— Сейчас вы попадете в Сектор один, и ровно в ту же секунду начнется ваша новая жизнь. Вы пройдете туда, — он указывает на дверной проем в конце зала, — и затем через тоннель к воротам. Надеюсь, к моменту, когда на воротах загорится зеленый огонек, вы окончательно отпустите все, что было до того, как вы оказались в моих владениях. Надеюсь, вы забудете о Земле, забудете о надежде туда вернуться и сконцентрируетесь на том, что ожидает вас в ближайшем будущем. Как ваш покровитель и в некотором смысле отец, я считаю своим долгом дать вам последние наставления и выпустить в этот суровый мир. Там, в Секторе один, вас ждет свобода… в какой-то степени. Занимайтесь чем угодно: будьте одинокими волками или вступайте в наши местные кружки любителей вышивать крестиком. Мне без разницы, но хотелось бы, чтобы вы жили. С другой стороны, нарушите мои правила — и ваше выживание будет под сомнением. Не волнуйтесь, скучать вам не придется. Скучающие, как правило, надолго у нас не задерживаются. — Браун, улыбаясь, театрально указывает на выход из зала.

Охранники поспешно подходят к заключенным, высвобождают их и строем ведут к выходу. Конвой оказывается в тоннеле, в конце которого действительно возвышаются дугообразные ворота, состоящие из мощной металлической рамы, прутьев и проводов. Горящая красным лампочка дожидается новичков. Конвой останавливается. Один из охранников подходит к электронному аппарату, вмонтированному в стену. Нажимает на кнопку и произносит: «Открыть ворота, Сектор один».

В этот раз лампочка загорается зеленым, звучит сигнал. Стоявшие по ту сторону ворот заключенные расступаются. Охранник изнутри дает знак смотровой, и оператор, нажимая на клавишу, открывает ворота. Взгляды трех сотен обитателей колонии устремляются на вход.

Новые овечки прибыли. Конвой входит. В противоположном конце сектора заметны ворота, через которые их ввели в первый раз.

Первый день был незабываем, и именно он определил, кто есть кто. Стоун, знакомый с тюремным бытом в основном по фильмам и сериалам, прекрасно осознает, что предстал перед всеми не в самом выгодном свете. Ему лучше держаться своих, если Оскара и Бенуа вообще можно назвать своими.

Конвой останавливается в центре площадки и направляет взгляды на смотровую, в центре которой Стоун замечает Брауна. Все ждут команды. Услышав сигнал, охранники разворачиваются и поспешно уходят. Теперь новички сами по себе.

Колонию охватывает неловкое молчание, которое постепенно переходит в шепот в обоих секторах. Начальник наблюдает за дальнейшими действиями новоприбывших. Он чего-то ждет, и триста третий это понимает. Все это понимают.

Овечки, несмотря на то что между собой толком не знакомы, инстинктивно жмутся друг к другу, и этот животный инстинкт мистер Браун наверняка считает занимательным.

Сквозь толпу, расталкивая других, идет высокий накачанный парень — короткая копна светлых волос, широкая челюсть, несоизмеримая с верхней частью лица, и кривой нос. Он подходит к ним ближе. Кивает другим заключенным, и новичков плавно окружают. Злобные взгляды сверлят девятку со всех сторон. Кулаки сжимаются. Глаза главаря стреляют в сторону смотровой, и становится понятно: что-то, что должно сейчас произойти, — не столько устоявшиеся местные порядки, сколько пожелание режиссера.

Девушки в ожидании зрелища также собираются у забора. Заметив их, Стоун приходит выводу, что все знали и, вероятно, ждали этого момента. Все, кроме них.

Овечки медленно поднимают руки, готовясь вступить в неравный бой. Перешептывания все громче. Стоун и Оскар испуганно делают пару шагов назад, но пятиться некуда. Упираются в спины других, которые пятятся так же. Они понимают, что драки не миновать.

Один заключенный нарушает негласные правила колонии, показательно опустив кулаки. Тест не может начаться, пока все участники не будут готовы. Громила этим явно недоволен. Он подходит ближе к нарушителю. Хоть Бенуа и выше, но блондин выглядит более устрашающим. Серая водолазка на его широченном теле растянута до предела. Встав впритык к триста второму, он, ни слова не говоря, разводит руками: займи стойку и защищайся, в чем дело? Бенуа смотрит на него без интереса.

— Защищайся! — наконец выдает здоровяк.

— Я в эти игры не играю, — отвечает Бенуа и делает шаг в сторону.

Схватив за воротник, здоровяк тянет его к себе.

— Ты скоро поймешь, что это не игры.

Стоун, будто взывая к здравомыслящим, окидывает взглядом всю колонию. Половина заключенных не заинтересована в участии в мордобое, но ему от этого не легче, ведь никто не планирует за них вступаться. Некоторые парни сидят в открытых камерах, другие — у ограждений на своих этажах, но все без исключения смотрят на них, в том числе тот дерзкий крикун, или, как назвал его начальник, Дикарь. Он стоит на самом верху, у своей особой камеры. Молча наблюдает за ними и иногда поглядывает на смотровую.

Градус недовольства повышается по мере того, как оскорбительные крики агрессивной толпы становятся все громче. Летит первый ботинок и попадает в лицо одного из новичков. Бенуа оглядывается и видит, что Оскар держится за кровоточащий нос.

— Ах вы ж суки, ботинками кидаться будете?! — кричит в толпу Оскар, берет снаряд, бросает обратно и этим дает начало танцам.

Воспользовавшись замешательством, здоровяк бьет по лицу Бенуа, затем, схватив его за ноги, поднимает над собой и, будто мешок с песком, бросает в разъяренную толпу. Человек, на которого, вероятно, как и Стоун, надеялись все остальное новички — их основная защита — мгновенно выбывает из строя. Стоун, не имея более прикрытия, в панике пытается хотя бы блокировать удары. Триста пятый, только что стоявший рядом, уже лежит на земле, отчаянно пытаясь укрыться от пинков. Другой, зачем-то развернувшись и найдя брешь среди нападающих, пробивается к забору, хватается за него и, сопровождаемый треском электричества, отлетает обратно. То, что он не шевелится, к сожалению, не становится ни для кого причиной оставить его в покое. Одного за другим стоявших рядом новичков выхватывают. Тот, кто еще десять секунд назад отбивался, лежа на полу, теперь без сознания и больше не интересен заключенным. Озверевший Оскар, в поисках владельца ботинка нырнувший в толпу, и вовсе пропал. Крики, стоны со всех сторон — и вот первый ощутимый удар находит челюсть Стоуна. Яркий свет перед глазами, мысли разбегаются. Не успевая прийти в себя, он получает ногой в живот. Кто-то хватает его за длинные волосы и добавляет коленом по лицу. С этого момента ориентир в пространстве окончательно утерян. Крики, удары, боль теперь уже ничего не значат, даже страх улетучился. Мгновение спустя Стоун уже на полу. Где-то среди леса ног он различает Бенуа, отчаянно обороняющегося, на нем рвется та самая чистая и свежая роба.

Если вначале это все казалось проверкой, то теперь стало отчетливо ясно: задача толпы — произвести контрольный выстрел, уничтожить последнюю надежду вернуться домой.

Свист в ушах и расплывчатый мир вокруг. Несколько человек хватают Стоуна и поднимают. Он оказывается над обезумевшими заключенными. Рядом с ним словно из воды всплывает и тело Оскара. Вся девятка теперь плывет по рукам. Они — будто подношение чудовищу, откуп.

Если это и было некое посвящение, то удалось оно на славу, судя по радостному реву: девять окровавленных тел — прекрасное тому подтверждение.

Стоун с трудом, через кровь и распухшие скулы, разглядывает человека рядом. Оскар в отключке. Триста третий потерянно смотрит в другую сторону, за забор, отделяющий их от Сектора два. Девушки наблюдают за этим обрядом. Кому-то на той стороне нравится зрелище, но в целом возгласов одобрения нет.

Гвалт утихает. Участники побоища направляют взгляды на смотровую в ожидании чего-то, и в этой тишине Стоун слышит лишь гул у себя в ушах. Он поднимает глаза и видит Землю — дом, все мосты к которому сожжены.

Начальник Браун самодовольно наблюдает за происходящим. Подношение сделано. Выставив перед собой руки в черных кожаных перчатках, он начинает неспешно хлопать, и этот звук через динамики бежит во все уголки колонии.