– Тогда у нас проблема.

В дверь постучали.

– Подождите! – сказал Дольф.

– Войдите! – отозвалась я.

Дверь открылась. Отлично. Вошел Зебровски. Еще лучше. Я знала, что улыбаюсь, как идиотка, но не могла сдержаться. В последний раз я его видела, когда он вышел из больницы. Ему едва не выпустил кишки оборотень – леопард размером с пони. Это не был ликантроп, это была колдунья-оборотень. Вот почему Зебровски не пришлось раз в месяц покрываться шерстью. Колдунья вспорола ему живот, а я ее убила. Потом держала руками вываливающиеся кишки, пока не приехали медики. У меня остались шрамы от той же самой колдуньи.

Обычно волосы у Зебровски были спутанной курчавой массой, черные с сединой. Он их сейчас коротко постриг, и они как-то держались. От этого у него был более серьезный, более взрослый вид, не похожий на прежнего Зебровски. Коричневый костюм имел такой вид, будто в нем спят. Темно-голубой галстук, который Зебровски нацеплял всегда, не подходил ни к одному из его костюмов.

– Блейк, черт-те сколько не виделись!

Я не смогла сдержаться: подошла и обняла его. Быть женщиной – в этом есть свои преимущества. Хотя до того, как в моей жизни появился Ричард, я бы могла подавить такой порыв. Ричард оживил во мне женственную сторону.

Зебровски неуклюже меня обнял, смеясь.

– Я всегда знал, что тебя тянет к моему телу, Блейк.

Я оттолкнулась от него:

– Размечтался!

Он оглядел меня с головы до ног, глаза его искрились смешинками.

– Если ты будешь так одеваться каждый вечер, я мог бы ради тебя бросить Кэти. Чуть укоротить эту юбку – и будет отличный абажур для лампы.

Хоть он и язва, а я была рада его видеть.

– Ты давно уже на службе без ограничений?

– Недавно Я тебя видел в новостях с твоим другом.

– В новостях? – Я и забыла о коридоре вспышек, через который мы прошли с Жан-Клодом.

– Отлично выглядит для мертвеца.

– Блин.

– Что такое? – спросил Дольф.

– Это было национальное телевидение, не местное.

– И что?

– Мой отец не знает.

– Теперь знает, – заржал Зебровски.

– Думаю, тебе все же придется поговорить с отцом, – заметил Дольф.

Что-то было либо у меня в лице, либо в голосе Дольфа, отчего Зебровски перестал смеяться.

– Слушайте, чего это с вами? Будто у вас любимого щенка раздавили.

Дольф посмотрел на меня, я на него.

– Расхождение мировоззрений, – сказала я наконец. Дольф ничего не сказал, да я и не ждала.

– Ну, о’кей, – сказал Зебровски.

Он достаточно знал Дольфа, чтобы не приставать. Из меня одной он бы душу вынул, но не из Дольфа.

– Один из ближайших соседей – праворадикальный антивампирист, – сказал Зебровски. – Это привлекло наше внимание.

– Подробнее, – сказал Дольф.

– Делберт Сполдинг и его жена Дора сидели на диване, держась за ручки. Предложили мне чаю со льдом. Он меня поправил, когда я сказал, что Роберта убили. Он пояснил, что мертвеца убить нельзя. – Зебровски достал из кармана сморщенный блокнот, перелистнул к нужной странице, попытался ее разгладить, оставил так и процитировал: “Теперь, когда нашелся добрый человек и уничтожил эту тварь, женщина может сделать аборт и избавиться от монстра. Вообще-то я противник абортов, но это мерзость, чистейшая мерзость”.

– Как минимум “Люди Против Вампиров”, – заметила я. – Может быть, даже “Человек Превыше Всего”.

– А может, ему просто не нравится жить рядом с вампиром, – сказал Дольф.

Мы с Зебровски уставились на него.

– Ты не спросил у мистера Сполдинга, не принадлежит ли он к одной из этих групп? – спросил Дольф.

– У него на столе были разбросаны брошюры ЛПВ, и он одну мне дал.

– Отлично, – сказала я. – Проповедник ненависти.

– ЛПВ не одобряет подобного насилия, – возразил Дольф.

Он сказал это так, что я задумалась: а в каком списке рассылки числится сам Дольф? Но я тряхнула головой: не буду я думать о нем худшее только потому, что он возражает против моих свиданий с ходячим мертвецом. Еще пару месяцев назад у меня были бы те же чувства.

– ЧПВ одобряет, – сказала я.

– Мы выясним, не входит ли мистер Сполдииг в группу “Человек Превыше Всего”.

– Вам еще придется выяснить, есть ли у Сполдингов магические способности.

– А как? – спросил Дольф.

– Я могу с ними встретиться, оказаться в одной комнате. Для верности надо еще до них дотронуться – скажем, руку пожать.

– Я пожимал руку Сполдинга, – сказал Зебровски. – Рука как рука.

– Ты классный коп, Зебровски, но ты почти нуль. Ты можешь пожать руку колоссальной шишке и не почувствовать даже укола. Дольф – полный нуль.

– Нуль – это что? – спросил Дольф.

– В смысле магии. Человек, не имеющий магических или экстрасенсорных способностей. Вот почему тебя этот круг не удерживает, а меня останавливает.

– То есть у меня есть магические способности? – восхитился Зебровски.

Я покачала головой:

– У тебя есть зачаточная чувствительность. Наверное, ты из тех, у кого бывают предчувствия, впоследствии оправдывающиеся.

– Предчувствия бывают у меня, – сказал Дольф.

– У тебя они основаны на опыте, на годах работы. А у Зебровски бывают логические скачки, которые вроде бессмысленны, а потом оказываются правдой. Я права?

Они переглянулись, потом посмотрели на меня и оба кивнули.

– Бывают у Зебровски моменты, – сказал Дольф.

– Хочешь пожать руку Сполдингу? – спросил Зебровски.

– Пусть детектив Рейнольдс пожмет. Ведь для таких вещей вы ее и взяли в команду?

Они снова переглянулись, и Зебровски осклабился.

– Я прихвачу Рейнольдс и пойду туда. – У двери он повернулся. – Кэти мне проедает плешь, чтобы я пригласил тебя к обеду, познакомил с детишками – так, посидеть по-домашнему. – Простодушные карие глаза невинно глядели из-под очков в темной оправе. – Я хотел попросить тебя привести Ричарда, но раз ты сейчас встречаешься с графом Дракулой, это может быть неудобно.

Он смотрел на меня, задавая вопрос без всякого вопроса.

– Я продолжаю встречаться с Ричардом, наглый ты сукин сын.

Он улыбнулся:

– Тогда отлично. Приводи его в субботу на той неделе. Кэти приготовит свою знаменитую курятину с грибами.

– А если бы я встречалась только с Жан-Клодом, приглашение распространялось бы на моего кавалера?

– Нет, – ответил Зебровски. – Кэти малость нервничает. Она не хочет знакомиться с графом Дракулой.

– Его зовут Жан-Клод.

– Я знаю.

Он закрыл за собой дверь, и мы с Дольфом опять остались в компании мертвого тела. Не очень приятная выдалась ночь.

– Что мы ищем, Анита? – спросил Дольф, и у меня гора с плеч свалилась, когда он заговорил о деле. Трепа на личные темы с меня уже вот так хватило.

– Группу убийц.

– Почему?

Я подняла глаза на него.

– Не знаю, хватит ли силы всех людей в мире, чтобы вот так распять вампира. Даже если это были вампиры или оборотни, их нужно было больше одного. Я бы так сказала: двое существ сверхъестественной силы держат, одно втыкает ножи. Может быть, держали больше, может быть, еще нужен был кто-то для наложения чар. Не знаю, но не меньше трех.

– Даже если это были вампиры?

Я кивнула:

– Разве что один вампир достаточно сильный, чтобы подчинить себе сознание Роберта. – Я пригляделась к телу, осторожно, опасаясь коснуться круга. Заставила себя глядеть на то, что с ним сделали. – Вообще-то нет, когда начали втыкать ножи, тут уж о подчинении сознания речь не шла. Человека – да, человека они могли бы так растянуть, и он бы в это время улыбался, но не другого вампира. Соседи ничего не видели и не слышали? Пусть Сполдинги замешаны и потому лгут, но кто-то должен был что-то видеть или слышать. Он не подставил горло, как овца.

– Все говорят, что нет, – сказал Дольф. Сказано было так, будто Дольф знал: кто-то из них заведомо лжет. Первое, что узнает коп на своей работе, – это то, что врут все. Кто хочет что-то скрыть, кто врет просто, чтобы врать, но врут все. Всегда предполагай, что каждый что-то скрывает, – это экономит время.