Н а д я (ахнув). С этим моим шарфиком?

Л е о н и д. В нем кусочек твоего тепла, девочка. А оно мне куда дороже, чем все шелка самых расчудесных дам.

Н а д я (она очень растрогана). Ленечка!.. Леня! А я… Ох, вот не умею я ничего такого сказать. Я тупица — ничего не умею; ни песни петь, ни стихи сочинять… Ты брось меня. Леня, правда, зачем тебе такая?

Л е о н и д. Брошу, конечно. (Обнял ее.) Увы, стихи я тоже писать не умею.

Н а д я. Ты не умеешь?! Неправда! Ты все, все на свете должен уметь! Ты — чудо! Ей-богу, все так считают!

Л е о н и д. Ну, если все — подчиняюсь. (Рассмеялся). Чудо-юдо-рыба-кит!.. Нет, вообще-то бесспорно, Леонид Ручьев кое-что умеет делать. Но это касается главным образом техники, математики, лингвистики, музыки, спорта…

Н а д я. «Бурлю, бурлю, бурлю»… Только красной бородки не хватает.

Л е о н и д. Ты что себе позволяешь, а? С кем ты меня сравниваешь? Получай за это! (Крепко обнимает ее.)

Н а д я. Все равно — Леню люблю, а индюков не люблю, Леню люблю, а индю… Ой!

Л е о н и д (поспешно отпуская ее). Прости, маленькая! Больно, да?

Н а д я (с трудом переводя дыхание). Ничего, продолжай. Кажется, еще три ребра осталось.

Л е о н и д  нежно ее целует.

Н а д я (спрятав лицо у него на груди, после паузы). Знаешь, Леня, вот я сейчас подумала: у нас часто говорят — проклятый капиталистический мир и так далее. А ведь феодальный мир — он еще страшнее был. Верно? Но все-таки что-то и тогда было красивое. Рыцари… турниры… цвета своей дамы… Наверно, нам нехорошо так думать, да? А по-моему, и сейчас должны быть рыцари! Всегда они должны быть! Рыцарь — это честный, благородный человек, защитник слабых и угнетенных… (Прижала руку Леонида к щеке.) Ленечка! Рыцарь!..

Кабинет  А д а м о в а. А д а м о в  и Ш е в л я к о в. Оба необычайно взволнованы.

Ш е в л я к о в (шагая по комнате, продолжает рассказ). …Вот как же? Вот так же: немного замешкался парень — и вся недолга! Шестьдесят тонн как ахнет на руку… Правда, он сам виноват, работал без ограждения. Но вы-то, вы-то ведь знали, что старым ограждением рабочие не пользуются, вы взялись сделать новую защиту! Почему же до сих пор не выполнили заказ? (Вынув трубку и хлопая себя по карманам.) Где я, к шуту, табак свой оставил? А пропади он пропадом!.. Дай папиросу! (Крошит поданную Адамовым папиросу в трубку, закуривает.)

А д а м о в. Н-да, сюрпризец, ничего не скажешь.

Ш е в л я к о в. Ну нет, сказать кое-что вам все-таки придется! Отдел не меньше виноват, чем сам рабочий! Черт вас не поймет. И ведь трудились вы все время вроде неплохо, отлично даже трудились! (Кричит.) Что случилось? Объясни, почему замариновали такое важное задание? Губы кусаешь… Имей в виду, ты в первую голову ответишь, Артемий Николаевич!

А д а м о в (угрюмо). Шишки на Макара валятся: старая истина.

Ш е в л я к о в. Кто непосредственно выполнял заказ штамповки, кому ты его поручил?

А д а м о в (совсем мрачно). Ладно. Разберусь во всем, доложу и тебе, и Крутову. Принято!

Ш е в л я к о в (гневно). «Доложу, доложу»… Доложить ты сумеешь, не сомневаюсь! (Уходит.)

А д а м о в, выждав секунду, несколько раз резко нажимает кнопку настольного звонка. Входят  А н н а  Г е о р г и е в н а  и  М а л о з е м о в.

А д а м о в. Садитесь! Где Ручьев?

М а л о з е м о в. Не приходил еще. (Быстро.) Кажется, у него с утра какая-то тренировка за городом.

А д а м о в (свирепо). За городом? Чудесно! Я ему покажу «за городом»… Известно ли вам, уважаемые, что случилось в цехе штамповки?

М а л о з е м о в. Да. Звонили оттуда. Клянут нас на чем свет стоит.

А д а м о в. Клянут… Это еще только цветочки, ягодки впереди. (Кричит.) Под суд идти придется, не думайте! Не шутка! Человека искалечило!.. Из-за кого, я спрашиваю, из-за кого!.. Р-работнички милые! (Гремит.) Где Ручьев? Почему не вижу Ручьева? Ему дана работа над новым защитным устройством для штампа, а он не является?!

А н н а  Г е о р г и е в н а (поднимаясь, медленно). Не кричите, Артемий Николаевич. Ручьев здесь ни при чем. Я виновата, я не выполнила задание.

А д а м о в. Вы? То есть как это — вы? Насколько я знаю, дело поручено ему, а не вам. Ваша фамилия Сербова, а не Ручьев. Не так ли?

А н н а  Г е о р г и е в н а. Да. Я Сербова, Анна Георгиевна. И тем не менее во всем виновата именно я.

М а л о з е м о в (удивленно). Анна Георгиевна?

А н н а  Г е о р г и е в н а (быстро). Ага, вы тоже вспомнили, Игорек… Это было уже давненько, Артемий Николаевич. Леонид некоторое время отсутствовал в отделе, а тут запрос за запросом из цеха… В общем, я предложила Леониду… Леониду Петровичу: мол, могу взять это задание на себя. Принцип устройства мы обсудили, договорились… Постойте, постойте, чему вы удивляетесь? Ведь передача заданий в связи с тренировками Ручьева у нас нередко практикуется! Так было и на этот раз! Готовится к олимпиаде…

А д а м о в (пристально глядя на Анну Георгиевну). Интересно! А почему же я об этой передаче ничего не знаю?

А н н а  Г е о р г и е в н а. Тут, пожалуй, повинен Леонид Петрович. Мы условились, что он сам об этом вам сообщит.

Стук. Дверь приоткрывается.

Л е о н и д (на пороге. Он весел, оживлен). Алло, стучусь: можно? Что за неожиданный сбор? И от меня в секрете… Реорганизация? Новые задачи?

А д а м о в (хмуро). Садись! (Помолчал.) Вот что, Леонид Петрович, беда стряслась. Новое защитное устройство для штампа мы не спроектировали, и в результате в цехе тяжко пострадал рабочий.

Л е о н и д (опешив). Что? Как пострадал? Не может этого быть!

А д а м о в. Да, произошло несчастье. (Пауза.) А кто виноват, что так случилось, как полагаешь, дорогой?

А н н а  Г е о р г и е в н а (вскакивая, возмущенно). Это запрещенный прием, Артемий Николаевич! Некрасивый, подлый прием! Это похоже на провокацию! Леонид Петрович, конечно, попытается выгородить меня, заявит, что ничего подобного не было… (Леониду, резко.) Воздержитесь от разговоров, Ручьев. Я достаточно самостоятельна, чтобы отвечать за свои поступки! (Адамову.) Снова и снова повторяю: Леонид Петрович мне передал задание, а я его не выполнила! Должна была сделать — и не сделала, моя вина. Все! На этом будем считать вопрос окончательно выясненным! А теперь… прошу вас, разрешите мне уйти домой, Артемий Николаевич. Согласитесь, я имею некоторое основание нервничать, волноваться и… и мне просто необходимо побыть сейчас одной. (Повернулась, ушла.)

Пауза.

М а л о з е м о в (растерянно). Леня… Леонид…

А д а м о в (вынимает портсигар). Кто-нибудь хочет курить, молодые люди? Прошу!..

Молчание. Никто не берет сигарет.

А д а м о в (закуривая, медленно). Так как же, Леонид Петрович, будем считать вопрос окончательно выясненным или нет?

М а л о з е м о в (вскакивая). Леня! Ручьев! Ты понимаешь, что происходит? Ведь это подсудное дело! Под суд пойдет Анна Георгиевна!

Л е о н и д (с трудом произнося слова). Нет, нельзя… Невозможно это допустить… Во всяком случае я не согласен…

М а л о з е м о в. Ну! Ну! Почему не продолжаешь? Что замолчал?

А д а м о в (резко). Тише! Успокойтесь, Малоземов! Успокойтесь или уходите!

М а л о з е м о в. Это вы мне?