Я шлепала через лес на четырех ногах. От одних только запахов я уже пьянела. Я погружала клыки в тонкое запястье, и оно было не мое. Я глядела на пульс на шее женщины и думала о крови, теплой плоти, и где-то очень отдаленной была мысль о сексе. Воспоминания нахлынули быстро, еще быстрее, понеслись карнавальным потоком, образы покрылись тьмой, будто в воду пролили чернила. И когда тьма стала всем, я всплыла на невообразимый миг и погасла, как пламя свечи. И ничего.

Я даже испугаться не успела.

Очнулась я пастельно-розовой больничной палате. Сестра в таком же розовом халате улыбнулась, глядя на меня. Страх ударил изнутри, как шампанское из бутылки. Где Ричард? Где Жан-Клод? Но смогла я спросить только одно:

– Как я сюда попала?

– Вас привез ваш друг. – Она кивком показала в сторону. У стены в кресле сидел Эдуард, перелистывая журнал. Он поднял глаза, мы встретились взглядами, и на его лице не выразилось ничего.

– Эдуард?!

– Друзья меня зовут Тед, Анита, ты это знаешь. – Та самая открытая улыбка – добрый старый Тед Форрестер. Единственное его легальное обличье – даже копы считали, что он и есть этот самый миляга Тед. – Сестра, мы не могли бы несколько минут поговорить наедине?

Сестра улыбнулась, с любопытством поглядела на нас и вышла, не переставая улыбаться.

Я хотела взять Эдуарда за руку, но оказалось, что левая рука у меня примотана к столу, и на ней стоит капельница. Я протянула правую, и он ее взял.

– Они живы?

Он улыбнулся – чуть скривил губы.

– Ага.

Облегчение, какого вообще не могло быть, нахлынуло на меня волной. Я рухнула на кровать.

– Что произошло?

– У тебя были царапины от ликантропов и очень серьезный укус вампира. Он почти осушил тебя, Анита.

– Может быть, это и нужно было, чтобы нас спасти.

– Может быть, – согласился Эдуард и сел на край кровати. Пиджак у него чуть распахнулся, показав кобуру с пистолетом. Он перехватил мой взгляд. – Полиция согласилась, что монстры могли затаить злобу. Даже у твоей двери поставили полицейский пост.

Мы уже не держались за руки. Он смотрел на меня, и что-то очень холодное отразилось у него на лице.

– Тебе обязательно надо было убивать Харли?

Я хотела ответить, что да, – и остановилась. Воспроизвела мысленно картину. И потом подняла глаза на Эдуарда.

– Эдуард, я не знаю. Когда ты отключился, он тебя перестал видеть. Я пыталась с ним говорить, но он меня не слышал. И начал поднимать автомат. – Я встретила пустые глаза Эдуарда. – Ты видел тело. Я даже сделала контрольный в голову. Coupe de grace.

– Знаю.

Ни лицо, ни голос ничего не выражали. Будто говорил манекен, только этот манекен был вооружен, а я нет.

– Мне даже не пришло в голову не стрелять, Эдуард. Колебаний не было.

Эдуард глубоко вдохнув через нос и выдохнул ртом.

– Я знал, что так и было. Если бы ты мне солгала, я бы тебя убил.

Он отошел и встал в ногах кровати.

– Безоружную? – Я попыталась обратить все в шутку, но не получалось.

– Посмотри под подушкой.

Я сунула руку под подушку, достала “файрстар” и положила его на простыню себе на колени.

– Что дальше?

– Ты мне одну жизнь задолжала. Я обдумала это.

– Сегодня ночью я спасла тебе жизнь.

– Наша жизнь не в счет. Мы друг друга страхуем, что бы там ни было.

– Тогда я не понимаю, о чем ты.

– Иногда мне нужен помощник – каким был Харли. В следующий раз, когда он мне понадобится, я позову тебя.

Я хотела поспорить, потому что нельзя было сказать, в какую кашу может втянуть меня Эдуард, но не стала. Глядя в его пустые глаза и держа пистолет, который он сунул мне под подушку, я знала, что он это сделает. Если я откажусь от этой сделки, от этого обмена, он достанет свой пистолет, и мы раз и навсегда выясним, кто из нас стреляет лучше.

Я посмотрела на оружие у себя в руках.

– У меня уже ствол обнажен. Мне только его поднять.

– Ты ранена, тебе нужна фора. – Рука Эдуарда блуждала возле рукояти пистолета.

Я положила пистолет рядом с собой и подняла глаза на Эдуарда. Потом легла на подушки.

– Я не хочу этого делать, Эдуард.

– Значит, когда я позову, ты придешь?

И еще долю секунды я подумала, потом сказала:

– Да, я приду.

Улыбка Теда – доброго старого Теда Форрестера.

– Я никогда не узнаю, насколько ты хорошо стреляешь, пока ты не выхватишь пистолет, наводя на меня.

– Это мы переживем, – сказала я. – Кстати, зачем такое приглашение на охоту за монстрами? И не говори мне, что это из-за Харли.

– Ты его убила, Анита. Ты его убила, не думая. И даже сейчас у тебя нет ни сожалений, ни сомнений.

Он был прав. У меня не было по этому поводу угрызений совести. Страшновато, но правда.

– И потому ты меня и зовешь в игру? Потому что я такой же социопат, как и ты?

– Ну, я куда как более нормальный социопат, – сказал он. – Я ни за что не дал бы вампиру совать клыки себе в шею. И не стал бы встречаться с тем, кто периодически покрывается шерстью.

– А с кем-нибудь вообще стал бы встречаться?

Он улыбнулся той раздражающей улыбкой, которая означала, что ответа от него не добиться. Но он ответил:

– Даже у Смерти есть потребности.

Эдуард на свидании? На это очень стоило бы посмотреть.

Я вышла из больницы без остающихся навеки шрамов. Дело было серьезное. Ричард с озабоченным лицом ощупал раны, оставленные Габриэлем, но вслух никто ничего не сказал. Через месяц будем знать. Мне предложили госпитализацию в доме (читай: в тюрьме) для подозреваемых в заражении ликантропией. Туда помещают добровольно, но если ты на это подпишешься, обратно тебя вряд ли выпустят. Я сказала, что сама о себе позабочусь. Меня обругали и велели проваливать к чертям.

Первую ночь полнолуния я провела с Ричардом и стаей, проверяя, присоединюсь ли я к смертельному танцу. Этого не случилось. Либо мне чертовски повезло, либо я не могу заразиться ликантропией, как не может заразиться вампир. Ричард после этого очень мало со мной общается. Не могу поставить этого ему в вину.

Я все еще его люблю. Думаю, он тоже меня любит. И Жан-Кдода я тоже люблю, но это какая-то другая любовь. Я не могу этого объяснить, но мне очень не хватает Ричарда. Иногда на краткий миг в объятиях Жан-Клода я об этом забываю. Потом вспоминаю опять.

То, что мы оба связаны с Жан-Клодом, не очень помогает. Ричард два раза случайно вторгался в мои сны. Когда он так близко – это такое страдание, что словами не передать. Сначала Ричард возражал, но потом разрешил Жан-Клоду научить его себя контролировать настолько, чтобы не давать утечку на нас. С Жан-Клодом он общается больше, чем со мной.

От триумвирата никакой пользы. Ричард слишком на меня сердит. Слишком полон презрения к себе. Не знаю, как у него там дела в стае. Он запретил всем обсуждать дела стаи со мной, но самку-альфа пока что не выбрал.

Вилли Мак-Кой и прочие вампиры, которых я случайно подняла, вполне нормально себя чувствуют. Уже намного легче. Ребенок у Моники должен родиться в августе. Амниография дала хороший результат. Синдрома Влада нет. Моника теперь думает, что я ее подруга. Это не так, но иногда я ей помогаю. Жан-Клод изображает доброго Мастера и заботится о ней и о ребенке. Моника все уговаривает меня нянчить деточку. Я надеюсь, что она шутит. Меня она называет тетя Анита. Животики надорвешь, но это еще ладно, а как вам дядя Жан-Клод?

Отец видел меня в телепередаче, где я обнимаюсь с Жан-Клодом. Он мне позвонил и оставил на автоответчике очень взволнованное послание. Мои родные – правоверные католики, и для них нет такого понятия, как “хороший вампир”.

Может, они и правы – я не знаю. Как я теперь могу истреблять вампирский род, когда сплю с главным кровососом?

А вот так и могу. Запросто.