Входит  А н т о н  С а в в и ч, он в ночном халате.

С о к а л ь с к и й. Что случилось? (Зажег верхний свет.) От кого письмо?

Р о ж к о в а. От человека, которого ты обманул. От Лаврушина. Только не надо притворяться, папа.

С о к а л ь с к и й. Да, обманул. Бывает и обман во благо. Этот обман — для твоего же спокойствия и благополучия.

Р о ж к о в а. Как ты печешься о моем благополучии!..

С о к а л ь с к и й. Тебе моя забота в тягость?

Р о ж к о в а. Ты требуешь уважения от Димы, хочешь, чтобы Ленька тебя любил…

С о к а л ь с к и й. Хватит! К их черной неблагодарности я уже привык. Но чтобы родная дочь…

Р о ж к о в а. Ты этого человека, Лаврушина, совсем не знаешь!

С о к а л ь с к и й. И знать не хочу. Тебе он зачем? Явится сюда, будет растравлять рассказами о погибшем.

Р о ж к о в а (про себя). А вдруг посочувствует мне, поможет…

С о к а л ь с к и й (неожиданно меняя тон, мягко). Послушай, Катя. (Плотно закрывает дверь, усаживает дочь на диван, садится рядом.) Тебе и десяти лет не было, когда умерла мать. Ты ее помнишь, маму? Каково одинокому мужчине растить дочь? Но мачеху в дом не привел, тебя жалел. А каково мне было видеть тебя матерью без законного мужа? Простил. На все пошел, чтобы скоротать твое горькое одиночество.

Р о ж к о в а (сухо). Чем я должна отблагодарить тебя за это?

С о к а л ь с к и й. Ничем. Нет у меня никого дороже вас двоих — тебя и Леньки. И для меня твой Дмитрий — уж такая, видно, его судьба, что на фронте, что в миру — «третий в паре». Но почему он враждует со мной? Какой ему резон перечить мне? В мои годы уже с ярмарки едут. А я не проторговался. Кое-что приобрел. Не для себя… Вот бы и пожить до конца дней своих без тревог и волнений. Не встречайтесь с этим Лаврушиным. Придумай что-нибудь, напиши ему… Что ты, Катя?

Р о ж к о в а. Опять голова разболелась. Спокойной ночи, папа.

С о к а л ь с к и й. Доброго тебе сна. (Уходит.)

Р о ж к о в а. Они меня жалеют… И почему им так легко убеждать меня?..

Она встала, подошла к комоду, открыла ключом нижний ящик, извлекла оттуда завернутую в бумагу большую фотографию. Поставила фотографию на комод. Долго смотрит на нее, обращается к ней.

Р о ж к о в а. Да, в Леньке не трудно узнать тебя. Наш мальчик очень на тебя похож. А завтра придет Лаврушин, еще одна живая память… Толя, не осуждай меня, с тобой я была бы иной, не такой слабой. Что я сейчас могу? Плакать, просить. А они друг друга ненавидят… (Пауза.) Боже, до чего похож на тебя наш мальчик! И до чего я боюсь, что наденут ему гимнастерку с крылышками на петлицах. Не смотри на меня так строго. (Прижимает к груди фотографию.) Полночь. Все спят, только у Левкиных свет. Там свое горе… (Слышен лай пса.) Опять к нам? Покоя нет. (Ставит фотографию на комод.) Дима, где ты?

Л е н я (вбегая). Телеграмма, телеграмма! (Появляется Рожков, выглядывает из своей комнаты Антон Саввич, и Леня, распечатав телеграмму, читает.) «Приехать завтра не могу жду Дмитрия госпитале Лаврушин».

Все молчат.

Р о ж к о в а (тихо). Что это значит? (Кричит.) Авария! Он разбился!

Л е н я. Что ты, мама? Он мог заболеть.

Р о ж к о в а. А письмо? Вот… (Быстро подходит к столу, читает.) «Я бы сейчас примчался, но меня ждут на аэродроме. Сегодня — испытательный полет». (Роняет письмо.) Дима, куда, ты?

Р о ж к о в (надевая плащ). Успею на последнюю электричку. Может быть, там…

Р о ж к о в  убежал. Р о ж к о в а  пристально смотрит на отца, и тот уходит, прикрывая за собою дверь. Р о ж к о в а  подошла к открытому окну, запрокинула голову.

Р о ж к о в а. Темно… Ни одной звездочки. Мрачная бездна.

Она круто обернулась и замерла в испуге: Л е н я  неотрывно смотрит на фотографию отца-летчика. Медленно, с явным вызовом сказала сыну.

Иди сюда. Вот оно какое — небо!

Л е н я (не отрывая взгляда от фотографии). Что — небо? Вот он — какой?

Р о ж к о в а (растерянно). Кто? Какой?

Л е н я (подошел к матери). Наш папа. Успеет папа на электричку? Успеет!

З а н а в е с.

Три месяца спустя.

В правом углу сцены, на переднем плане — веранда дачи Сокальского. Дорожка ведет к беседке в центре сцены. В углу и в глубине двора — конура пса Аргона. Цепь из конуры висит на проволоке, протянутой через двор. Перед верандой — два чемодана и тюк с вещами. Конец августа. Воскресный полдень. Знойно. Лучи золотят редкие опавшие листья.

С чемоданом в руке по ступенькам веранды спускается  Р о ж к о в. За ним  Л а в р у ш и н. Левая рука  Л а в р у ш и н а  в гипсе.

Л а в р у ш и н. Машина с нашими дамами еще не скоро придет. (Садится на чемодан, достает сигареты. Рожков зажигает спичку, дает прикурить.) Не вижу, Дима, на твоем лице радости новосела. Причина?

Р о ж к о в. Сам не знаю, почему не ликую. Мечтали об отдельной квартирке, дождались, уезжаем, наконец. И грустно. Странно…

Л а в р у ш и н. Привычка — вторая натура. В силу оной даже по теще скучают. А где твой тесть?

Р о ж к о в. Куда-то ушел. Тяжелые для старика проводы. И ему бы радоваться, остается единственным хозяином «всея усадьбы». Но увидел в моих руках ордер на квартиру, — побледнел, сник, точно беда стряслась. Сложная штука — человеческий характер… А моя грусть, Глеб Алексеевич, по другой причине.

Л а в р у ш и н (осторожно). Катя?

Р о ж к о в (после паузы). Не только Катя. Я должен был ее разыскать. И нашел этот дом. Отсюда меня увезли в «черном вороне». Сюда же вернулся. У той палатки увидел меня Ленька, кинулся ко мне, крикнул: «Папка! Папка мой приехал!» И уже, поверишь, все мне нипочем. Будто их и не было — мук, разлук. У каждого своя мера счастья.

Л а в р у ш и н. Когда Леня уезжает?

Р о ж к о в. Ждет вызова. Его документы уже направили в летное училище.

Л а в р у ш и н (мечтательно). Помнишь нашего комдива? Он летал на заграничных «Фарманах». Я начинал с «кукурузника», а Толю учили на «Чайке». Будущие выпускники будут летать на «Метеоре». Я его испытывал. У птенчика под брюшком — тысячи лошадиных сил, прообраз ракетоплана. (Сумрачно.) Черт возьми, если это были последние испытания, если остается только вспоминать…

Р о ж к о в. Что говорят врачи?

Л а в р у ш и н. Не врачей боюсь — начальства. Намекнули: «Не хватит ли тебе, старый волк?» Ведь знают — тем и живу, что летаю. Не могу, Дима, расстаться с небом.

Р о ж к о в. А все-таки?

Л а в р у ш и н. После такой травмы надо начинать сначала. Будут, как курсанту, давать вывозные. Пусть! На все согласен.

Р о ж к о в. Есть в аэроклубе старый резервный самолет. Я уже хорошенько эту штучку прощупал. Ты только получи разрешение, а уж я ее подготовлю. Сменю бензосистему, питание маслом, и крути на ней что хочешь, как хочешь. Резвись в небе, как тогда… на воздушном празднике в Тушине.

Л а в р у ш и н. Постой! Ты был на параде?

Р о ж к о в (после паузы, улыбнувшись). Каяться?

Л а в р у ш и н. Объясни! Почему не дал знать о себе?

Р о ж к о в. Почему ты забыл Толину семью? Поверил отписке, штампу?

Л а в р у ш и н (испытывая неловкость). Это, конечно… Ты вот не поверил. А все-таки и сам мог…

Р о ж к о в (перебивая). Мог! Но тут — беда за бедой, и я скорее обратился бы за помощью к чужому человеку. Друг — он, понимаешь, должен сам прийти. Я так считаю… Ладно, все рассосалось. Забудем!