— Вот это уже деталь. «Имаго аними вультус эст» — «Глаза — зеркало души». Если ты смотрел в глаза, то ты смотрел в саму душу. Понимаешь? Ты увидел душу? Ведь так?

— Да, сэр. Я увидел душу, — отвечает Стоун, думая: «Что угодно, что угодно! Видел все! Лишь бы это прекратилось…»

— Все слышали? Наш дорогой друг, триста третий посетитель «Мункейджа», с первого взгляда влюбился в глаза! Влюбился, увидев душу человека! — Начальник оглядывает зевак, затем, нагнувшись к Стоуну, воровато шепчет: — Ты увидел душу. Помни об этом. — Стоун, не пытаясь скрыть испуг, заговорщически кивает в ответ. — Оранжевые глаза, говоришь?

— Да, сэр.

— Глаза такие — будто два маленьких солнца? — продолжает интересоваться начальник, посматривая на девушек, но, судя по его ухмылке, он уже знает, о ком идет речь.

— Да… — выдавливает из себя Стоун.

Браун выдыхает, выпрямляется и объявляет на всю колонию:

— Луна! — Девушки переглядываются между собой. — Поздравляю… Она особенная, но… — добавляет начальник едва слышно, — эти глаза могут обжечь.

Луна, грациозно обходя других девушек, выходит из толпы и быстрым шагом приближается к забору. Никакого промедления. Отточенный шаг. Будто кошка. Ее кажущийся холодным взгляд не выражает ничего. Луна останавливается в двух метрах от них. Теперь заметен легкий, но умело скрываемый страх.

— Что ж, пацан, не знаю ничего о твоих похождениях на Земле, но вкус у тебя есть. Она идеальная.

Триста третий и сам видит, что она особенная. И это не любовь с первого взгляда. Стоуну сейчас не до того. Это просто понимание, что эта девушка действительно в себе что-то несет. Стоун программист и видит людей как файлы — понимает, когда они несут в себе информацию, скрытую за привычным форматом.

— Ближе, моя девочка, — манит ее Браун.

На секунду и Стоун, забыв о страхе, смотрит на нее, но затем приходит в себя и опускает глаза на отведенную в сторону дубинку. Луна подходит ближе и останавливается возле забора.

— Протяни руку, — аккуратно добавляет Браун, и она просовывает руку меж решеток сперва забора, а затем и клетки. Светлая ладонь слегка разворачивается к Стоуну. — И ты, мой мальчик, давай, потянись к ней.

Освобожденные тяжелые руки Стоуна делают то же самое, но не достают. Дребезжит цепь. Луна не смотрит на него, ее глаза опущены, и в них можно разглядеть разве что пустоту. Дребезжат кольца на ногах Стоуна, цепи, держащие жилет, натягиваются. Рука замирает. Так близко, что Стоун почти ощущает тепло кончиков пальцев.

— Как жаль. Любовь так близко и так далеко. Тебя держат кандалы и клетка, а ее — решетка и электричество, — объясняет ситуацию Браун. — Так уж и быть! Освободить его!

Охранник освобождает измученного юношу. Стоун сразу падает на колени.

— Если ты не собираешься делать ей предложение, то лучше бы тебе подняться на ноги! Я, возможно, несколько старомоден, но мужчине не стоит показывать себя таким… слабым перед дамой сердца. Тем более в таком месте.

Стоун встает, держась одной рукой за прут. Делает шаг к ней. Теперь они могут достать друг друга.

— Луна, ну же, посмотри на него, — подогревает интерес начальник. Огромный экран на стене транслирует постановку режиссера Брауна. — Скромничаете? Ты хочешь ее? А, самец? Давай, скажи мне, ты же хочешь ее? Где твои животные инстинкты? Не рассказывай мне сказки про чистую любовь. Она невозможна без первобытных инстинктов! Ты ведь ее хочешь?

— Да… — коротко отвечает Стоун, стыдливо отводя взгляд.

Всем видом он старается показать незнакомке, что им манипулируют и у него нет выбора, но незнакомке, кажется, все равно. Ее глаза смотрят сквозь него.

— Дотроньтесь друг до друга.

Луна стоит с протянутой рукой. Стоун тянется к ней. Медленно и бережно он берет ее за руку.

— Познакомьтесь.

— Меня зовут Луна. — Голос холодный, будто голос андроида.

— Дэниел Стоун, — отвечает триста третий.

Она опять опускает глаза в пол. Стоун предполагает, что она тоже смущена.

— Прекрасно! Дамы и господа, в данный момент вы — четыре сотни заключенных — стали свидетелями зарождения любви с первого взгляда! Звериной! Я вас всех поздравляю! — Браун хлопает, затем резко останавливается. — А теперь я преподам вам — новичкам — урок, а всем остальным напомню, чем грозит любовь в совокупности с нарушением правил. Триста третий! — Начальник Браун опять включает электрическую дубинку, сразу на полную мощность, и подносит к спине заключенного.

Зрачки Луны едва заметно дрожат, а ладонь дергается. Ее дыхание учащается. Но Стоун уже ничего не чувствует. Он сжался в ожидании боли.

— Мистер Стоун, возьмитесь за забор второй рукой, иначе я ударю вас шокером в позвоночник. Уж поверьте, хуже боли быть не может, и даже не надейтесь, что потеряете сознание.

Первобытный страх возвращается к заключенному. Браун кивает Риггсу — электрический гул от забора нарастает. Суровый урок будет преподан.

— И-и-и? — протягивает Браун.

Триста третий замечает легкое движение губ Луны. «Давай», — читается по губам, но безмолвный призыв опровергается ее дрожащей рукой. Стоун подносит руку к гудящему пруту. Луна опускает голову, невольно сжимает его ладонь и жмурится.

— Я жду, Стоун! — рявкает за спиной Браун.

Стоун притрагивается к решетке. Резкая боль проходит сквозь руку в голову, и дальше, по другой руке, электричество находит путь к Луне и сбивает ее с ног. Стоун тоже отлетает назад и бьется о клетку, падает на пол. В глазах сначала вспышка, затем темнота, в ушах — гул. Онемевшая рука, затвердевшая спина и сбитое дыхание. Триста третий пытается нащупать пол, затем — прутья решетки. Держась за них, он ждет продолжения, но ничего не происходит. Наконец картинка перед глазами проясняется. Он приходит в себя и видит Луну, пытающуюся встать на ноги. Она держится за руку и корчится от боли.

— Итак, что вы должны усвоить из нашего урока? Во-первых — никому, мать вашу, никому нельзя на сторону Сектора два! Ну, и из Сектора два в Сектор один, соответственно, тоже. Если вас не остановят забор и напряжение, то остановят они. — Браун указывает на охранников. — У вас есть всего один шанс попасть в Сектор два, и вы должны его заработать! Во-вторых — у вас нет шансов выбраться отсюда! Посмотрите на триста третьего! Смотрите, любовь освободила его тело от цепей, видите? Он свободен от оков, но все еще находится внутри клетки. На территории колонии «Мункейдж» вы свободны от цепей, но вы все равно внутри клетки. Захотите любви, вам придется пройти через адскую боль, после которой любовь для вас будет особенно сладка. О чем ты сейчас думаешь, Стоун?

— О боли.

И правда, боль — единственное, что он чувствует в данный момент.

— Запомни это чувство, его у нас в изобилии, и этому способствует первый в нашем списке источник страха и боли — электричество! — объявляет Браун, разводя руками, будто режиссер, вышедший на сцену театра для получения своей порции аплодисментов. — Вопросы? — обращается начальник к новичкам. Те молчат. Поворачивается ко всем заключенным: — Быть может, у вас накопились ко мне вопросы? — Тишина. — Отправьте новичков во временную.

— Да, сэр, — отвечает охрана и, включая шокеры, быстро подходит к клеткам.

Одного за другим они вырубают новичков. Стоун только овладевает своим телом, как видит боковым зрением человека в черной форме, а вместе с ним приближается и гул.

— Нет, нет, пожалуйста, — мямлит Стоун, не имея возможности даже приподняться. Последнее, что он замечает перед собой, — это девушка, Луна, которая скрывается среди своих.

В некотором смысле слова мистера Брауна подтверждаются: она может обжечь. А еще исполняется его обещание, ведь после касания дубинки Стоун мгновенно отключается, словно кто-то вырубил свет.

Овцы — волкам

Очнувшись, Стоун встает не сразу. Он снова в клетке, но на этот раз в большой. Лежит на металлической койке у стены. Приподнявшись, понимает, что это огромная тюремная камера. Голова трещит, будто попал в аварию.