области! На первом месте!

А н н а  Г е о р г и е в н а (глухо). Нам надо попрощаться. Я давно стремлюсь сказать вам до свидания.

Я к о р е в а. Понятно! Шагаю. Уже на лестнице. (Направляясь к дверям.) Мы на тебя очень надеемся, товарищ Сербова! Не подведи! (Дверь за Якоревой захлопнулась.)

А н н а  Г е о р г и е в н а  одна. Потрогала зачем-то столик, картину, безделушки. Подошла к шкафчику, вынула бутылку, рюмку. Расхаживая по комнате, наливает, пьет. Рюмка… другая… третья… Поставив бутылку и рюмку в шкафчик, устало опускается на диван.

Пауза.

Л е о н и д (появляясь со свертками в руках). Заждалась, Анночка? Сейчас я тебя кормить буду, моя голодающая. (Распаковывает у стола свертки.) Тарелки, вилки, бокалы сюда! (Раскладывает закуски, фрукты, откупоривает вино.) Лечу, знаешь ли, домой, вдруг смотрю — Якорева навстречу. Я — в сторону. «Пронеси, господи, — думаю, — неужто остановит?» Проскочил все-таки. Терпеть не могу толстуху. Мегера! Свинячьи глазки!

А н н а  Г е о р г и е в н а. Что ты… она чудная, я ее обожаю! Она прелесть — и все знает: кто, к кому, зачем…

Л е о н и д (подозрительно всматриваясь в нее). Пила? Коньяк пила? Там же только коньяк оставался. И без меня… Не стыдно, а?

А н н а  Г е о р г и е в н а. Стыдно. Но ты не обижайся, я и с тобой буду.

Стол накрыт. Л е о н и д  разливает вино, придвигает закуски.

А н н а  Г е о р г и е в н а. Не хочу есть. Прости, погнала тебя, а теперь… (взяла бокал, рассматривает вино на свет.) У меня возникла мысль, дорогой… Не можешь ли ты мне объяснить, кто я такая? Нет, нет, официальная версия мне известна: специалист, советский инженер, владеет языками, честно делает свое дело… А неофициальная? Кто я?

Л е о н и д. Прекрасная женщина.

А н н а  Г е о р г и е в н а. Очень, очень мило. Твое здоровье! (Пьет.) А почему, собственно, это неофициальная версия? Быть женщиной, желать любви, любить — это противозаконно, противоестественно?

Л е о н и д. Какая чушь! Что это тебе взбрело в голову?

А н н а  Г е о р г и е в н а. Может быть, любовь — это что-то зазорное, скабрезное и ее нужно скрывать, держать в тайне?

Л е о н и д. Караул!.. Что случилось? Вдруг возникли вопросы, которые давным-давно решены в нашем обществе.

А н н а  Г е о р г и е в н а. Да, да, казалось бы, решены, а между тем… Ах, какие у тебя друзья, Леонид!