Смешок.

Скрип досок моей многострадальной кроватки.

— Так и быть. Пойду, пожалуй, гляну, что там от вчерашних зайцев осталось. Сюда заглядывать не буду, не трусь, переодевайся спокойно.

С огромным трудом сдерживаюсь, чтоб хоть одним глазком не вылезти и не проводить взглядом. Естественно, только для того, чтобы убедиться, что он и правда ушёл. А то мало ли. От таких котов наглющих чего угодно можно ожидать.

Выжидаю всё-таки какое-то время для приличия — пока из-за стеночки не раздаются шумы.

Звякание посуды, скрип двигаемого стула, посвистывание…

Встаю, переодеваюсь в льняное домашнее платье, заплетаю косу, и всё это время невольно прислушиваюсь к ним.

Слишком уютные какие-то звуки. Так и привыкнуть же можно. А мне нельзя привыкать.

Становится грустно. Пара дней, сказал?

— Ого! А здесь у нас что? Та-а-ак… Остаться на подольше становится всё более заманчивым вариантом.

Сломя голову несусь в кухню.

Так и есть! Зараза наглая нашёл вход в лабораторию.

И теперь стоит, задумчиво изучает откинутый квадратный лючок, под которым спускается лестница в подпол. Да как он?..

Заслышав мой топот, вскидывает на меня смеющийся взгляд.

— Ты что, правда думала, я под твоим этим куцым ковриком не нащупаю здоровенное стальное кольцо?

Сглатываю комок в горле.

Чёрт бы его побрал, этого кота. С его слишком чувствительными босыми лапами. На голых… ну ладно, почти голых… гостей я как-то не рассчитывала, когда прятала.

Я ещё только прикидываю, какие аргументы подобрать, чтоб настырный котяра не полез в мою святая святых — а он уже спрыгивает мягко прямиком в полумрак подпола. Игнорируя приставную лестницу, конечно же.

Обречённо вздыхаю и кидаюсь вдогонку пересчитывать ступеньки.

— Если ты только расколотишь там что-нибудь!! — пыхчу.

А сама уже прислушиваюсь, готовая услышать жалобный звон какой-нибудь дорогой моему сердцу колбочки или реторты…

Но из подпола под моими ногами доносится только удивлённое присвистывание.

— Эй! Как ты умудрилась заставить их светиться?

Это он про мои букеты ромашек на стенах, которые источают ровный желтоватый свет огромными, почти с ладонь сердцевинками.

Скатываюсь с последней ступеньки чуть не кубарем и кидаюсь грудью на защиту своего последнего удавшегося детища. Но он вроде не собирается срывать их со стен или мять, и я невольно пускаюсь в объяснения.

— Ну… эссенция из левых надкрылий таарнского бронзового светляка. Правые почему-то не годятся…

— Чем закрепляла эффект?

Чужак трётся об меня плечом, потому что наклоняется ближе и рассматривает светильники. Моего собственного, между прочим, изобретения! Смущаюсь, отодвигаюсь немного.

— Слизь рогатой жабы. Только надо собирать не любую — стабилизирующий эффект имеет только та, что образуется раз в месяц…

— … В полнолуние, да. Но она же должна блокировать любые посторонние магические эманации?

— Ха! Это если сразу намазывать. А если добавить немного сока звездчатки в пропорции два к одному, то он разбавляет консистенцию и лишает изолирующих свойств без утраты основного действующего вещества!

Кот потирает задумчиво подбородок.

— Ясно. И долго держит свет?

— Одного цветка мне хватает примерно на неделю, потом менять надо. Эти, видишь, уже почти не светятся, а до полнолуния еще жить и жить, так что скоро придётся опять дымить свечами…

— Кору дуба толчёную, в фракции размером с пыльцу берёзы, не пробовала добавлять? Чтоб закрепить звездчатку? Она у тебя испаряется быстро, от этого слизь снова приобретает изолирующее свойство, и твоя жучиная эссенция просто перестаёт пробиваться. Дубильные вещества в коре должны помочь остановить процесс.

Я закрываю рот, открытый от удивления, и хлопаю себя по лбу.

— Чёрт возьми, это же гениально! И как я сама не додумалась… так, это надо срочно записать…

Я кидаюсь к большому столу, сколоченному мне когда-то братом из массивных, гладко струганных досок. Стол стоит по центру на самом почётном месте, занимает чуть не полкомнаты и полностью завален бумагами, тетрадями, перьями, склянками и всякой всячиной. Ищу клочок неисписанной бумаги — что оказывается непросто… ещё бы чернильницу в этом хаосе отыскать… так, стоп.

— А ну-ка брысь из моей лаборатории! Тебе здесь вообще-то не место! — оборачиваюсь и тычу пальцем в сторону кота. Который уже бродит вдоль стен и с видимым любопытством разглядывает приземистые стеллажи, заставленные ингредиентами, готовыми эликсирами и результатами моих старых экспериментов разной степени неудачности. Возле черепа рогатого дятла задерживается особенно, давя смех.

— Если что, он не от моих трудов скончался! — бубню обиженно в широкую, мелко подрагивающую спину. Которая, судя по всему, из моего тайного святилища знаний выметаться не собирается. Как и все остальные части тела.

Вместо этого котяра, посверкивая на меня заинтересованно серебряными флуоресцирующими глазами, перемещается ближе. Окидывает внимательным взглядом стол, цепляя стоящий посреди него обугленный чугунный казанок, мраморную ступку с пестиком, впитавшие все цвета радуги от тех трав и ягод, которые я в них толкла, реторту с искривлённым носиком, парочку колб с настойками для следующего эксперимента…

— А это будет что? — кивает на правый сосуд, в котором тихо булькает зелёная густая жижа.

— Самоподогревающийся завтрак! — бурчу я и готовлюсь слышать очередную порцию иронии, которую на меня вываливают все, кто видят в первый раз эту малоаппетитную на вид бурду. Хотя я мало кому показываю. И это уже одиннадцатый вариант, предыдущие десять были намного хуже.

— Удобно в походе, — кивает кот. Наклоняется и осторожно машет лапой над поверхностью колбы, подгоняя к себе самую капельку запаха. — И судя по всему, на вкус будет лучше, чем на вид. За счет чего дополнительный приток энергии? Раз уж греть ты его, судя по всему, не планируешь? Да и огня не вижу.

Он внимательно оглядывает ровную поверхность стола, над которой на тоненькой медной держалке зависла колба.

А я неожиданно понимаю, что ему и правда интересно.

Вот это вот всё.

И меня накрывает неподдельным шоком от осознания этого простого факта.

И от того, насколько, оказывается, приятно, когда тебя кто-то слушает. Тем более серьёзно. Обычно все лишь подтрунивают. Даже Гордевид считает, что лучше бы я направила свои таланты на что-то чуть более серьёзное, чем перекрашивание бабочек в розовый цвет. Ну и не только бабочек.

Вообще… кажется, он первый, кто так с интересом спрашивает.

Если подумать, даже как-то слишком со знанием дела.

— Так чем ты, говоришь, занимаешься? Вообще так по жизни, в свободное время от того, как девушкам кровати продавливаешь? — спрашиваю как бы невзначай.

— А я не говорил, — ощеривается в улыбке кот. Сам двигается дальше, цепким взглядом ощупывая дальние стены лаборатории. Она у меня на самом деле побольше размерами даже, чем хижина. Я тут иногда сутками зависаю, позабыв про сон и еду. А в доме что? Только спать, да есть приготовить. Мне одной там много места и не надо.

— Лучше расскажи-ка мне сама, радость моя, что это ты тут забыла в своей глуши на самом деле. Кто такая? Чем занимаешься?

Я обижаюсь на него за то, что не стал откровенничать, и решаю ничего не говорить тоже.

Ни того, что я — ученица главного друида всего Таарна, великого мага и чародея Гордевида, и когда-нибудь займу его место.

Ни того, что я — единственная сестра вождя всех таарнских племён, под началом которого тысячи вооружённых до зубов воинов и целый отряд ездовых барсов. И мой отец когда-то был вождём, и его отец, и дед, и много-много поколений до них.

— Обойдёшься! — показываю я коту язык. А сама протягиваю молниеносным движением руку.

— Ай! — обиженно восклицает он.

— Ничего, от тебя не убудет.

А потому что нечего так близко подходить и смущать меня. Кладу выдранные из серебристой шевелюры три волоска на предметное стекло, помещаю под хитрую конструкцию из трех соединённых между собой луп.