Нет, сначала старуха ещё артачилась. И не хотела отвечать на наши вопросы.

Но потом мы попросили Бьёрна и Мэлвина привести своих котят — единственных представителей этой славной кошачьей породы, которых Арн не забрал с собой в поход.

Но это для нас они были славными котятами. В здоровенных как плошки, насмерть перепуганных глазах повитухи они были те, кто на самом деле. Кого мы отвыкли видеть в животных, с которыми росли с детства, бок о бок.

Снежные барсы Таарна. Величественные, огромные, опасные.

Даже в таком возрасте размером с хорошего телёнка. И клыки у каждого такие, что перекусят руку взрослому человеку, будто сухую веточку.

В общем, мы как следует вдохновили её на откровения.

— За что ты так не любишь моего мужа? — задала самый главный вопрос Мэй.

Я тоже не могла этого понять. С тех пор, как мой брат принял это бремя после смерти нашего отца, с тех пор, как стал «Вождём вождей» Таарна, у него не было ни дня покоя. Всё, ради чего он жил — это благо своего народа.

— Его многие не любят, — прошипела старуха. — Разуй уже глаза, чужестранка!

Это «чужестранка» она выплюнула с такой ненавистью, что мне захотелось извиниться перед Мэй. Она уже столько лет живёт в нашей стране, подарила Таарну троих чудесных сыновей, будущих воинов и защитников, но кажется, кто-то до сих пор не может простить ей акцент и непривычный цвет глаз. Интересно, как часто она чувствовала здесь себя чужой? Ведь она бросила всю свою прошлую жизнь и без колебаний променяла её на моего брата.

Наверное, ей неприятно сейчас, когда вот так в глаза ей заявляют, что она здесь чужая и своей никогда не станет.

С тревогой оглядываюсь на невестку — но Мэй, которая снаружи казалась всегда такой нежной и кроткой, внутри скрывает стальной стержень, она не раз это доказывала. Вот и сейчас даже бровью не повела.

— И за что же его не любят? — продолжила она методично выпытывать информацию, плавно укачивая сына на сгибе локтя.

Старуха замолчала и смотрела упёрто исподлобья.

Я заставила ножик совершить несколько неловких кульбитов в воздухе над её головой. В процессе пару раз чуть не уронила, правда. Но подопытной не обязательно знать, что это вышло случайно, потому что я еще не особенно контролировала непривычную магию.

Бабка вжала голову в плечи и глубже зарылась в спасительный кокон.

— За… за много что! Он… многие в деревне против его вечных идиотских нововведений! И не только в нашей деревне, повсюду в Таарне ропщут! Негоже так непочтительно относиться к священной старине!

Вот теперь я, кажется, начинала понимать.

Дело было не только в жене-чужестранке.

Арн был одним из немногих, кто побывал в Империи и вернулся оттуда без шор на глазах. Кто смог непредвзято посмотреть на иную культуру и иной народ. Переступить через разделявшие нас войны и кровь. Увидеть, что на самом деле не так уж сильно мы различаемся.

Их с Мэй любовь стала лишь следствием этого. Ниточкой, которая сначала соединила два любящих сердца — а потом стала прочной верёвкой, неразрывно связавшей судьбы наших двух народов, когда Арн решил сделать всё, чтобы между нами установился нерушимый мир.

Кажется, не всем в Таарне это было по душе.

Как и то, с какой решительностью мой брат боролся со старыми, отжившими своё традициями. Такими, как поединки за невест, при которых девушка становилась всего лишь трофеем победителя. Такими, как… запрет для друидов любить и заводить семью.

Такими, как ненавидеть Империю и считать её жителей исчадиями ада.

— Твой брат — никчёмный вождь, друидка! — зашипела старуха. — Мы были так близки к победе над проклятой Империей! А он остановил войну в шаге от неё! Не дал праведной каре небес обрушится на головы этим чудовищам!

— Они — не чудовища! — вырвалось у меня невольно.

Вспышками в памяти — образы и эмоции. Серебристый взгляд, ленивая улыбка, кошачья грация… прыжок через окровавленные стёкла чтобы спасти детей чужого тебе народа…

— Что ты понимаешь, дитя! — снисходительно протянула старуха, глядя на меня, как на душевнобольную. — От рук этих извергов у меня погибла вся семья! Муж! Двое сыновей! Разве ты, нерожавшая, можешь понять боль женщины, которая подарила жизнь, растила своих детей, чувствовала их радость и грусть, как свои, будто твои дети — это части твоего собственного тела… а потом их у тебя просто забрали⁈ И даже могилы не осталось, на которую можно было прийти?.. Одно только бескрайнее поле, на котором пали наши светлые мальчики, и мальчики твоей соседки, и твоей подруги, и в соседней деревне, и в другой, и половине из этих ребят ты помогала появиться на свет собственными руками, а теперь им не суждено никогда зачать собственных сыновей… нет, нет им прощенья! Пусть Империя горит в пекле!.

Она смотрела на нас поочерёдно полубезумными глазами. И слёзы катились у неё из глаз, стекали по морщинистому лицу.

У меня комок в горле застрял.

Мэй теснее прижала к себе сына.

— И всё, что мы могли, это отомстить за них! А твой брат… он отнял у нас победу. Отнял у нас право на месть! Но ничего. Скоро у нас будет другой вождь. Достойный! Правильный! Почитающий предков! Он поведет наш народ к заслуженной победе. И мы сполна отомстим за наших павших. Когда обратим их города в руины и посыпем солью их поля.

Я подошла к ней ближе и посмотрела прямо в прозрачно-голубые, выцветшие от слёз глаза.

— Бесконечное колесо мести и ненависти невозможно остановить. Мы будем мстить за своих. Они будут мстить за своих. И так до тех пор, пока кто-то из нас не погибнет. Или обе наши державы не окажутся обескровлены до такой степени, что падут жертвой соседей. Ты знаешь хоть что-нибудь о мире за пределами Таарна? Мой брат рассказывал мне. Ты знаешь, что Падишах Кеш-Анура только и ждёт, когда мы передушим друг друга в кровавой бойне, чтобы забрать обе наши обессиленные страны себе в рабство⁈

Она молчала и продолжала смотреть на меня так, будто это я — а не она была безумна.

— Да пойми же ты! — не сдавалась я. — Люди обычно смотрят не дальше собственных жизней и интересов своих семей. А хороший правитель обязан заглядывать за горизонт. На годы. На десятилетия. Даже на века вперёд! Арн именно такой. Поэтому и пытается избавляться от старых обычаев, которые тянут наш народ вниз. Поэтому и пытается заложить прочную основу для мира… чтобы никому больше не пришлось хоронить своих сыновей.

— На надо. — Проговорила Мэй. — Не трать слов. Ты же видишь. Она никогда не примет твою правду. Если бы она понимала хоть что-то из того, что ты говоришь, она бы не совершила то, что совершила.

Мы заперли повитуху в кладовой, поставили котят сторожить, а сами с Мэй до утра просидели в детской её сыновей.

Смотрели, как мальчишки спят.

Как тихо сопит, прижавшись к матери, младенец на руках Мэй. Она так и не смогла выпустить его из рук больше этой ночью.

Сами мы не могли сомкнуть глаз.

…На рассвете наши мужчины так и не вернулись.

Мэй стоит у окна и неотрывно смотрит, как светлеет небосвод, плавно покачивая малыша. А потом говорит задумчиво:

— Я понимаю, что ты ждёшь брата и так же волнуешься, как и я. Но ты не представляешь, что такое ждать мужчину, без которого уже просто не можешь ни жить, ни дышать.

Горько усмехаюсь:

— Представляю. Потому что мой мужчина ушёл вместе с ним.

Мэй отворачивается от окна и смотрит на меня в полном шоке. И вижу, что наконец-то понимает. То, что и мой брат понял бы уже очень давно, если бы на него не навалилось столько событий разом.

— Ив, твой кот… но как же?..

— Не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чём.

— Арн знает?

Качаю головой.

— Нет. И надеюсь, не узнает. Потому что считает его нашим врагом. Думает, что он как вражеский лазутчик пробрался в нашу страну, чтобы совершить что-то недоброе. Я боюсь того, что может случиться, если истина откроется. И ты — не выдавай меня, пожалуйста!