Зверю его, значит, одиноко стало⁈

Решил, что надо срочно, чтоб было с кем по горам скакать⁈

Ну я ему устр-р-р-рою… р-р-р-р-р…

Оказывается, злиться тоже приятно.

Отпускать эмоции на свободу — приятно.

Вымещать на одном наглом коте накопившееся раздражение за то, что так долго врал, не говорил кто он, не хотел остаться со мной сразу же, как понял, что я его люблю… обманом утащил из Таарна… ладно, это неплохо получилось, но остальное!!

А ещё выяснилось, что когда ты почти равна по скорости, размеру и массе обернувшемуся барсом жениху, вымещать на нём раздражение как-то удобнее.

А уж свирепости сразу после первого оборота у тебя так и подавно поболее будет. Да и клыки, кажется, острее.

В общем, принялся он как миленький улепётывать от злой невесты по всей комнате. Руша и разбивая на мелкие осколки попутно всё, что под лапу подвернётся, и что заденет пышным хвостом. А с чем не успевал разделываться он, с удовольствием крушила я.

Потому что спальня у этого паршивца, как и кровать, и правда была огромная. Но для двух людей. На двух здоровенных кошек как-то рассчитана была не очень.

Так что мы разве что по потолку только друг за другом не гонялись. По стенам пару раз я уж точно сокращала углы.

И всё равно как-то так получилось, что он меня уложил на лопатки.

Даже в кошачьем виде умудрился придавить передними лапами к постели. Наполовину сломанной, правда, и с двумя треснувшими ножками жалобно уткнувшейся в пол. От рухнувшего балдахина совсем ничего не осталось, кроме обрывков. Люстра валялась возле кровати в груде хрустальных осколков, которые перемешивались с синеватыми узорчатыми черепками бывшей вазы. В луже воды плавали лепестки алых роз.

Я рыкнула возмущённо прямо в морду своему коту и попыталась задними когтистыми лапами его с себя сшибить.

Но он спрятал клыки… а потом протяжно лизнул меня через нос до самого уха.

Опять запрещённый приём.

Я разомлела и замурлыкала, щурясь.

Он снова принялся лизаться и урчать от удовольствия…

Я успокоилась окончательно. И…

Спустя несколько минут уже лежала совершенно голая в крепких объятьях такого же голого, и чуть более уставшего жениха. С удовлетворением обнаружила, что парочку отметин от зубов на плече всё-таки ему оставила. Правда, он выглядел подозрительно довольным.

— Ты у меня удивительная — я уже говорил? — мурлыкнул Зор. И вернулся к прерванному занятию. То бишь вылизыванию меня с ног до головы.

Но когда дошёл до живота, я кое-что вспомнила. И отпихнула его голову.

— Зор! Стой… я только что сообразила… но как же… малыш? Я же обернулась прямо с ним… твои трактаты что-нибудь говорили на этот счёт?

Внутри плескалась тревога.

Вдруг это повредило здоровью нашего сына?

Зор посмотрел на меня хитро.

— Не волнуйся, радость моя! Уверен, всё замечательно.

— Но вдруг это как-то отразится…

— С такими родителями у нашего ребёнка всё равно не было ни единого шанса получиться нормальным, — успокоил меня жених.

И с упоением вернулся к своему занятию.

Засыпая на его плече — теперь, наконец-то, не боясь прижаться, обнять, прильнуть всем телом — я пробормотала, сонная:

— Гордевид всё-таки меня убьёт.

— За что это? — не менее сонно проворчал мой жених.

— Ну как. На старости лет искать себе нового ученика… уже в третий раз… ну да ничего, там племяшей столько подрастает, кого-нибудь да выберет… будет стимул жить до двухсот лет, как мы его и просили….

— Старый хрыч ещё всех нас переживёт, — проворчал мой кот, поудобнее устраивая руки на всех местах, которые отныне и навсегда были только его игрушкой.

— Ива!! — прогрохотало где-то в отдалении под аккомпанемент оглушительного стука.

— Ива!!

Двери стучат всё ближе, я втягиваю голову в плечи.

Спешу побыстрее ретироваться в то помещение дворца, которое для меня сейчас безопаснее всего.

Зор вскоре догадывается, где я. В эту комнату входит тихо-тихо мягкими кошачьими шагами. Но даже шёпотом, растягивая губы в клыкастой улыбке, умудряется говорить таким грозным и властным тоном… что мне вдруг ужасно хочется затащить его обратно в постель. Хотя, вроде бы, не так давно из неё вылезли. И вот, на тебе…

— Ива! Милая. Ты зачем перекрасила в розовый цвет всех лошадей личной императорской гвардии⁈..

— Подумаешь! — я пожимаю плечами. — Всего-навсего хотела новую породу вывести. С улучшенной выносливостью. И что-то… слегка пошло не так.

— Слегка?.. — еле сдерживается мой кот. Двигается в мою сторону с таким кровожадным видом, что я отскакиваю назад.

И загораживаюсь от него колыбелью.

Где спит наследник Империи. Второй в списке. Сжимая в пухлой ладошке серебряную погремушку с головой барса — подарок счастливого дядюшки.

Зорхан.

— Ты думаешь, это тебя спасёт? — коварно улыбается муж.

Одним молниеносным броском оказывается рядом.

Подхватывает меня на плечо. Я только ойкнуть успеваю. По-хозяйски прихлопывает по торчащим вверх выпуклостям.

— Коням нормальный вид сама будешь возвращать!..

— Ещё бы знать, как… — тоскливо протянула я.

— … Но не сейчас. У нас с тобой сейчас есть более неотложные дела, — бодро закончил мысль Зор и ещё более бодро потащил меня в сторону двери.

Когда отворил её сапогом и чуть присев, чтоб я башкой не стукнулась о притолоку, протащил меня через дверной проём, я успела уловить кислую мину няньки, сидевшей в углу детской с вязанием. Она уже отчаялась просить нас хотя бы при малыше вести себя прилично. Как положено царственным особам.

— И… какие же у нас есть более неотложные дела?.. — напомнила я мужу, когда он уверенным шагом потащил меня дальше по коридору, остановившись лишь один раз — чтоб подбросить на плече, как мешок картошки, и взяться поудобнее.

— Его императорское величество сегодня за завтраком мне изволили намекнуть, что два человека в списке очереди престолонаследия — по-прежнему как-то маловато.

— Что, вот прям так сразу? Даже отдохнуть не дашь? — возмутилась я.

Ему-то, конечно, наследника ещё одного хочется побыстрее! Чего б и не хотеть! Не ему же носить и рожать. А я от того богатыря, которого он в меня поместил в наш первый же раз, под конец беременности еле передвигаться уже могла!

— Ну, потренироваться-то нужно! — хитро стрельнули в меня серебряные глаза взглядом искоса.

— Вот это другой разговор, — смилостивилась я. И устроилась поудобнее на плече мужа, пока он тащил меня через весь дворец в спальню под осуждающие взгляды придворных, в которых так и читалось: «и когда они уже угомонятся».

Во взглядах мужчин.

Во взглядах придворных дам светилась неприкрытая зависть.

Хотя мы и так для новой спальни взамен развороченной выбрали помещение в самом дальнем крыле дворца — причем, разломав парочку стен и сделав из трех покоев одни громадные, — но, подозреваю, шумели мы всё-таки знатно. Бьющиеся предметы, конечно, из спальни давно уже все поубирали, от балдахинов избавились, но всё равно…

А ну и пусть!

Я за своё счастье заплатила дорогую цену.

Я оплатила его долгими годами одиночества.

И теперь не собираюсь извиняться ни перед кем за то, что так оглушительно, бесстыдно счастлива.

Через два года после нашей свадьбы отец Зора отрёкся от престола в его пользу.

Подозреваю, он слишком волновался, как бы сын в один прекрасный день снова не улизнул куда-нибудь на край света, и решил подстраховаться. Привязать ответственностью так, чтоб понадёжнее.

А сам мой дорогой свёкор продолжил жить в нашем дворце, как и жил, в своё удовольствие, в общем-то. Только без обременительных обязанностей и кипы бумаг, которой ему раньше досаждали придворные. Теперь они бросились досаждать этим Зора.

Ну и полагаю, в отместку, чтоб не одному мучаться, Зор сдержал-таки своё обещание.