— А, проснулся, Ромео. — Триста первый оказывается над головой Стоуна. — Они еще спрашивают, как память! Представляешь? После таких электрических, мать их, заходов, они спрашивают, как моя долбаная башка! — Триста первый выказывает свое недовольство, шагая из стороны в сторону. — Что думаешь, Бенни?

— Меня зовут Бенуа, и закрой свой рот, — отвечает триста второй.

Болтун фыркает и переключает внимание на Стоуна:

— Ты как?

— Они повернуты на электричестве, — бубнит Стоун и устало садится на койку. Во всей большой камере только они втроем.

— Оскар Эдуенсо. — Триста первый протягивает руку, а другой рукой указывает на триста второго. — Здоровяка зовут Бенуа Мас…

— Мусамба, — выдает раздраженно темнокожий парень. Он сидит в углу не двигаясь, будто пытается медитировать.

— Где мы? — спрашивает Стоун.

— Ну, это типа клетка временного пребывания. Я так думаю.

— А все остальные?

— В таких же. Нас поделили. Когда я очнулся, их как раз уводили дальше. Три по три. — Оскар парирует каждый вопрос моментально. Ему не сидится на месте. Он постоянно куда-то оглядывается, будто стоит на стреме во время ограбления. Теперь понятно раздражение Бенуа.

— И сколько мы здесь?

— Тут нет часов, так что не знаю, сколько я уже тут. Проверил вас, думаю: дышите — уже хорошо. Вот недавно очнулся Бен, и теперь ты.

Слегка пошатываясь, Стоун встает на ноги. Камеру сверху освещают два вялых прожектора, а по сторонам мрак. Судя по эху, помещение большое.

— А он что? Медитирует? — тихо спрашивает триста третий, кивая на Бенуа.

— Спросил, где тут дверь, я показал, в какую сторону увели других, и теперь он только туда и смотрит. По ходу, опытный. Нам повезло, что он с нами. Ты малость хил, я мелкий, а на него посмотри — гора мышц. Это парень полезный.

— Скорее опасный, — комментирует Стоун, тоже вглядываясь в конец камеры.

Бенуа сидит неподвижно. Со спины нельзя разглядеть, смотрит ли он куда-то конкретно или вовсе умудрился в таком положении уснуть.

— Внимание! Осужденные триста один, триста два, триста три! Встать в ряд так, чтобы прожекторы освещали ваши лица, — звучит голос через микрофон.

Следуя приказу, они встают. Прожекторы над головами фокусируются, вырисовывая освещенную линию.

— Отойти друг от друга на расстояние вытянутой руки. Смотреть на красную лампу. — Они отодвигаются. — Раздеться полностью.

Оскар возмущенно оглядывается, ожидая от новых знакомых поддержки. Лицо Бенуа не выдает никаких эмоций, но следовать приказу он не спешит. Стоун нерешительно смотрит на обоих.

— Раздеться! — Команда звучит жестче.

Бенуа легким движением снимает куртку, а за ней — и водолазку. Из темноты появляются знакомые искорки и сопровождающий их гул. Остальные двое, практически одновременно пожав плечами, тоже раздеваются. Прикрыв руками половые органы, они пытаются различить в темноте хоть что-то.

— Руки по сторонам!

— Суки… — бурчит Оскар.

— Замолчи, — цедит Бенуа.

— Стоять смирно!

Красный огонек начинает мигать. Затем на груди Оскара появляется красная точка. В ответ он неразборчиво ругается на испанском. То ли молится, то ли сыплет оскорблениями. Стоун жмурится в ожидании выстрела, но луч неожиданно начинает расширяться и сканирует всю камеру от пола до потолка, включая тела заключенных.

— Повернуться направо.

— От кого?! — не выдерживает Оскар.

Бенуа молча поворачивается. За ним и остальные. Сканер делает свое дело.

— Налево. Повернуться и идти к стене. Руки на стену. Ждать.

Прутья камеры поднимаются. Загорается свет сбоку — там, куда смотрел Бенуа.

— На выход. Одежду оставьте здесь.

Голышом через мрак они идут к ярко освещенному дверному проему — настолько светлому по сравнению с этим помещением, будто их призывают на небеса. В коридоре их встречают два охранника, которые выглядят стандартно для колонии: черная форма со множеством карманов, дубинка в руке, тонкая пластина вроде бронежилета на груди и маска, на которой вместо разреза для глаз черные моноочки.

Один охранник идет впереди конвоя, второй — сзади. Светлые коридоры с металлической обшивкой сменяются на поворотах один за другим. По дороге им никто не встречается. В голову Стоуна, идущего последним, зачем-то проникает идея побега — ведь можно просто рвануть в любой из поворотов. В теории Мусамба вполне может взять кого-нибудь из охраны на себя, а на другого нападут Стоун и Оскар. Мысли быстро выветриваются из головы после толчка охранника. «Идиот. Это же гребаная Луна. И что ты собрался делать? Поднять бунт и захватить космический корабль?»

— Прибавить шаг!

Следующая остановка — душевая. Их загоняют в общую полтора на полтора, и дверь закрывается.

— Руки к стене!

Осужденные упираются руками в стенки душевой, практически чувствуя тепло тел друг друга, и ждут. Неожиданно в них прямо с потолка бьют сотни струй горячей воды. Опять боль — привычное, видимо, в колонии состояние. Довольно быстро, не выдерживая температуры, Стоун и Оскар убирают руки от стенки и с криками забиваются в углы, пытаясь спрятать лицо. Они извиваются, будто прожаривается каждая клетка их тел. На миг через пар проглядывается Бенуа. Он молча стоит у стенки сначала спиной к ней, затем медленно поворачивается лицом навстречу кипящим струям и, закрыв глаза, ждет. Душ останавливается.

— Встать! — звучит команда. Превозмогая боль, осужденные поднимаются с пола. В плотном пару тяжело не только смотреть, но и дышать. — Руки к стене!

Очередь холодного душа. Несколько секунд наслаждения сменяются мукой. В голове одна мысль: «Горячая вода была терпимей». Упав на пол, снова бьются в неистовом крике. На лице камерунца та же пустота. Он выполняет все движения словно на автомате, будто действительно находится в душе — даже успевает протереть подмышки, поковыряться пальцами в ушах. Делает он это сосредоточенно, спрятав болевые ощущения где-то в глубине себя. Вода выключается так же резко, как включилась.

Стоун и Оскар сидят на полу, прижав колени к груди. Пар растворяется. Красная кожа, красные глаза и дрожащие губы.

— З-з-забыл д-д-дома ш-ш-шампунь, — комментирует Оскар.

Стоун молча смотрит на него несколько секунд и, не удержавшись, начинает хохотать. Оскар подхватывает. Бенуа, качая головой, все же улыбается.

Оказавшись в следующей комнате, они подходят к столу, на котором лежат три комплекта тюремной формы.

— За одно их можно похвалить. У этих ублюдков все по плану, профессионально, — говорит Оскар, затем берет в руки штаны и вдыхает их запах. — Люблю профессионалов.

Стоун замечает, что из них троих он один чувствует негодование. И не оттого, что он на спутнике Земли, а больше оттого, что вообще находится под арестом. Для Оскара эти процедуры кажутся привычными, а Бенуа ведет себя так, будто все, что с ним происходит, вполне заслуженно.

Стоун нерешительно берет в руки белую футболку. Одежда на удивление чистая, свежая и даже приятная на ощупь. И видеть, и ощущать это как-то дико в таком месте, особенно после того, что с ними только что было. Просто аккуратно сложенная одежда. Единственное, что мешает теперь расслабиться, — постоянное преследование: везде камеры и динамики, через которые звучат команды облачиться в новую форму.

Следующая остановка опять через длинный светлый коридор в большом зале. Стоун много раз бывал в таких залах для презентаций, брифингов и выступлений. Разница лишь в том, что здесь все стулья металлические и прикреплены к полу. Девять стульев — новая партия из девяти заключенных. На первые три в соответствии с номерами садятся Оскар, Стоун и Бенуа. Охранники сразу фиксируют их измученные кандалами кисти на подлокотниках.

Через пять минут входит следующая тройка новичков, а за ними и последняя. Не меньше десяти охранников, по пять с обеих сторон зала, держа в руках дубинки, словно ждут любого повода пустить в ход свои навыки.

На сцену выходит мистер Браун. Он садится в кресло и некоторое время молча смотрит. Затем, выдохнув, встает и говорит: