— Да, сэр! — слышится ответ.
— Итак, шокер. Если поставить его на максимум, то можно услышать такой гул. — Браун неожиданно засовывает шокер в клетку Стоуна. Тот испуганно отдергивает голову. Жужжащий, почти искрящийся кончик приближается и замирает в паре сантиметров от шеи.
— Нет, нет, нет, пожалуйста, — взмаливается триста третий.
— Послушай, послушай внимательно и запомни этот звук.
Дальше голову не отвести, и Стоун держится на ногах, слегка подрагивая всем телом и пытаясь представить, что находится в другом месте. Без шансов. Гул шокера словно пробирается по позвоночнику в глубь мозга, вызывая неимоверный страх. Стоун, перестав молиться, морщится в ожидании адской боли.
— Запомнил? — до жути мягко спрашивает начальник.
— Да, да, да… — тараторит Стоун.
— Вот и молодец. Расскажешь всем остальным, что чувствуешь?
— Да, да, сэр.
— Спасибо.
Облегчение наступает, когда Браун отводит шокер.
— Продолжим урок. Ударив этой штукой по любой конечности, я моментально ее отключу. Спасибо Богу за то, что изобрел паралич! — Браун бьет в коленный сустав Бенуа Мусамба, и тот падает на одно колено, с трудом сдерживая крик. — Ударив в область сердца, я могу как вызвать временный перебой, так и полностью вывести из строя ваш ценнейший орган. Но самое лучшее свойство, — Браун театрально вертит дубинкой, а Стоун молит Бога, чтобы начальник случайно не задел его клетку, — раскрывается, когда дотрагиваешься им до головы. Никакой боли. — Браун подносит к бритому затылку Бенуа шокер. Стоун, не видя лица триста второго, даже не может предположить, что тот чувствует. — Отключение мозга. Это как вырубить электричество. Вы моментально превращаетесь в овоща, и целый час ваше тело пребывает в блаженном состоянии — будто парите в космосе. Риггс, покажи всем!
Окно смотровой оказывается еще и экраном, на который проецируется видео. Крупным планом взяты начальник и триста второй. Квадрокоптер с камерой подлетает ближе, картинка увеличивается. Теперь все устремляют взгляды на экран.
«Хватит, хватит, хватит», — молит про себя Стоун.
Бенуа, опустив голову, все еще стоит на одном колене. Легкое касание затылка, звук вылетающей искры — и гигант моментально отключается. Все заключенные вздрагивают. Им не привыкать видеть подобную картину, но от этого не легче. Ком в горле не дает Стоуну вдохнуть. Он прерывисто пытается сделать глоток воздуха, будто астматик. Одна мысль в голове: «Только не я. Пожалуйста, только не я следующий».
— Продолжим экскурсию. Вы потом расскажете этим двум шутникам, чем все закончилось, — улыбаясь, произносит Браун, небрежно указывая кончиком дубинки на Оскара и Бенуа. Промежуточное облегчение настигает Стоуна, но начальник может и передумать.
Браун подходит к его клетке.
— Триста третий… — Он нагибается к новичку, закрывает рукой микрофон, тянущийся от уха, и тихо говорит: — Интересно, почему твое дело засекречено? Что ты такого натворил?
— Я здесь по ошибке, — выдавливает из себя Стоун, мотая головой.
Браун, разочарованный ответом, поджимает губы, отпускает микрофон и продолжает играть на публику:
— Я удивлен, что ты до сих пор не обмочился, а ведь при нашей первой встрече ты… Впрочем, не буду тебя смущать перед новыми друзьями. Урок уважения ко мне мы преподали вместе с триста первым. Урок устрашения мы преподали с триста вторым. По крайней мере, попытались. А урок соблюдения правил я преподам вместе с тобой. — Начальник подается вперед, и его лицо оказывается между прутьев. — Итак, вопрос. Тебе нравятся девушки?
Сквозь пелену страха и гул в ушах тяжело различить услышанное. Тысячи мыслей поражают сознание: «В каком смысле? Да или нет? Нет или да? Как ответить, чтобы не закончить как эти двое? Как сделать так, чтобы он был доволен? Промолчать? Улыбнуться? Что он спросил?»
— Извините, сэр, что? — осторожно переспрашивает Стоун.
— Тебе девушки нравятся или ты из тех, кто с парнями? Я не осуждаю. У нас тут полная свобода… в некотором смысле.
— Н-нравятся.
— Нравятся, сэр, — терпеливо поправляет его Браун, выдавив улыбку.
— Нравятся, сэр!
— Точно? Или стесняешься признаться? — продолжает тот докапываться.
— Точно. Точно! Нравятся, сильнее некуда!
— О да! Вот так лучше! Теперь я вижу, ты самец, триста третий. Как и я! Мы оба самцы! Я сделаю тебе подарок. Взгляни направо, на Сектор два, пожалуйста.
Очередная мысль пронзает голову: «Если повернусь, он повторит свой фокус».
— Повернись, повернись. Не бойся. Это разрешено. Как я могу запретить парням и девушкам смотреть друг на друга, — хитро улыбается начальник. Невероятная смесь силы и мерзости в одной улыбке. Стоун медленно поворачивает голову. — Молодец. Как мы с тобой определились недавно, ты самец! Твой долг продолжать род и бесперебойно размножаться. Так ведь?
— Да, сэр.
— Выбери самку, достойную тебя, достойную продолжения рода твоего!
— Выбрать, сэр?
— Да, да! Выбери — и укажи на нее пальцем. Любую! — Начальник отдает команду одному из охранников, и тот, подбежав к клетке, снимает с рук Стоуна железные кольца, прикоснувшись к ним чем-то вроде бейджика, вытягиваемого из рукава. — Давай, просто укажи на нее. Но… — Браун поднимает указательный палец и, подавшись ближе, глядя словно в саму душу, произносит: — Только на ту, что сердцу мила, понял? Мы тут поддерживаем любовь разными мероприятиями. Так ведь?! — обращается ко всем заключенным первого сектора, стоящим за его спиной. Браун другим концом дубинки легонько стучит по груди в области сердца заключенного. — Еще раз. Только на ту, что действительно отзывается в твоем сердце. Понял?
— Да.
— Ну, выбирай.
Глаза Стоуна бегают по осужденным девушкам. И они, и парни носят одну форму, только у первых она оранжевая, а у вторых темно-синяя.
Стоун не может остановить взгляд ни на одной. Перед глазами все мутнеет, расплывается. Мешает не столько пот, щиплющий глаза, сколько страх, не позволяющий сфокусироваться хоть на ком-то. Начальник хищно пытается вглядеться в толпу вслед за Стоуном.
— Извините, сэр. Среди них ее нет.
— Кого ее?
— Той, что в моем вкусе.
— Ах ты ж, сукин сын, нет, говоришь? Тебе не нравятся наши красавицы? — Электрический гул приближается.
— Есть! Есть!
— Есть? Точно? Она среди них?
— Да!
— Ты уверен? Может, все-таки нет? Может, тебя ждет любимая на Земле?
— Нет, нет! Она тут! Точно тут!
— Я так и думал! — ликует Браун. — Не надо стесняться своих чувств! Эти люди, — обводит взмахом дубинки всю колонию, — теперь твоя семья, а от семьи секретов быть не может! Покажи мне ее, будь добр.
Стоун испуганным взглядом пробегается по толпе. В его голове только страх. Он даже не видит девушек, не пытается никого найти. Кого бы он ни выбрал, у нее будет столько же проблем, сколько и у новичка, но сейчас Стоун этого не понимает. Он ничего не понимает и лишь пытается найти наиболее короткий и наименее болезненный путь остановить мучение.
— Я теряю терпение, парень. Хочешь немного мотивации? — начальник Браун подносит шокер к паху Стоуна.
— Нет, нет, нет, нет, с-сэр, я ее видел.
— Шепни мне на ушко, может быть, я помогу. Я тут давно. Знаю всех в лицо. Как она выглядит? — Браун, заговорщически оглянувшись, подходит максимально близко к клетке.
— У нее красные волосы… Бритые виски…
— Нет, нет, я не буду искать ее по таким… признакам. — Браун брезгливо выплевывает слова. — Мне нужно что-то особенное, что-то, что выделяет ее среди остальных. Причесок у нас много, и цветов — как на радуге. — И правда, у девушек самые разные прически самых разных цветов. — Мне нужна особенная деталь. Ты же не собираешься мне сказать, что полюбил ее из-за чертовых волос? Или из-за пышных губ?
— Нет, сэр.
— Дай мне деталь, или я поджарю кое-какую твою деталь, после чего тебе уже точно будет не до девушек! — Шокер все ближе к паху.
— У нее… другие глаза… Они как бы…. Не знаю, какой это цвет. Может, мне так показалось. У нее оранжевые глаза, — почти мямлит Стоун.